Точно помню, что это было весной. Был разлив и толстенький автобус по километровой, скрытой разливом дамбе, медленно ехал от вокзала до города по воде, аки посуху.
Сначала мы жили у маминой сестры, где два фронтовика познакомились и весело проводили вечера, вспоминая за бутылочкой московской недавние битвы. Я же со своим младшим братишкой Сашей и двоюродным Геной тоже не скучали, втихаря отведывая из отцовских рюмочек капли и устраивая под столом кучи-малы.
Потом мои родители сняли комнату в частном домике у тёти Раи, на Лушниковке, где моего 2-х годовалого брата научили нюхать цветы «анютины глазки» с непременным заведением рук за спину. Во дворе дома росли обалденные, выше нашего, естественно роста, лопухи, в которых мы прятались и во что только не играли с соседской девочкой, эх, забыл её имя.
Чуть позже, я разведал дорогу к центру маленького городка. Дорога эта занимала не более пяти минут. Самым привлекательным местом в центре города был старый городской сад. А в этом саду более всего нас притягивал кинотеатр, куда я часто ходил, не отпуская ручонку доверенного мне младшего брата.
Старенький кинотеатр был построен на остатках, какого-то разбомбленного в годы войны строения, как и многие дома в Острогожске. На сохранившихся фрагментах стен и сегодня видны выбоины от осколков и снарядов. Это в больших городах архитекторы косметологи, замаскировали следы истории.
Летний кинотеатр, был самый любимый острогожскими детьми, потому, что в нём показывали мультики. Первый цветной мультик, который я в нём увидел, был мультик «Белоснежка и семь гномов». Это был трофейный мультик, как я позже узнал. Его смотрели, в перерывах между боёв, немецкие солдаты, которые в большинстве были всё же, только чуть постарше нас, (только детям можно втюрить мысль, что они должны погибнуть за идею, какого-нибудь шизофреника).
Детей было после войны очень много и кинотеатр, был всегда набит до отказа. Самыми лучшими считались места на первом ряду. Мне такое место досталось только однажды.
Помню, перед началом фильма, сильно захотелось писять, но если бы я только приподнялся над своим местом, оно тут же было бы занято. Поэтому, я с чувством огромного стыда и страха, мне было уже больше пяти лет, вспомнил молодость и медленно и незаметно спустил в штаны.
Когда в зале не оставалось даже стоячих мест, мы заходили за экран и смотрели фильм с обратной стороны. Ну и что, что герой держал ложку левой, а вилку правой рукой. Мы сидели прямо на сцене, а можно было и лежать. Самое классное, что экран был ещё ближе, чем от первого ряда.
Самыми последними в зал заходили те у кого не было денег на билет. Это были, либо сироты, либо дети из многодетных семей. Бывалые пацаны рассказывали, что не обязательно иметь целый билет. Ценность имеет лишь та часть его, на которой написано слово «контроль». И поэтому перед сеансом, в свалке перед кинотеатром, ватага ребятишек перебирала кучи мусора, выискивая голубые бумажки с заветным словом «контроль».
Но контролёр тётя Оля, маленькая, черноволосая, полноватая женщина, (мы все отлично знали её имя) после того, как толпа имеющих официальные билеты зрителей исчезала в темнеющем чреве огромного зала, оглянувшись по сторонам пропускала всех «жуликов» с протянутыми синими обрывками билетов. Редко у кого была бумажка со словом «контроль», и в глазах смотрящих на тётю Олю теплилась надежда, что обман не будет замечен. Надежды оправдывались на сто процентов.
И мне приходилось прибегать к этим уловкам.
Шли годы. Я узнал позже, что тётя Оля была одинока, как и большинство женщин её возраста, чьи мужья или потенциальные женихи сгинули в пекле чудовищной бойни.
Как-то я узнал, что умерла и тётя Оля.
.