Дорогой Виктор, здравствуйте!
Если Вы не против, то я смею надеяться услышать Ваше мнение о моём ст-ние.
Надеюсь, что это не займёт у Вас много времени и что Вам будет интересно
С уважением.
Наташе
-1-
И небо, ржавой синью исходя,
в надрывном звоне колокольцев слышит
плач изгнанного древнего вождя.
С. В.
В деревне каждая корова,
в туман вечерний уходя,
мычит протяжно и сурово,
напевом древнего вождя.
Касики тянутся покорно,
жуют отрыгнутое, но
созвездий крохотные зёрна
взойдут на небе всё равно.
Коровьи кости через землю
желтеют масками вождей.
И летним вечером я внемлю
индейской жалобе дождей.
Уснёт посёлок гарнизона,
и, колыбельную пропев,
шарахнет пламенем озона
июльский перуанский гнев.
В молочный сумрак вступят грозы,
ударят молнии в тайгу.
Вождей серебряные слёзы
споют о прошлом на бегу.
И станет травам не до смеха.
Протянет руки травостой
к индейской музыке Вальехо -
вселенской маске золотой.
И тот, кто жёг стихи в камине
парижский мёрзлых номеров,
не обойдёт строкой, не минет
глаза хабаровских коров.
-2-
Я умру сегодня. Да - сегодня.
И, за мною в комнату входя,
смерть моя как беженка и сводня
приведёт с собою дочь вождя.
Ляжем мы на красном покрывале,
и дождём накроемся потом.
Будешь ты смеяться - наеbали
мы старуху эту с дряблым ртом.
И меня целуя, дочка неба,
дочка кукурузы и дождей,
ты и смерть поймаешь в звёздный невод
звёздного бессмертия вождей.
Одесситка или перуанка -
мне-то, если честно, всё равно.
Гибель - это ночь и это пьянка,
это - кукурузное вино.
Мы напьёмся. Где-то там - в камине -
догорают нищие стихи.
По колено в перуанской глине
входят боги - страшно так тихи,
что почти уже не бьётся сердце.
Глина обволакивает нас.
Пахнет ночь чилийским красным перцем,
жгучими слезами наших глаз.
-3-
А тот, кто дольше всех молчал, сказал:
— Мой самый черный день
еще не минул.
С.В.
Обычный день, обыкновенный глянец
глубоких луж и полицейских блях.
Что пьём сегодня, смуглый иностранец,
на память о коротких наших днях?
Я выпью водки. Просто водки выпью.
Без водки жизнь – ни это и ни то.
Я пью за тех, кто прокричали выпью.
Кто укрывался ношеным пальто.
Кто видел, как повсюду ходят черти.
Кто так озяб, что жёг свои стихи.
Кто видел, что под маскою у смерти
её глаза индейские тихи.
Сейчас как хлынет! Небо, словно камень.
Но камень полный тёмною водой.
Потом возись с промокшими шнурками,
с простудой, осложнением, бедой.