Белесых миражей мятежную стремнину
Я вижу, прислонясь к оконному стеклу.
Метель из белых струй сплетает паутину
И снежный хоровод заводит, как юлу.
Сокрыла ночи муть овраги и траншеи,
Аукает зима, и ни души вокруг,
Лишь лошади бегут, кольцом сгибая шеи,
И медленнее все за кругом вяжут круг.
Лес, поле, снова лес, заснеженные кроны,
Стволы столетних лип встают из тьмы ночной,
Куст под уздцы, как тать, хватает коренного,
Ныряет пень, как волк, под брюхо пристяжной.
Шарахнут кони в бок, тревожным вспрыснув храпом,
Повиснет на ушах коренника хомут,
Промахиваясь, ель когтистой чиркнет лапой
По расписным саням и скроется во тьму.
Уж не поет ямщик, как вихрь, мелькают думы,
Снег комьями летит из-под копыт в лицо,
Безумен он, и ночь, и лошади безумны –
Змеей перед прыжком замкнулся путь в кольцо.
Голосит, что есть сил, рыдает, что есть мочи,
Сбиваясь на набат, бубенчик под дугой.
И верится: вот-вот, как дар безумной ночи,
Им попадется знак дороги столбовой.
Кружит, пылит метель. Кокетливо, игриво,
Снег сыплет от щедрот на потный конский круп,
Вплетает жемчуга в разметанные гривы
И руки отогреть стремится под тулуп.
Вдруг стала холодна добротная овчина,
Пахнул колючий снег далекою весной,
Объятья распахнул овраг гостеприимно,
Где и обрел ямщик навечно свой покой.
1998 г.