В последние дни, все чаще, мысли мои занимает личность весьма не заурядная, более того невероятно яркая и высокая. Именно высокая.
Из всех эпитетов, касающихся поэтов, Марина Цветаева предпочитала - применительно к себе – один: «высокий». «Высота», «чистота» - слова из любимого ею ряда. Высота- это совесть. Чистота сгорания - это по её словам единственная характеристика бытия поэта, единственный способ его жить и дышать. А еще высота служения поэзии – единственный признак существования.
Она будто находится сейчас совсем рядом и наблюдает за бренностью жизни сегодняшней. Эта женщина с фигурой египетского мальчика – широкоплеча, узкобедра, тонка в талии. Стоит лишь однажды скользнуть взглядом по нескольким строкам её стихотворений, как вы ощущаете на себе взгляд её живых, немеркнущих светлых глаз – зеленых, цвета винограда. Вы будто бы совсем отчетливо видите черты её. Они точны и четки, никакой расплывчатости: нос, тонкий у переносицы, строго ограниченный невидимой линией рот, кажущийся мягким, две вертикальные бороздки, разделяющие русые брови.
Вот она сидит за столом, лбом упираясь в ладонь и запустив пальцы в рано начавшие седеть волосы. Она сосредоточена на рукописи. Все, что не рукопись - отвергается в эту минуту, к этому она глуха и слепа. Сухие маленькие пальцы сжимают простую деревянную ручку с тонким пером (она никогда не пользовалась самопишущими ручками). Временами она прикуривает от огонька зажигалки, делает глоток черного кофе. В тетрадь одна за одной ложатся ритмичные рифмованные строки:
«Золото моих волос
Тихо переходит в седость.
- Не жалейте! Все сбылось,
Все в груди слилось и спелось.
Спелось – как вся даль слилась
В стонущей трубе окраины.
Господи! Душа сбылась:
Умысел твой самый тайный.
Несгорающую соль
Дум моих – ужели пепел
Фениксов отдам за смоль
Временных великолепий? …»
15 марта 2009
