Всё это, в общем, не так безобидно - ещё неизвестно какое продолжение будет иметь история почти забытого падения – привет вам, скатерть, колени и ковёр, вы теперь части одного государства, объединённого очертаниями дымящегося кофейного пятна! Середина, впрочем, уже исчезла, пятно поспешно (но безуспешно) промокают салфеткой и сетуют на чью-то скаредность (ах, эти старые сервизы!)
В гостях у знакомых мне несколько раз попадалась одна и та же рюмка. Огранщик когда-то слишком усердствовал, вырезая на пузатенькой поверхности бокала узор, стараясь сделать его как можно более рельефным. Красота вышла боком, боком с маленькой дырочкой в одном из лучей хрустального орнамента. Сквозь этот продырявленный луч по моим пальцам бежало вино (всегда красное) и капало на платье. Замечала не я, замечали те, кто напротив. Жаль, что моим визави не был барон Мюнхгаузен, очень кстати была бы его ободряющая бравада «вино льётся к счастью, а насчёт платья - не огорчайся». Никто кроме барона не смог бы с таким изяществом и бесшабашностью плеснуть вином себе на кружевной воротник, разложенный по плечам – из вечного желания обернуть ситуацию другой, очень соблазнительной, но несуществующей стороной (простите, Олег Иванович!)
Но дело не в разлитом вине, не в испорченном платье, и даже не в погибшей чашке с ушастыми фиалками.
Изобретательные китайцы сразу после росписи и обжига намеренно и умело превращали тончайшие сосуды в груду осколков, на каждом – намёк на бывшее великолепие: фрагменты орнамента, неопределимые части драконьего тела в ажурной чешуе, пейзаж, едва намеченный призрачно-голубым кобальтом, часть красного иероглифа, всё ещё сообщающего нечто, но уже как будто недоговаривая, умолкая на полуслове.
Тот уникальный случай, когда катастрофа спланирована, но разрушение – случившись!- обращено вспять: осколки соединяются мастикой, подгоняются один к одному, следуя линиям и форме. Трещины не только не маскируются – они подчёркиваются цветом, как бы присваивая всему изделию биографию, гораздо более длинную и затейливую, чем настоящая.
В этом есть какое-то шарлатанство, замешанное на восточной хитрости (или мудрости. Кто-нибудь знает разницу?) и даже попытка обмануть время.
Но если вдуматься – каждое следующее падение собранной чашки ведёт к возрастанию её цены, потому что чем мельче фрагменты – тем драгоценней сосуд. Чем не логика - разбить заранее, чтобы потом не жалеть! А отказ от изначальной целостности можно истолковывать как неприятие максимализма или как проявление максимализма другого вида – крайней степени смирения, а может и наоборот – тайной человеческой гордыни, которая, впрочем, часто и есть обратная сторона смирения.
В этих играх с битой посудой труднее всего договориться с собой. Китайская философия не каждому по карману и не для всех органична, а бытовой обман (каким бы клеем он не пользовался) – чаще всего ничего не сохраняет - ни чашки, ни скатерти, ни платья, ни ковра с очертаниями небольшого кофейного государства (от ножки стула до угла шкафа), ни отношений.