Tур - 95: "Все взлетает Андреевский купол в закат" (конкурс завершен)

А хочешь - будем жить с тобой, как местные?
В согласии с капризами погодными,
в ладу с собой и с властью королевскою,
хорошими, большими - и свободными.
Здесь все мужчины кажутся достойными,
ты станешь им своим - с твоим-то именем,
здесь девочки красивые и стройные,
они ответят чувствами взаимными.
Я буду ждать тебя в квартире пафосной
напротив Круглой башни, что на Строгете,
и каждый раз встречать улыбкой радостной,
коль вдруг сомнёт тебя тоска по Родине.
Мы выпьем водки под закуски пресные
за твой успех и за мое терпение,
а в общем - будем жить с тобой, как местные -
в их языке нет будущего времени...

Музей Британский - гордость англичан,
Собрание немыслимых реликвий -
Розеттский мрамор отражает блики,
Монеты, стрелы, кожаный колчан.

В Афинском Парфеноне пустота -
Все статуи в означенном музее,
И мумии задумчиво стареют
Налево от охранного поста.

Гекубы выражая вещий сон,
На полке дремлет Портлендская ваза,
А Будда на туристов косит глазом
И что-то тоже выражает он.

Музей Британский сердцу и уму
Даёт урок полезный и занятный,
И даже вход, практически бесплатный,
Немало чести делает ему.

Полуразрушен Пантеон, солдаты - спали,
И лишь один кормил костёр свой захудалый,
Он словно жрец  бросал в огонь дрова, как жертвы,
И к милосердию взывал богов бессмертных.

И будто рябь прошла по выжженной планете –
Зашевелился, зароптал тревожно ветер,
Взмахнув рукой - взметнулось ввысь, опало пламя,
Раскрыв пороки человечьего бедлама.

Игрою бликов и теней – затанцевали
Фигуры граций, скрытых в каменной вуали.
И соблазнительных богинь гранит и мрамор
Очарование вернул былому храму.

Огонь лепил руками ветра стан девичий,
И мудрых муз, и грозных стражей-колесничих.
Они по куполу скакали, невесомы -
Скульптуры-призраки и статуи-фантомы.

…
Пропел петух над мрачным городом фальцетом,
И вновь разрушено занявшимся рассветом
Уже казалось возрождённое Величье…
С тех пор пошла гулять по Риму эта Притча.

Город плыл в снежнейше-белом-
ночи дивной - одеяньи.
И Нева чуть слышно пела
песню-сказку о свиданьи...
с морем. С Балтики - приветом -
ветер нежно гладил воду.
И стремился - безответно -
Ангел шпиля на свободу.

И влюблённых пар круженье
в тихом ритме белой ночи
двигало воображенье
в сказку, где уютно очень.
Исаакий, дом со львами -
Монферрановы творенья,
высоко - над головами -
Ангел... Жизнь и сновиденья,

явь и сказка - вместе были.
Град - вне времени земного.
Словно Боги здесь забыли
Вечность, чтоб увидеть снова
Петербург в снежнейше-белом-
ночи дивной - одеяньи.
Где Нева чуть слышно пела
песню-сказку о свиданьи...

(22.01.2012 г. в 20:15)

р.s.иллюстрация из интернета
http://s50.radikal.ru/i128/0909/4b/a6741addcd42.jpg

                                     «Нева не хочет быть Невой,
                                         Уж каламбур наскучил ей избитый,
                                         И плещется она волной сердитой,
                                         Когда ей пушки говорят: не вой!»
                                              Федор Сологуб «Недоразумение с Невою»

Шторкою дождя задёрнул ветер синеву,
Чудо-юдо – чёрный город погружён в Неву.
Гребни стали белым мелом, а гранит – гранат,
Как от гнева, побелела пенная волна.

Пей же, камень непослушный, краснотою губ
Юго-западный ослушник воет - Сологуб
Каламбурит - Где же кружка, невская вода?
Лишь полуденная пушка канонадой в даль…

Бьётся, бьётся звук о волны, с ветром - о дома,
Шпаги кончик оголённый - в неба закрома,
В тучах пишущим собором (шпилем, как пером):
«Чудо-юдо – чёрный город плавал топором...»

И стихии пьяный норов, и стихи творцов…
Дамба грудой луидоров, золотом венцов.
Как награбленное злато сложено на дне –
Для защиты Ленинграда
(Пётр "на коне").

Интеллект – страшная сила!
http://grafomanam.net/works/276121

А Вам, я смотрю, наплевать на гламур?
Небось, по-старинке: не в стрингах – в кальсонах?
Колбасит кислотка на дансингах дур,
А я просто млею под марш Мендельсона…
А мой интеллект?… Даже просят взаймы!
Романсы Спинозы близки, как ни странно…
И сыто рыгнув от поэз шаурмы,
Я к Вам заявлюсь обнажённой из ванны.*
Живой, во плоти, не спондеем с картин!
И Ваш трёхэтажный шалаш станет раем:
Портвейна на атлас плеснём – карта вин,
Пикассо и Генделя вслух почитаем…
У всех фалеристов** блестят Фаберже,
На яйца клеймо Карл поставил им лично…
«Горгиппские вести»***, дюрюм**** с бланманже -
Все так неизбито и так романтично...
_____________________________________
* - «Из ванны» картина П. Боннара
** - фалеристика – коллекционирование орденов, медалей, значков.
*** - Горгиппия – античный город на месте современной Анапы.
**** - дюрюм – кавказское блюдо из запеченого тёртого сулугуни с чесноком и зеленью,
завёрнутого в лаваш.  

Вы думали, что я в своей дали
Совсем уже на голову ослаб,
А я читал в газете про Дали,
И даже лично в Лувре видел баб,
Которые слыхали про Басё,
Который знал про Ге почти что всё,
Поскольку по соседству жил с Ель Греко,
Который знать не знал того Сенеку,
Который говорил, что знал Сократа,
Который лично клялся Гиппократу,
Что это он насочинял тома,
Которые издали все Дюма,
Включая того самого Ван Гога,
Который про Мольера знал немного,
Который был всегда Тагору рад
За то, что он простой Рабиндранат,
Хоть и читал трагедии Эсхила,
Который сам Гомера знал нехило,
Который среди греков был в законе,
Хоть и не знал о Франсуа Виньоне,
Который сильно уважал Омара,
Который к пиву шёл почти задаром,
О чём и Пушкин ведал и Бальзак,
Который пиво сам не пил никак,
А фирменный предпочитал коньяк.
Ч(...)удак!!

К нему напрашивалась я на интервью
Лет десять, а возможно, больше даже…
Сам Городецкий! Дезидерий! –  я не сплю? –
Сидел со мной за столиком в Пассаже

Мы пили кофе с ним не с самого утра –
Он с кем-то накануне там повздорил,
В кофейне встретились лишь к ночи, а луна
В тот вечер где-то пряталась за морем

Я долго платье выбирала, и нашла
Русалочье – чешуйки липли к телу –
Чтоб наблюдать за Д.В.Г. исподтишка,
Понятен ли намёк мой на «химеру»

В ответ на вызов этот странный он повёл
Туда, где спали чудища морские,
Где птичий царь терзал змею, но не орёл
Виновен будет в будущей кончине

На весь бедлам взирали жабы свысока,
Хвостами били рыбины немые,
Наездниц сбросить им хотелось, но пока
Увидеть бы! – Не видели поныне…

Небесным громом был разбужен осьминог,
Тритоны зашипели злобно как-то.
Очнулись змеи, извергая вод поток.
И дождь переключился на стаккато

Но, вот рассвет, свой первый лучик подослав,
Поправил томно ленточку  корсажа…
Сам Городецкий! Дезидерий Владислав! –
Сидел со мной за столиком Пассажа

10.06.2013

Д.В.Г. – Дезидерий Владислав Городецкий, талантливый архитектор и авантюрист в лучшем смысле этого слова,
автор «Дома с химерами» – самой загадочной и прекрасной постройки Киева

  
  
Запчасти космоса в кармане и на счастье
Бросать слова в замёрзшие фонтаны
Натягивая кованые снасти
На рыбьи пасти.

Театр зелёный спит под серым снегом
И смотрит сны из музыки вечерней
Я нахожу себя в твоём ряду
И возвращаюсь к чертежам ковчега
На рыбьих снах во льду
Я нахожусь на грани между или
Меж пальцев искры - замкнут на пределе
Мне голову когда-то починили
Недоглядели.

Спокойно освещён вечерний сад
Вот голова Гагарина немая
И два привратника с лопатами стоят
И чёртово смеётся колесо
Над нами.
  
  
  
  

Словно опята, растут дома,
Высь этажей устремляя в небо.
Город доволен собой весьма -
Гордо-кладбищенски, монументно.

Окна, квадратно топорща грудь,
Смотрят зеркально в пространства немочь
И отражают такую чудь -
Будто бы их малевал Малевич.

Трутся фундаменты о костяк -
Совесть зудит, не даёт покоя.
Что-то сложилось чуть-чуть не так,
Что-то в земле не совсем такое...

Маются груды домов-громад,
Веря в судьбу из последней силы.

...Если посеешь чёрный квадрат,
Микрорайоном взрастёт могила.

* Немчиновка - посёлок Подмосковья, в котором, на месте захоронения Казимира Малевича, выстроен жилой комплекс Новое Кунцево

У Свободы туман невесомым мехом
И уютная шаль зеленей волны.
О сверкающей меди былых доспехов
Океан навевает цветные сны.
Не плывут каравеллы и галеоны,
Скользким грузом лежат на заросшем дне,
Только факел горит золотой короной
Как фонарик за шторой в чужом окне.
Океан растворяет мечты и звезды,
Рассыпает чешуйки цветной слюды.
Пахнет рыбой дрожащий июльский воздух,
Пахнет яблоком спелым осенний дым.
У подножья горячая пенка  кофе,
Карамельных закатов густой сироп.
У Свободы классический римский профиль
И в соленых морщинках упрямый лоб.
Не поймать ни одной из ее улыбок,
Лишь улыбку свою увезти с собой.
Косяками туристов – летучей рыбой
Одаряет ее ледяной прибой.
А Манхэттен нахален, красив, настойчив,
Но Свободу не тянет в галдящий зной,
Только «Крайслера» елочный колокольчик
Все звенит и звенит за ее спиной.

Боголюбовский луг – звоном древних ветров
Всякий миг о минувшем поведать готов:
Как сразиться с врагом проскакал богатырь –
И покрыла цветок окровавленный пыль.

В половодье, на Красную Горку*, весной,
В Нерль и Клязьму вселяется дух водяной,
И попутчицы в старые русла спешат,
Заливая весь луг болтовней лягушат.

И по водам плывет белокаменный храм,
Прозорливыми зодчими посланный нам
Под приветствия племени черных ворон
Погребальной ладьей из тумана времен.

    *Красная горка — народный весенний праздник у восточных славян, известный с древнерусских времён. С распространением христианства был приурочен к первому воскресенью после Пасхи (так называемому Фомину воскресенью или Фомину дню) — первому дню Радоницкой недели.

Смотри,
              над Киевом мосты,
а по Днепру скользят их тени,
парят из недр земли мечты,
летящих кронами растений
по склонам в небо,
                          где кресты
золотоверхого Растрелли.

Летят над Киевом мосты,
а по Днепру шторма морские -
крыла распахнуто-святые
по склонам в небо,
                           где кресты
провозгласившей нас Софии.

Княжий град - Киев-столица,
запрокинутые лица
                             в небеса -
подслащённая водица,
                 разведённая слеза.

    
Она чужда сравнений в виде лести.
На ней – в достатке памятных следов.
Одна из удивительнейших лестниц
В одном из необычных городов.
Светлейший князь, чьё имя произносим,
Был выжигой в отечестве своём.
Но выстрелил мятежный броненосец,
И Мир пошёл совсем другим путём.
Да... Буря разразилась нешутейно,
Сменив уклад и нравственный настрой;
Воссоздана Сергеем Эйзенштейном
Мятущейся рассеянной толпой.
И Мир следит, притихнув виновато,
Дрожа слезой из-под припухших век,
Как по ступеням катится куда-то
Коляска, знаменующая век.

            

В очарованном царстве фонтанов
Тонет вилла упрямца Д'Эсте* -
И нисколько не кажется странным
Балерин водяных фуэте;

Говор капель интимен и нежен;
Струны струй – как хрустальный оркестр;
Ветерок шаловлив и небрежен –
Разливается нега окрест;

То павлиньим хвостом раскрываясь,
То, как лилии абрис, тонки,
Укрощённому руслу ** на зависть
Пляшут чистые воды реки;

От целебного воздуха пьян ты –
Тут от пиний*** курчава скала…
И рубиново светится Кьянти****
В тонкостенном убранстве стекла;

Чуть дрожащей ажурною тенью –
Переход из реальности в сон…
Ощущаешь текучесть мгновений -
И незыблемость прошлых времён…

* Член Папской курии, внук Александра 6-го Борджиа, кардинал Ипполит Д,Эсте
8 раз выставлял свою кандидатуру на должность Папы, за что и прозван «упрямцем».
Папой так и не стал. Зато получил в подарок от Папы действующего виллу и участок, в котором разбил парк, ныне признанный Юнеско лучшим частным парком Европы и выдающимся архитектурным ансамблем.

** По желанию Д,Эсте все фонтаны в его парке - это живая вода находящейся неподалеку реки, русло которой было изменено так, чтобы протекать через парк.

*** Пинии – римские сосны с круглой кроной.

**** Кьянти – красное сухое вино, одна из «визитных карточек» Италии

Фото автора

Там снег невероятен, здесь - лимоны,
на золотых висящие ветвях.
Рим в марте будто спит и видит, сонный,
сны про Москву, озябшую в снегах.

Кумкваты, розовым блестящие огнем,
деревья, полные листвы и апельсинов -
как будто здесь, в Москве, и мы чего-то ждем -
гостей из Рима и друзей старинных.

Нам отзвук круглой итальянской речи
родной, привычный для дыхания и слуха,
… Как хороша ты нынче, Беатриче!
как много говоришь, не говоря ни звука...

проходишь тенью мимо — и понятно
всё, что увидел ныне:
Форум, вечный город,
цветки мимозы - и цветок занятный
на старых жалюзи...
прозрачный римский холод
вечерний веет мартовской весной,
вполне московскою, её ночною стужей.
А завтра будет солнце! - город мой,
моя Москва, мой Рим,
как промежуток сужен,
как близко всё — твой Пётр, мой Кремль,
потуги Римом стать -
и никогда не стать им,
ему Москвой не стать — хотя б затем,
чтоб птиц кормить на площади стихами -
всех прежних вёсен, нынешней весны...

чтоб римскими каникулы прозвали
и в небе над Москвой,
в прорехах синевы
всё небо итальянское искали.

Итальянской культуры шедевр
На ладони лугов живописных
Украшает страну почти тысячу лет,  
Красотой восхищая туристов.

В глубине самых средних веков
Много зданий возвел знаменитых
Апеннинский народ, созидая легко.
Созерцаешь сейчас их огни ты.

Колокольню просила душа -
В ход пошли  мастерки и лопаты.
За сто лет  не достроили два этажа ,
Да и вышло слегка кривовато.

Высоко водрузившись на ней,
На вершине, отбросив сомненья,
Вниз тела разной массы бросал Галилей,
Изучая закон тяготенья.

Это чудо валилось на юг,
А эпохи друг друга сменяли,
Наконец, пожалев колокольню свою,
Итальянцы её подровняли.

…

Вот и наша с тобою любовь,
Без потерь пережив  день вчерашний,
Накренившись слегка, выпрямляется вновь,
Словно эта Пизанская башня.

В Тавриде, в городе Сугдее
Торговцы жили не злодеи,
Товары были отовсюду:
Везли красивую посуду,
Ткани - рулоны дорогие
Базары были неплохие.
Товары расходились быстро,
Сверкало золото игристо
И в сундуках от глаз скрывалось,
Но не всегда от бед спасалось.
А в башне на вершине скал,
Где люд не каждый там бывал,
Жила архонта дочь родная,
Краса, ну просто неземная:
Горда, умна и величава,
«Не ровня нам» молва шептала
И перед ней чело склоняла.
Когда ступала по земле,
Как будто плыла по реке.
Нежна, добра в душе была,
Любовь свою она ждала…
И сколько б лучший полководец
Руки и сердца не просил
Ответ лишь «Нет!» он  уносил.

Она ждала, храня надежду
И веру в чистую любовь,
Но в дверь постукал рок лишь злой.
Подруга, что была прислугой,
Сорвалась со скалы крутой,
Навеки обретя покой.
Грустила, плакала девица,
Она была ей, как сестрица,
Лишь ей одной все доверяла,
Мечты свои ей рассказала.
Теперь одна.… Лишь ветер знает,
Как сердце девичье страдает...
Она к могиле приходила
И с нею все же говорила,
Про боль, печаль, прося совета,
Но не дождаться ей ответа.
Но вот однажды, к ней придя,
Красавца видит, молодца.
Грусть на лице его лежит,
В глазах его слеза блестит,
А ветер кудри развевает
И жаром девушку пронзает.
«Кто ты такой? Откуда родом?»
Она спросила , но не строго,
Пропал куда-то гордый тон,
Запело сердце в унисон.
«Пастух, как видишь» он сказал,
«А здесь? Так девушку я знал.
Пришел проведать, поболтать
И о себе все рассказать».
Бежало время стороною,
Они стояли за стеною,
Где все равны перед собою –
Богач, бедняк, плебей иль знать,
Кто может сердцу приказать –
Молчать, когда оно поет,
Или стучать, когда уйдет.
Но глаз коварный углядел
И рассказать отцу сумел,
Что дочь связалась с пастухом
И для архонта словно ком,
Та новость к горлу подступила
И кровь к лицу его прилила.
Он приказал взять пастуха,
В колодец бросить удальца…
Дни проходили, сердце ныло
Оно о милом все тужило…
Куда пропал? Что с ним случилось?
И правда девушке открылась,
Она то - подкупом, то лаской
Узнала, жизнь не будет сказкой,
Беда пришла и в дом зашла
И ее сердце отняла.
Она милого все ж спасает,
Над телом в башенке рыдает,
Отец врывается туда
И видит, дочь его бледна-
«Врача скорей» - кричит «сюда!»
И все ж спасает молодца.

Но у архонта в сердце злоба,
Не будет зять его с народа,
Он вновь интригу затевает…
Дает заданье пастуху,
Чтоб отправлялся он к утру,
На корабле, в город Милет,
Чтоб греку передать конверт.
А дочке так своей сказал:
«Любовь твою я проверял,
В разлуке год ты проведешь
И может, что-то ты поймешь,
А через год вернется он,
Коль не изменит он тебе,
Повесит знак на корабле,
Тогда не буду я мешать
И разрешу женою стать,
Но если знака не найдешь,
Твоя любовь, то просто ложь.
Вот Диофонт тебе под стать,
Не сможет он тебя предать.
Отцу перечить дочь не смела,
Но расставаться не хотела.
А час разлуки наступил,
Когда на палубу ступил,
Последний крик, его улыбка,
Разлука их была ошибка,
Она молитву все шептала,
Чтоб ее милого спасала,
Вернула, чтоб его назад,
Не нужно ей других наград.

Корабль скрылся за волной,
Дни потянулись чередой,
Тревожно было на душе,
Вестей все не было нигде.
Вот год прошел, он появился
И весь народ к нему спустился,
Корабль к пристани пристал,
Но милый знак свой не подал.
Она зовет к себе рабыню,
Боль, маскируя под гордыню:
«Неси мне лучшую тунику
И побыстрей, не нужно крику,
И диадему, и сапфиры.
Да Диафонта на вершину
Моей ты башни позови
И прочь скорее уходи».
Взбежал влюбленный полководец
На крыльях к девушке летя:
«Теперь она будет моя!»
Его сердечко все шептало,
Но холодно она приняла,
Рукой его остановив
И тихо в монолог вступив:
«Ты домогаешься меня,
Хоть знаешь, что я не твоя,
Что пастуха любила я,
Весь год его только ждала.
И вот ты здесь, а он в могиле,
Отец и ты его убили…
Молчи, не нужно больше лжи,
Все еще только впереди.
Ты знал, что нет к тебе огня,
Что не могу любить тебя,
Но от меня не отступил,
Мою любовь ты погубил.
Коль мое сердце не к чему,
Рабыней быть я не хочу,
Мне жаль тебя и жаль отца,
Я буду честной до конца –
Твоей не буду никогда,
Но вам я все, же покажу,
Своей любовью расскажу,
Что не смогу, как вы я жить
И только золото любить,
Не видеть милые черты,
Не ощущать той теплоты
И словно птица в клетке жить,
О воле горестно тужить».
Умолкла, в башне тишина,
У края выступа она
И словно птица вниз вспорхнула,
И в бурных водах утонула.
Исчезла девичья краса
И стала Девичьей скала.

Полночная звезда стучится в окна,
Закрыта книжка, кончился роман.
«Тьмы низких истин мне дороже
Нас возвышающий обман...»

СомкнУты сном заплаканные очи,
Сквозь дремы пелену увижу наяву  
Собор Парижской Богоматери, и снова
Я ясно понимаю: дежавю.

Химер свирепый вид зевак приводит в трепет.
Цыганки красота пленяет и пьянит.
Сочувствия не жди, закрывшаяся в келье
Несчастная Пакетта Шантфлери.

Событий давних флер не растворят и годы:
Душа подчинена страданьям и мечтам,
Через  историю прекрасной Эсмеральды
Стал близким мне далекий Нотр-Дам .

Гостиница «Украина» в г. Москве- памятник архитектуры « сталинского классицизма», памятник ушедшей эпохи.(25 мая 1957 г состоялось торжественное открытие гостиницы).

Я поздравляю с юбилеем
Тебя, стремящуюся ввысь!
На шпилях звёзды поднялись
И гордостью твой дух овеян…

Cо взором мудрого орла
В величии его покоя,
Как птица над Москвой-рекою
Ты распахнула два крыла.

В больших стенАх простор и свет,
И гости ото всей Вселенной…
Кобзарь, седой поэт, бессменно
Стоит на страже много лет.

Поэма в камне! Праздник твой
Для многих судеб самый главный,
И день, торжественный и славный,
Мы нынче празднуем с тобой!

Салют тебе! Виват! Ура!
Ведь этой статью, мощью, силой
Гордятся все: Москва, Россия
И Украина, как сестра!
1997г.

Говорят, что ни город, то норов – и правильно. Кстати,
Он у каждого свой, близкий сердцу, из всех городов.
Занесённая  ветром судьбы в беспокойный Тольятти,
Возвращаюсь в Рязань, как в копилку счастливых годов.

Где живёт старина, там дыхание легче и глубже,
Потрясающий воздух и запахи роз у Кремля,
Деревянные окна домов в ожерельях из кружев,
К горизонту по струнке по улице вдоль – тополя.

Расцвели купола возле храма Бориса и Глеба.
Их никто, кроме нас никогда ни за что не сочтёт:
Бесконечно рязанское, ясное, мудрое небо
Самых лучших из лучших давно отпустило в полёт....

На Кремлёвском валу  - встарь набеги врага отражали
Здесь Есенину памятник – люди с любовью идут,
Он стоит на яру, обращённый на окские дали:
Безмятежно спокоен. Как воин, всегда на посту.
3.07.14
На редакторский конкурс:  ]Tур - 95: "Все взлетает Андреевский купол в закат"