Маргарита Ротко / Написанные рецензии

http://www.grafomanam.net/poem/303666

Земля - туманно-сердцевидный шрам
на веке тьмы, танцующей без шара…
Бубенчиками в шраме дребезжат
велюровые веера пожаров -
в степях, без звезд усохшую траву
раздвинувших под ломтик звезд - на сере,
и в  душах тех, кто в небе, на плаву,
отстегивают весла "подмастерье"
и вяжут крылья - из дрожащих глаз
младенцами погибших лун, из пепла
тунгусской крови, павшей в первый раз
на клеверно-лавандовый молебен
земли, где из лаванд - одна тайга…

…как воск на крыльях плавится! - как вера
в "добраться к солнцу, в  выжженных стогах
добра змееподобных люциферов
целующему в лобик, - и вернуть
все поцелуи - крыльями и дрожью"…

Танцует тьма - без шара, как-нибудь.
Прокладывает млечные дорожки
мечтателям, мерцателям, живцам
для светоловли в тьме-гигантше… Камнем
прозрачным шрам холодное лицо,
медвежьими и звездными богами
рисованное,  - жжет. Земля печет,
во тьме танцуя, века боль и сырость…
И, словно красный ангел, за плечом
скулит щелочно Сириус-Осирис...

http://www.grafomanam.net/poem/303065

Ночь, как чулочек, свисает с чумазой ляжки
Южной медведицы, в челюстях сжавшей тайну:
нюхает воду святую в напольной чашке,
смотрит на запах и чёрной дырой болтает.

В чёрной мохнатой сумке оконной проймы
в светлых подмышках зданий сбривают души
тяжести боли о том, что опять не помер
в серой суме за плечами хирлявый грузчик,
камни носящий,
скелеты носящий,
память
бочками, как апельсины, на горбик шеи
лепящий башней…

…спальни берут губами
души за тёплые тушки и мягко женят –
пудрят кошмары общие звёздным тальком,
время в соломинках ртов превращают в льдинку…

Шторы, как привокзальные шарлатанки,
стенам в ладонях ищут судьбы картинки.

Под лепестками крекерной крошки смерти
раны от шорохов спальных шершаво лижут…

Как мы с тобой безоружны немилосердно!
Как нам с тобой надёжно, когда мы – ближе
к Южной Медведице, моющей лапы в нашем
«тшшшш…..» –
как в святой воде, затопившей холод…

…тихо бредёт рассвет, как слепой шарманщик.
Беглый трамвай поднимает, как жёлтый молот,
город на птиц, недошедших до гнёзд…
Мать неба
платье из ирисов солнечных (по Кар Ваю –
нежный рисунок)
накинула…

Спи, мой лебедь,
тайну любви в ключицу мне выдыхая…

28.09.2012

http://www.grafomanov.net/poems/view_poem/286045/

На сетях твоих - дикие тесные хмури-степи.
На губах твоих - дерзость горелая, яд и ладан....
Я когда-то вгрызалась в них, как земляничный стебель -
в бледно-лешую топь средь засохших грибов-мулатов.

А теперь - научилась кусать, - хоть отравно-кисло,
понарошно-подурошно, - но промываю - пеплом...
Или солнцем, съеженным, словно комок ириски -
черной-черной, как пятка сидящего в дурнях неба.

... ампутация крика - охапкой улыбок-ножниц...
...Амазонка света под кожей - вахтером рая...
Я в чужих постелях голос твой междувздошный
опесчаненным потом по пустошам натираю.

Набиваю подушки хлопьями пальцев певчих.
Замираю - норошкой, жар-вором, злоденком-злыдней
на канадских границах,
камчатских далях,
кончатских смерчах,
где чем глубже и тяжче - тем легче и безобидней.

... и сиреневый лотос похмельный - забыть и вспомнить..
... и ваниль клофелинных мурашек - по рекам дрожи...
И печаль - словно пугало-голем - на птичьем поле
потерялась в ямочке между улиток-рожек...

Мне б - зарыться - в колосья чужих сквозняков и таен!
Мне б - рвануть из фарфоровой жалости к той, что вышла
из заласканной кожи, звенящей медальной стаей
("За Терпение") - к псами зализанной русой крыше,
отразившейся в лужах...

А в лужах смеяться - сказка!
Ты же знаешь, что смех самый-самый - из слез и цинка?
Из цыпленка в ошпаренной жадностью желтой каске?
Из замученных пчел, на грозовой косынке
прикорнувших словами, которые в дождь не смогут
прорасти и упасть, заслоняя тебе белсветы...

Я в чужих позорах липким песчаным соком
вытираю с губ засохшее"Как-ты-где-ты"...

И ветра в рубашках хиханьки зажимают...
И вахтеры сердца тают в поющих смерчах...
В заоконной тьме - дрожащей кровавой марле -
замирают тени твоих путеводных женщин...

В петушином клекоте, в рае на бедрах ада,
в осовевшем тук-туке сил на сплошной конечной,
я уже не вижу, как девочек диких ладан
на губах твоих тает, печали-пушинки легче...

Генный синдром

http://www.grafomanov.net/poems/view_poem/103423/

Это – генный синдром – убегать, якорей поглубже,
от ракитных кустов – в мир Кусто и ракетных мэтров,
от избушек кривых до монбланов из бушьих тушек
вместо хвойных серёжек умытой луной Ай-Петри.

Внезаконный зверёк, беглый каторжник с потаскушки
накрывается китаянкой, а не китайкой,
и во сне заплетается, и говорит в подушку
то ли керчь, то ли речь про алкаческие я-майки,

про трусы-паруса – ассолированы Босфором,
спорно-нервным, как ударение в стайке камбал…
И рисует желтушечке больно над сердцем горы,
а она ему крысится: сплю, мол, окстись, не лапай…

С арматурой сарматит по дню и барбитуратит,
мрачно думает: «калька чифиря» и «вот бы кильки…»
обзывает зарплату в сердцах what-the-fuck-зряплатой,
покупает авиамарку и пишет в спилку

самых-самых-что-есть-пчеловодов, что «этим пчёлам
передайте посылку – я мог бы отрезать палец, –
не пропустят… bureaucracy… правда, не нашей школы –
человекоподобность тут, всё-таки, ueber alles».

А у нас – подколодные змеи по-волчьи-воют:
кожу – можно, но всё не содрать масс-пошив османский –
натянулся, как стяг, над беременностью пивною,
и просрочена лет так на вечность улыбка-маска.

Как их „гречка” сладка – солью губ и свинцом пощёчин,
и свинцовой примочкой – какие они „жалейки”!
Третий кочет зарезанный, утро ведь, третий кочет –
а они не пускают и гладят вовсю по шейке...

И порою так хочется – боже, прости за пошлость, –
опереточно мечемся, – генный синдром прислуги-
клоунка, – как вагон наркоты, подойти к таможне
и доверчиво ткнуться в носик щенистой суке.

первое выражение не перевожу (может, из-за него -в топку?)

bureaucracy - естественно, бюрокрптия

ueber alles - превыше всего (умлаута нет, но общепринятое лат-е написание за неимением оного)

попробуем скраешку....

Табуретка устанет шататься

http://www.grafomanov.net/poems/view_poem/287436/

Души, души!- быть вам сестрами,
Не любовницами - вам!
М. Цветаева

Табуретка качает верёвочки солнечных лампочек.
Табуретка ревнует к шатаниям судеб извилистых…
… как тебе там – теряться в домашних окоченных тапочках?
Как тебе там – конфетно? – в законной оспаленной сырости?

***

Души-души, быть сёстрами – остров недремлющих кукол,
сторожащих друг друга, как братья, по кругу качать
в живодёрной каморке «контактов», где чучело друга
недобитого смотрит сквозь лилии в детских плечах,
на которых Синай не взлетит каменеющей птицей
(из которых  – привычней? – шерр-барином шерри лакать?)

Плод забвения падает в царство адамоволицых
обезьянок, сидящих, зарывшись в игрушечный клад
(аж по яйца зарывшись – о, цирк, суеверы-кощеи!
Как живётся вот  так:  «осторожно», «зай-зай»,  – буквой зю?)

Плод забвения падает…. Руки – неймут… Древошее
смотрит тихое зеркало вслед островку-колесу,
на котором не мы обнимаем концерны закатов,
задирающих рты из консервных картинок женитьб…
Как тебе забывается – призрак со льдом пятикратным?
Как тебе  – заплетается? – речи соскученной нить?
Как тебе там бродяжится  – в возрасте триллеров «в дамки»,
под сорочьим гнездом с «милый-милый», в оффлайне сплошном?

… а мои небеса шебуршат непорочные панки
штата «Память», провинции Сёстр и Избавленных Жён….

Лишь картинка першит… да коньяк пахнет мышью и братством…
Да отчётливо видно, как в камере светоубийц
табуретка под ревностью кроткой устанет шататься
под верёвочным солнцем, стреляющим ворохом птиц…