Уважаемые читатели!
В общении друг с другом мы порой используем различные образные выражения и имена нарицательные, принадлежащие как реально существовавшим людям, так и вымышленным героям или злодеям.
Мужчин, которые склонны проявлять повышенный интерес к женщинам, часто называют - Казанова или Дон-Жуан, хотя, возможно, не все знают, или не задумываются над тем, что Казанова - это совершенно конкретный человек, современник Вольтера и Екатерины Второй. Дон-Жуан же (дон Хуан, дон Гуан) - вымышленный, неоднозначный образ, создававшийся воображением поэтов на протяжении столетий, хотя изначально прообразом для этого литературного героя послужил все-таки реальный человек - испанский дворянин, живший в XIV веке.
Но основное отличие этих двух персонажей не только, и не столько, в этом!
Казанова преподносится порой как некий романтический герой-любовник, вступавший с женщинами в близкие отношения, не затрагивая их чувств, не раня им душу любовью и, тем самым, не делая зла, а дававший им возможность реализовать себя в интимном плане и получать от этого только радость.
На этот счет есть соответствующие исследования, в частности, уважаемого мной, одного из самых добросовестных и скрупулезных писателей - Стефана Цвейга.
Ознакомившись с первоисточником, мемуарами Казановы «История моей жизни», я не увидел в нем положительного героя: любовника, окрыленного светлыми, романтическими чувствами и отличающегося благородством на любовном «фронте», да и в жизни вообще. У меня он не вызвал уважения, и уж тем более восхищения, ни как «покоритель» определенного количества женщин, ни как поклонник женской красоты и обаяния, ни как поэт, писавший стихотворные любовные послания, ни в каком другом качестве.
Если дополнить уважаемого писателя, то можно заметить, что женщины получали от общения с Казановой не только радость удовлетворения полового инстинкта, но и весьма серьезные неприятности.
Поэтому для меня образ Казановы - однозначно отрицательный. Может быть, и не только для меня? Но я никогда не слышал, чтобы человека, который видел в женщине только объект удовлетворения похоти, часто в извращенной, циничной форме, да еще болтающего о своих «победах» напропалую, отождествляли с Казановой. И вызывает недоумение, когда порой Казановой называют не подлецов и злостных развратников, а тех, кто пытается настойчиво ухаживать за женщиной, в чем нет большого греха, особенно если это не отвергается самой женщиной или сопровождается взаимностью с ее стороны.
Дон-Жуан же представлен в сочинениях поэтов и в исследованиях С.Цвейга как отрицательный герой - любитель чувственных наслаждений. Тирсо де Молина назвал его «севильским озорником» (севильским обольстителем), но в отдельных эпизодах приписал ему не озорство, а подлость - склонение женщины к близости обещанием жениться. Другой, уже российский поэт, утверждал, что Дон-Жуан, одаривая женщин любовью (чего они желали, хотя и знали его репутацию), мстил им таким образом?!? /Когда б так все друг другу мстили, Веками б люди в мире жили/.
Однако на фоне нравов прошлых времен (веков), описанных в сочинениях авторитетных литераторов и историков, я не нашел в Дон-Жуане таких качеств, которые бы резко отличали его в худшую сторону от других мужских образов (реальных и вымышленных), делали бы заклятым врагом женщин, губителем их сердец до такой степени, что именно его имя стало нарицательным. И что же тут плохого, если в отличие от Казановы женщины после общения с Жуаном испытывали не только положительные впечатления от физической близости, но и любовные чувства, которые жили в их сердцах порой всю жизнь, заставляли переживать эту любовь долгие годы, согреваться воспоминанием о ней...
В связи с этим хочется привести слова средневекового поэта-драматурга :
«Кто испытал любовь хоть раз, Всю жизнь сокровищем владеет, Того воспоминанья греют, Хотя бы жар любви погас!»
Мне представляется, что все-таки наиболее интересен образ Дон-Жуана, созданный Байроном, и думаю, что его герой может вызывать симпатии читателей (почитайте и решите сами).
Однако мне не хотелось бы сравнивать Дон-Жуана различных авторов и тем более самих авторов, предполагая, что в своих героев они вкладывали частицу себя, через них, их слова и поступки, возможно, выражали свое отношение к жизни и к женщине в частности.
Рассуждая над этим, я решил поделиться с Вами своим видением образа Дон-Жуана, попробовать в какой-то степени реабилитировать его, преодолеть традиционное отрицательное мнение о нем.
Насколько мне это удалось, судить Вам, уважаемые читатели...
Дон-Жуан в романтическом флере
В мировой литературе не так уж много персонажей, которые, утратив национальный колорит, перешли в разряд имен нарицательных: это, прежде всего, шекспировские Отелло и король Лир, Дон Кихот Сервантеса, Скупой Мольера, бальзаковский Гобсек, барон Мюнхаузен Распе, гоголевский Хлестаков, Иудушка Головлев Салтыкова-Щедрина... Каждый из этих героев несет в себе особый художественно - понятийный смысл, выходящий за рамки представлений об эпохе или стране, в которых они родились, и заключается в терминологически однозначном их восприятии (один - ревнивец, другой - лгунишка, третий - безумец, четвертый - предатель и т.д.).
В этом далеко не полном перечне не последнее место занимают два, казалось бы, идентичных по своим нравственным характеристикам героя: Дон Жуан и Казанова. И дело не в том, что в сознании читателя оба ассоциируются с типом людей, смысл жизни которых сводится к любовным похождениям и интригам на этой почве. И даже не в том, что оба — реально существовавшие люди, затем перекочевавшие в легенды и художественные произведения (Дон Жуан - придворный кастильского короля Педро Жестокого Дон Хуан Те-норио, XIV в.; Казанова — итальянский авантюрист XVIII в. Джованни Джакомо де Сенгальт). Скорее, важно то, что они оба стали именами нарицательными, а это уже означает, что определенная разница между ними есть, иначе зачем истории такое нелепое запараллеливание?
Выяснить, в чем эта разница, - такую задачу поставил перед собой автор поэтического сборника «Жуаниана» Андрей Державный. Задачу, прямо скажем, непростую, поскольку тот же Дон Жуан неоднократно становился героем произведений таких гигантов изящной словестности, как Тирсо де Молина, Мольер, А.К.Толстой, Мюссе, Блок. Соревноваться с ними - все равно что, по словам Маяковского, «срываться, ревнуя к Копернику, его, а не мужа Мариванны. Считая своим соперником.» Но это и есть настоящий удел художника - отталкиваясь от авторитетных мнений, идти своим путем. И выигрывать.
Поэма о Дон Жуане открывается сном поэта: герой опечален тем, что в веках о нем осталась совсем не та память, на которую он мог бы претендовать.
«Я дам любил и горд признаться Не по законам прагматизма — За титул или же богатство, А окрыленный романтизмом».
Благородный по натуре, Жуан не может понять, почему его отождествляют с Казановой, который соблазнял женщин «для счета, озорства и смеха»:
«Теории развратные дела.
Но на него не держат зла???»
Сон поэта продолжается, и перед его взором проплывают картины из жизни его героя, убеждающие читателя в том, что Дон Жуан действительно способен нежно любить, готов на подвиг ради возлюбленной, а если он не встретил своей единственной Дульсинеи Тобосской, так это его беда. А не вина.
Может быть главная удача А.Державного в этой поэме - трогательные женские образы, не похожие один на другой: вот бежит на последнее свидание с Жуаном дочь отставного мушкетера Рене Жанна, благословленная на это отцом; вот печальная, увядающая от чахотки казачка Оксана передает ему отцовский нательный крест; вот красавица – грузинка Натия, спасенная Жуаном из турецкого плена, спасает его самого, когда шторм прибивает их утлое суденышко к берегам Колхиды...
Везде, в любой ситуации, по сюжету и авторскому отношению, Жуан вызывает читательские симпатии, а неподдельный юмор, пронизывающий всю поэму, придает ей особую пикантность и ту самую «щепотку соли», которой так очевидно не хватает современной (зачастую назидательной) поэзии:
«Зачем трудиться над созданьем чтива — Стихов на производственную тему, Иль криминальных детективов, Иль ради политических идей «Глаголом жечь сердца людей»?»
Сон поэта про Дон Жуана оказывается «в.руку»: герой реабилитирован и заслужил признание как явление неординарное и вызывающее уважение.
Л что же Казанова?
«Бездушный эротический игрок Был в аморальности беспечен И получил заслуженный урок От окружавших его женщин».
Выставляя напоказ свои победы, Казанова еще и этим отличается от Дон Жуана, который женщин «соблазнял, но не бесчестил».
К безусловным достоинствам книги следует отнести и некий надлитературный ее пласт: в главах «Жуанианы», посвященных пребыванию героя в Польше, на Украине и в Грузии, поэт изнутри, подспудно дает читателю понять, что бывшие «братские» республики не могут, и не должны жить во вражде друг с другом. Так звучало когда-то «золотое слово Святослава» об объединении Руси в «Слове о полку Игореве» - очень своевременное слово.
Явный, но вполне исправимый недостаток книги - шероховатости в системе стихосложения, перебивки ритмики, неточные рифмы. Это, конечно, кропотливый труд, зато когда найдешь единственное, незаменимое слово, сразу видно, «как испепеляющее слов этих жжение рядом с тлением слова - сырца».
Итак, в чем же, по мысли А.Державного, главное семантическое различие двух легендарных персонажей, объединен-ных в человеческом сознании одним понятием-«собла;шитель женщин», «бонвитан»? Оно кроется во взаимоисключающих друг друга определениях - романтики, то есть такого типа поведения, в котором содержатся идеи и чувства, эмоционально возвышающие человека, и цинизма как отсутствия стыдливости, приличий и уважения к себе и другим.
Марина Степанова, критик, член Международного Сообщества писательских союзов, кандидат педагогических наук, действительный член Академии творческой педагогики
* * *
ЕСТЬ МНЕНИЕ!
Перед нами новая книга поэзии Андрея Державного «Жу-аниана», включающая в себя уже известные и полюбившиеся читателю произведения, а также ряд новых стихотворений, созданных автором в последнее время.
Знакомство со стихами Андрея Державного дает основание с удовлетворением отметить, что в отличие от многих современных поэтов и прозаиков, он принадлежит к той категории русских литераторов, которые в своем творчестве глубоко сопереживают судьбе Отчизны, страданиям и душевным порывам мыслящего и мятущегося человека, ищущего правду, способного на героизм и борющегося с несправедливостью и жестокостью окружающего мира.
С самого начала творчества А.Державный заявил себя как представитель поэзии философской, в которой мысль, при всей ее обобщенности, говоря словами И.С.Тургенева, «никогда не является читателю нагою и отвлеченною, но всегда сливается с образом, взятым из мира души или природы, проникается им, и сама его проникает нераздельно и неразрывно». Автор, безусловно, овладел достижениями философской и поэтической мысли своих предшественников и современников, но в его творчестве не следует искать стихотворного переложения философских тезисов, почерпнутых у того или иного мыслителя. Он дал собственное художественное решение философских проблем жизни, ее течения во времени и места человека в нем. Особенность творчества А.Державного в том, что достигаются эти цели посредством мастерского использования тонкой иронии, юмора, сарказма, подчас гротеска, глубокой метафоричности. Не переставая быть поэтом мысли, он настойчиво ищет пути выражения чувств, переживаний и настроений - в многообразии их проявлений, в неповторимом и таинственном движении. В его стихах грусть перерастает в страдание, радость разрешается восторгом, влечение, таящееся в недрах души, прорывается взрывом страсти, любовь из светлого чувства превращается в «поединок роковой», оставаясь при этом бесконечно прекрасной, завораживающей, открывающей целый мир.
Особенно хочется отметить новизну используемой А.Державным формы исторического повествования, где автор устраняет дистанцию между прошлым и переживаемым им настоящим и вводит в произведения себя и как повествователя, созерцающего многочисленные и разнообразные исторические сюжеты, и как персонаж, переживающий нелегкую судьбу своего поколения. Изображение А. Державным Истории как совокупности частных историй, судеб, переплетенных между собой во времени и пространстве, полностью соответствует теориям современных философских школ, реабилитировавших историзм как необходимую психологическую установку, способную компенсировать антиисторичность современного социального сознания. Историзм, т.е. культура историографического изображения собственной и чужой идентичности, все более становится составной частью современных культурных процессов, ибо, как подчеркивает известный немецкий философ Герман Люббе, «субъект обретает свою неповторимую идентичность среди себе подобных, через истории, и доступ к идентичности открывается через истории».
А. Державный тонко почувствовал дефицит историзма в современной жизни и пытается сегодня, когда культурная, психическая, ментальная травма от потери привычной самоидентичности побуждает к изучению истории, своим творчеством способствовать этому жизненно важному процессу.
В этом смысле особое место в творчестве А. Державного занимает поэма «Жуаниана». Как известно, миф о Дон-Жуане давно занимает умы литераторов и будоражит чувс тва читателей. Литературно этот миф оформился в 17-ом веке (Тирсо де Молина в 1630 г. опубликовал свою драму «Севиль-ский озорник») и свидетельствовал об окончательной эмансипации в Европе телесно-чувственного компонента, что и составило архетипическое ядро мифа. Именно в эпоху барокко основной темой мифа становятся чувственность, тело, плоть и кровь. Эта тема прослеживается и в комедии Мольера (1665 г.), и в прекрасной опере Моцарта на либретто Да Понте (1787 г.). Вместе с тем, именно эта опера положила начало трансформации в XIX веке образа Дон - Жуана в романтический, обращенный к поиску души, духовного начала.
В русскую литературу Дон Жуана ввел своей маленькой трагедией «Каменный гость» А.С.Пушкин в 1830 году. Произведение, в котором Смерть так или иначе является главным действующим лицом, стало ядром-идеалом для целого поколения русских писателей. Имею ввиду А.К.Толстого и его поэму «Дон Жуан» (1860), пьесы «Дон-Жуан» А.Н. Мордвин-Щодро и «Севильский соблазнитель» А.Н. Бежецкого (1896), драму Б.К. Зайцева (1924), «Шаги командора» А.А. Блока (1910) и др.
А. Державный категорически отверг использование образа Дон -Жуана как холодного, бесчувственного распутника, расчетливого циника, безжалостного развратника, рассматривающего женщину в качестве неодушевленного источника наслаждений. Именно этот образ был укоренен в претендующих на утонченность Франции, Италии, Испании и отчасти перенесен в русскую литературу. Здесь Дон-Жуан не влюбленный рыцарь, а издевающийся обольститель, обманщик женщин. Для такого Дон - Жуана, как отмечал великий немецкий писатель Гофман, «наслаждение женщиной сделалось уже не утолением его души, а дерзким издевательством над Природой и над Богом». Напротив, Дон-Жуан А.Державного - глубоко романтический образ, образ искателя приклю чений, благородного рыцаря, чувственного, ищущего любви и благодарного за любовь, верного дружбе, мужскому слову, готового рисковать жизнью ради любви и дружбы. Трактовка образа даже предполагает русский архетип Дон-Жуана и в этом смысле в чем-то перекликается с трактовкой Н.А. Гумилева в «Дон Жуане в Египте» (1912).
Поэзия А.Державного не только познавательна и глубоко исторична, но и в высшей степени афористична. При этом автору удалось преобразовать архаику афоризма как безапелляционного вывода и априорного наставления. Его афоризмы - не поучительные «крылатые» банальности, не псевдоученые софизмы, имитирующие мудрость, а живые, красочные портреты мыслей и наблюдений - тонких, неожиданных, впечатляющих. Афоризмы зарифмовываются в грубовато-изящные сентенции, разрастаются в гротескные медитативные монологи. И в них отчетливо видно, насколько автор честен, совестлив и ироничен. Ему ясно, что жизнь распадается, если нет идеи, но всякая идея со временем вырождается, и наступает время, когда защитить ее может только смех. Ведь слово так же весомо и действенно, как дело.
Мысли А.Державного - это не досужие рассуждения стороннего наблюдателя, которого жизнь обошла стороной. Это мысли человека, на глазах которого кристаллизовался мир и который вместе с людьми пережил кризисы и катастрофы, видел мужество и трусость, отвагу и предательство, любовь и ненависть, трагедию и фарс. И автору удалось отразить свое отношение как к этим явлениям и качествам, так и к их носителям, отчасти назвав их и классифицировав, подобно тому, как Данте создал для своих врагов ад - конкретный, четкий и систематичный. «Мысли проникают в голову изнутри», — иронично заметил Станислав Ежи Лец, и творчество А. Державного замечательно подтверждает это.
ВИКТОР ХАРИТОНОВ
МЫСЛЬ, ИСПОЛНЯЮЩАЯ ПИРУЕТ...
Современный русскоязычный читатель, переживший в последние годы не только текстуальную оргию, но и посттекстуальную депрессию и даже информационный невроз, вызванные обилием изданных в последний период старых и новых, оригинальных и переводных текстов, остро нуждается не просто в тексте, но в интимном, задушевном, неторопливом общении с его автором. Именно такую возможность предоставляет нам «Жуаниана» Андрея Державного.
В книге много мыслей, выраженных в парадоксальной, неожиданной, образной форме, говоря словами Жориса де Брюйона, «мыслей, исполняющих пируэт». Здесь есть слова, заставляющие задуматься, есть фразы, заставляющие улыбнуться. Но самые лучшие - те, в которых улыбку и мысль нельзя разделить. А именно такие и составляют, как известно, особый жанр мировой литературы - афоризмы. Уверен, что в случае массового издания произведения мы станем свидетелями широкого распространения в русскоязычной среде живых и сочных афоризмов Державного.
В «Жуаниане» жизнь постигается в ее сущностном проявлении, как это свойственно истинно художественному произведению. Вместе с тем противоречия и контрасты действительности предстают в особом свете, отраженные системой гиперболических зеркал: забавные, смешные, трагикомические. Воистину прав был В. Белинский, считая способность к постижению комического вершиной эстетического образования. Ведь юмор, пусть и искрометный, не исчерпывается ни видами комического, ни остроумием. Отличие высокого юмора от собственно смешного в том, что в высоком юморе комическое проникнуто сложной гаммой эмоций...
«Жуаниана» - произведение многослойное, предполагающее несколько уровней восприятия. При каждом знакомстве с текстом читателю открываются все новые, разнообразные грани авторского замысла. Книга требует вдумчивого чтения, и в таком случае подлинно любознательного читателя ждут многие открытия и радость сопричастности авторскому видению мира.
Автор «Жуанианы» проявляет глубокий интерес к историческому прошлому, свою реалистическую требовательность, заботу о надежности, достоверности исторического материала, внимание к широкой картине жизни былых времен, а не только к иронично-юмористическому развертыванию фабулы произведения. Как писал Проспер Мериме, «из анекдотов предпочитаю такие, в которых, как мне подсказывает воображение, я нахожу правдивую картину нравов и характеров данной эпохи». В этом смысле «Жуаниана» предоставляет читателю широкие возможности...
ПРОФЕССОР А. ЧАЧИЯ