Тур - 191: "Помяни чёрта..." (конкурс завершен)

Портной рисует мелом,
шьёт свадебное платье.
Лебедушкою белой
вплыви в мои обьятья.

И чистотой своею
мне душу освети.
У человека-зверя
так сумрачны пути.

Я зубы буду щерить
в любое полнолунье,
нельзя в крови умерить
врождённого безумья.

Ты не ищи осину,
погладь клыкасту пасть,
убавь наполовину
проклятья чёрну масть.

Луна пойдет на убыль,
вновь молодцем я стану.
Нам счастье, друг мой любый,
даровано с изьяном.

Но буду я молиться
всегда тебе одной,
лебедушка-царица
моей души шальной!

Я – злой и страшный Бармаглот.
          Вот!
К вам вылезаю из норы:
          Ррры!
Уж если встречу натощак –
          Чавк! –
И ням-ням-ням… и жуткий звук:
          Пук!!!..

… Люди на завтрак, обед и ужин,
Будто бы нету приятней дел!
Я бы весною хотел – по лужам!
Или – как бабочка, полетел…

Я бы Алисе щеглом чирикал,
Может быть, даже – поцеловал…
Так бы хотел, так хотел… до крика!
Но – не положено…  
– Дел – завал:

Я – злой и страшный Бармаглот!
          Вооот…

(На конкурс к Хэллоуину)

Закат обрывает кровавые нити,
На город слепой опускается тьма,
Не спите! Я вас умоляю!! Не спите!
Коварной змеёй наползает кошмар:
Из смрадных подвалов ночные химеры
В наш мир бесконечным потоком бредут,
Напрасно черта нарисована мелом,
Напрасны молитвы – Они! Уже! Тут!
По рамам оконным арктический холод,
Застывший в стекле отражается взгляд,
И чудится шёпот, и слышится хохот –
Мохнатая ночь опускается в Ад!
Дрожат, угасая, оплывшие свечи,
За каждою дверью чужие шаги –
Из смрада выходит поганая нечисть
Ожившим гнильём из открытых могил.
Смертельный сгущается в воздухе ужас,
Стеной на дома надвигается страх,
Не спите, людишки! Сегодня вы – ужин!
Детей Сатаны наступает пора.
Забудьте что было! Былые основы
Не действуют нынче, настал ИХ черёд,

И только того, кто наскрозь проспиртован,
Уже никакой нетопырь не сожрёт!!

На длинных нерусских ногах
на чёрном болоте – избушка…
Бабуля с клюкою…
– Ага!!!
Боитесь?!
Продолжу – на ýшко…

… Бабуля в халупе живёт,
не знаемо, сколько столетий;
все эти столетья ей дети…
ей снятся…
так снятся! – поверьте…
Ну, как диабетику – мёд.

А к ней всё заходят не эти,
и даже совсем уж – не те:
Иваны на волчьем хвосте,
драконы…
– А дети-то, дети?!
– Бог ведает, шляются где.

Старушка сидит на диете…

__________________________________
("Посиделки": "На длинных нерусских ногах")

Экс на: http://www.grafomanam.net/poems/view_poem/256066/

К чёрту, детка, иллюзий сети.
Тролли, ведьмы и пауки
размножаются в интернете.
Жизнь в реале для них тиски.
Строят козни, сплетают бредни,
шабаш-стаями ловят дух.
С умным видом вещают бредни.
Назидательны в прах и пух.
Против шерсти умело гладят.
Похотливо хохочут вслед.
По-шакальи трусливо гадят.
Словоядлив паук-инет.
Вальс снобизма гарцуют пони
с видом знающих жизнь гнедых.
Пони - это такие "кони"-
коренному дадут в поддых
и стенают о горькой доле,
громко плачутся о судьбе...
Жить не хочешь по воле пони?
Так подумай же о себе.
Отойди... А не то "малютка"
живо сломит тебе хребет...
Это, детка, совсем не шутка...
Рядом с пони бывает жутко...
Верь мне, милая, просто жутко...
Не испытывай на себе.

Беспрестанно горит тайга.
Лес становится все тощее.
И в отчаяньи Баб-Яга
На подмогу зовет Кощея.

Угощает его она
Курьей ножкою, привечая.
Предлагает испить до дна
Духовитую рюмку чая.

Дорогой Кощей! Ты поешь-ка щей.
Да со своих мощей покорми клещей.

И бессмертному визави
Изливает свои печали:
На подмогу, мол, призови
Черта лысого ты вначале.

Без подмоги нельзя никак -
Трудно справиться с дураками.
Пресловутый Иван-дурак
Нынче стакнулся с Мураками.

И на практике те враги
Применили закон Бернулли.
Так, что лешие из тайги
Драпанули на Рапа-Нуи.

Дорогой Кощей! Ты их всех хлещей!
Но все ж тебе чуток не хватает мощей...

Мы, построившись в три ряда,
Встанем грудью к лесной угрозе.
Нечисть выгоним в города -
Пусть свой мусор с собой увозит.

И любимые шашлыки
Жарит пусть на своем балконе.
Мы покажем им всем клыки,
По примеру волков в законе.

Дорогой Кощей! В мире нет вещей,
Что дороже трав, да важней хвощей.

Беспрестанно горит тайга.
Лес становится все тощее.
Кто ж его защитит? Яга
Со своим старичком Кощеем?

Скрипит перо. Изогнуто и ломко ложится строчка, белый лист дрожит.
Горит свеча, по мягкой, нежной кромке - рисунок, словно янтарем прошит.
Закрыв глаза, представил я на время - открыта дверь, в проеме - никого
и незаметно заползает темень, да холод гладит спину... Домовой
следит за мной. Выглядывает робко, за тыльной частью шкафа схоронясь.
Шуршат предметы в сложенных коробках - когда-то в них хранился наш фаянс,
пылились шляпы, старые перчатки. Он забавлялся этим по ночам
и в старых письмах правил опечатки, пером гусиным об комод стуча.
Я с ним давно пытаюсь подружиться: то хлеб оставлю на ночь на столе,
то чашку чая с пряною душицей, а то вина - стаканчик "Божоле".
И что на сон грядущий накропаю - оставлю, пусть проявит интерес.
Ему бывает грустно, шалопаю. Чудит, да так, что всюду - шорох, треск.
Мне с ним не скучно - дарит вдохновенье, с него рисую нечисти портрет.
И к сущности такой прикосновенье надеюсь, что не принесет мне вред.
Кривляется за шкафом мой "хозяин": то хмурит брови, то прищурит глаз.
А это значит то, что одобряет он сказку о себе или рассказ.

На конкурс "Понедельник начинается в субботу"
Тур 71 - "Не гаси меня, свечу!" -
2 место
Тур - 191: "Помяни чёрта..."  -
2 место

Ноябрь – сирота средь условных собратьев,
- Ну кто на «двенадцать» года поделил? -
Стоит на пороге в обшарпанном платье,
Не люб он природе и людям не мил.

На тополе мёрзнут жестянками листья,
А ясень уж гол, как бедняга сокОл,
Притихла Москва от неведомых мистик,
И големов жаждут отверстья окон.

Окраинных сосен умытые лапы
Холодным дождём сироты-ноября.
И рыбный русалочий, слякотный запах,
И запах мясной изо рта упыря.

Могилы забытые – мелочь погостов,
На ржавых табличках ни чисел, ни букв.
И как же вампирам здесь спрятаться просто!
Чтоб нежную шею попробовать вдруг.

Белёсое солнце мелькнёт меж домами,
Зачем ноябрю эта роскошь нужна?
И ведьма грудей полукружьем поманит,
А бросишься к ней - и исчезнет она.

Кривой арматурой белеют скелеты,
Пустых черепов монотонная цепь.
Когда ж тебя ждать вожделённое лето?
Московского люда и горечь, и цель…

А свет исчезает дневной, заменяясь
подсолнечным маслом ночных фонарей.
И призраки тают, туманам на зависть,
Нестрашные спутники всех ноябрей.

Я сижу впотьмах, тереблю кольцо:
- Это знак! Конечно же это знак!
Чёрт сидит вплотную ко мне лицом,
Улыбаясь дьявольски, пьёт коньяк.
Иронично тянет:
- Коне-е-е-чно, зна-ак!
Но подумай, дурочка. Не спеши…
Знаю то, как нравится новизна,
Но тебе потом с ним полжизни жить.
Половина прожита без него.
И неплохо прожита, не гневи
Ни меня, ни Бога… И каждый год
Ты купалась в чьей-то ещё любви.

Я гоняю мысли под фонарём.
Аргументов прорва туда-сюда.
Мне так хорошо, если мы вдвоём!
А одной так плохо – совсем беда…
Чёрт, конечно, прав… Только как же так?..
Пусть любовь до гроба – не мой сюжет.
Нелюбовь – бездушная маета,
В ней ни Бога, ни даже Чёрта нет.

Чёрт сидит вплотную ко мне лицом,
Улыбаясь дьявольски, пьёт коньяк:
- В этом мире плюшевых подлецов
Каждый из влюблённых – такой дурак…
Я киваю (Боже, опять он прав!),
Молча осеняю его крестом.
Чёрт, пролив коньяк, костерит мой нрав,
Ловит кислород искривлённым ртом:
- Ну, люби… Джульетта – ни дать, ни взять!
Выбирай любого себе козла!
И опять с ним мучайся, твою мать!
А потом уходит:
- Твоя взяла…

                                4 ноября 2014 г.

          
Это – ночь? Или утро?
В сознании смутно
проступают детали вчерашнего дня.
Словно  щупальцы спрута
Время тянет минуты,
Многоножки тревог неспроста семенят.

Как сквозь вязкую вату
помню: некто рогатый
тонкогубо ощерил клыкастую пасть.
За очерченным кругом
мы играли по крупной:
Может – выйти мне в паны, а может – пропАсть.
Он-то знал – я не струшу
и поставил «на душу»,
вырвал сердце когтями, копытом примял.
Без оглядки на тело
душа отлетела,
И остался холодный, безличный футляр.
Сквозь глазницы футляра
виден мир двухполярный.
Черно-белый контраст раздражал и слепил.
Мрачно-чёрное небо...
Над равнинами снега
месяц скалил клыки между мелких светил.

Корка льда скрыла облик,
Обеззвучила вопли,
Отрезвила меня белым холодом стен.
Леденящие мысли,
Как сосульки зависли:
До сих пор не понятно – а что же взамен?!

        

Мой личный чёрт – не мне чета:
хоть и не знает ни черта,
но смело ввязывается в драки
и щедр на лесть, пиар и враки.
Слегка рогат, но весь – в мечтах...

Мечтая, чёрт слепил печать,
чтоб дело новое начать
по производству адской смеси
из мУки, скромности и спеси –
да слил всё дуриком на чат…

И вот мой чёрт – сама печаль,
и в синем пламени – причал,
откуда души отбывают
кто в ад, кто в рай (Всевышний знает),
где окончанье всех начал…

Но чёрт и тут не подкачал,
отремонтировал причал
и манит праведные души
не в рай – в палатку «Лета-суши».
Оттуда черти их умчат…

Мне личный чёрт – родней, чем брат:
заклятый друг, любезный враг,
кутила, шут, рубаха-парень…
Поколобродив, засыпает,
а я краснею, словно рак.

08.11.2014

Кленовые листья и ветки берёзы
Сломает под вечер влюбленный Симон.
Царапают руки альпийские розы,
Но он их срезает, взобравшись на склон.

А друг его Мартин, с пучком эдельвейсов,
Спустился со снежных холодных вершин,
Присел у костра и играет на флейте,
Оставшись со шнапсом один на один.

Под утро цветы и зелёные ветки
Положат друзья на окошко девиц –
Сестер-домоседок Урсулы и Гретхен,
Смакуя в кустах изумленье их лиц.

А вся кутерьма из-за дьявольской ночи,
В которую шабаш осветит луна,
И стая волков будет выть, что есть мочи,
Пирушку возглавит злодей сатана.

Над Броккеном снова закружат вороны,
Колдуньи на метлах слетятся туда,
Зажарив всем падаль, напьются вина,
И оргий послышатся бурные стоны.

Накрыв вакханалию пагубной сетью,
Разгул прекратит заалевший восход.
С рогами, хвостами и мерзостной снедью
Заря своим ластиком нечисть сотрет.

Шатенка Урсула и рыжая Гретхен –
Томимые страстью две юных сестры,
Своих кавалеров дождутся в беседке,
Согретой лучами весенней поры.

Окружают Марию призраки и домовые.
Но ведьмой её обозвали тогда не вы ли?

Устраивает им стриптиз на маленькой кухне,
Где ужин под стать хозяйке - простыл и тухнет.

Демонстрирует она сердечко на длинной шее –
Подарок одного хлыща! Не сняла! Неужели?

Расстегнула рубашку медленно и бесстыже,
Распахнула прекрасные волосы пышно-рыже.

Призраки впились в неё, её же глазами!
Обнажённое тело взглядами истерзали.

Широко расправив ноги от нетерпения,
Она впускает тени в свои сновидения.

3 сентября 2015

По картине московской художницы Дарьи Воробьёвой

Мы - до утра сидели за столом.
В табачных облаках плутало время.
Пора - подкинуть в печку - прогорело.
У вечерявших на чужой шинели,
стакан что в карауле постовой -
ходил по кругу... Ангелы - не пели.

Скребся неубиваемый сверчок,
чья скрипка отдыхала при обстреле:
Хранитель постоянства - малым телом
Участвовал в беседе. Сыпал хлебом -
лепил фигурки молчаливый черт.
Из рукомойника неспешно, еле-

еле, 'кап-как" тянул язык воды.
Единственная дама не молчала -
Возилась, и готовила печали...
Война-война сомнительное счастье -
стать малым, незаметным - не завыть.
Снаряд выслушивая часто-часто

дышать мышонком - в земляной норе.
Со входом дыркой, иней - окаймленьем .
Смотреть в себя не узнавая, слепо -
фигурку из крошащегося хлеба,
продвинутою пешкой по игре
ржано-курносоносым хлебным слепком.

Закашлялся, исторгнув смрадный дым,
копытами защелкал - что пальцами:
"Вы на гражданке - были пацанами -
вперед смелей несите наше знамя
к позициям чужим и, смерть "на ты":
встречайте, рвите - Вы мое цунами.

Реальность прорвана исход нелеп -
Проворно вынимают из шинели:
Солдатское белье парит, алеет,
чудные голоса с небес запели.
Я гол - разорван - лежа на столе
в жуть неуживчив: "Для чего - раздели?".

Срамная дама на хмельных ногах,
наполненная голодом и силой
подходит - трогает, Глядит умильно.
Брезгливо морщит нос, и тычет вилкой
в солдатский потный голый нежный пах.
До боли добралась - и жрет обильно...

Проснулся - холодно. Дырявая шинель
на ней остатки ужина и водки,
Разлитой по столу, патронам, сводкам,
А по норе знакомою походкой
Разгуливаю я?! да нет же! нет! -
военного похмелья жуткий чертик.

тени на стенах, в окне отражается пламя,
что пожирало дрова с изумительным хрустом.
граф монте-кристо открыт на рассказе кадрусса,
звуки и свет заплетаются в сложный орнамент.
перед глазами чернильные пятна роршара,
губ шевеленье немое. молитва ли, просьбы?
дом оседает в зловещую чёрную осень,
что превращала всю мебель в холодные нары.
счёт прекратился и чаши застыли. светает.
крик петушиный из самого белого детства
жемчугом чёрным нанизывает декадентство
дома с мансардой и сада с большими цветами.
белые шрамы, сквозь листья набит иероглиф,
не разобрать, диалект – из разряда забытых,
звуки и свет оказались настолько в нём свиты,
что довелось отпускать его только на розлив.
угли погасли и маятник остановился,
словно распяли ручей меж его берегами.
только лишь свист перепёлки и хруст под ногами
вновь в горловине захлюпал и в дом мой залился…

НИ ЧЕРТА

Подумай, выбирая в жизни путь,
Не дай себе потом с него свернуть,
Цель отдаляет жизни суета,
Спеши мечту свою успеть свершить,
Спеши любовь свою успеть найти,
Иначе, не добьёшься ни черта.

Раз шанс судьба тебе опять дала,
То не откладывай свои дела,
Её ведь выбор сделан неспроста,
Сумей закон её простой постичь,
Сумей вершин её крутых достичь,
Иначе, не добьёшься ни черта.

А, если хочешь в рай земной попасть,
Схитри, обманом проберись во власть,
Забудь мораль и истины Христа,
Умолкнет совесть, не тревожит стыд,
А честность променяй на сытый быт, -
Иначе, не добьёшься ни черта.

За деньги можно, проявляя прыть,
Любовь и дружбу запросто купить,
Хоть знают все, что это срамота,
Ведь друг такой тебя за грош предаст,
Жена изменит, собутыльник - сдаст,
И ты, приятель, не добьёшься ни черта.

Будь честен смел и не криви душой,
За дело правое готовься в бой,
Пусть совесть будет у тебя чиста,
Не измени мечте и не предай,
Не отрекайся, чести не продай,
И у чертей не выйдет ни черта.

Ни черта, ни черта, пусть дорога крута,
И судьба та, что многим другим не чета,
Ни черта, ни черта, жизнь не вся прожита,
И неведомо где роковая черта.

Всё, развязка назрела -
Рана снова саднит,
И глядит Азазелло
На других Маргарит.
Чертыхаясь устало,
Я шагаю в туман,
Где, сметая лекала,
Неожидан, незван,
Прорывается в душу
Старой сказки росток -
Там лесная избушка
Слева наискосок.
Там куражится леший
В заповедном бору,
И ни конный, ни пеший
Не пройдёт поутру,
Кот-Баюн бает сказки
У реки под сосной.
Тают лживые маски,
Как сугробы весной.
И Яга-Баба с палкой
Выйдет утром во двор...
Лучше стану русалкой
Я в одном из озёр.

Привет,"мон шер"!  Всё козни строишь?
Всё ходишь около, да вдоль.
Здоровье взял, любовь – отводишь.
Долги. Сомненья. Алкоголь…

Всё по старинке, всё по кругу.
Придумал что-бы   поумней.
Ну, соблазни  хотя б  подругу.
Ну, вспомни юность, ты ж, блин, змей!

Ну, злата предложил бы горы.
Иль власти той же. Славы  плен.
А то нытьё, и   разговоры,
про «очень выгодный обмен»...

Про то, как тяжела  работа..
Про то, как  адски  дорог свет.
Мол  ипотека, курс и квоты,
Да, и вообще, бюджета нет..

Что новые, мол,  всё порядки..
"Фейсбук" там, лайки, "Би-Би-Си".
Что нынче все хитры и хватки!
Да так, что "бесов выноси".

Мол, скоро дна достигнет бездна,
И нет за души ни гроша...
(ты там держись, мой друг любезный!
ей богу, слёзы льёт душа.)

Я вижу, впрямь, житья ни стало
Тебе мой "добрый визави"...
Достань хоть тортик, хлеба, сало.
Чай завари. Зайду. Зови.

Всё, что было, всё, что есть, суета сует...
Как-то заключил контракт с дьяволом поэт.
Думал, станет он тотчас дьявольски мастит,
Думал, критика ему сразу же польстит,
Муза будет посещать, только позови,
Чтоб совместно сочинять только по любви...

Всё, что было, всё, что есть, суета сует...
Стал заказы получать от чертей поэт.
Муза стала прилетать лихо на метле,
Стал заказы выполнять он навеселе.
Алкоголь одолевать помогал стыд-срам,
Только муторно ему стало по утрам.

Всё, что было, всё, что есть, суета сует...
Как с чертями завязать, думает поэт,
Денонсировать контракт, не быть в кабале.
Огорошила его муза-на-метле:
– С лупой ссылку прочитай, не жалей труда.
.      .      .      .      .      .      .      .      .      .            
– Душу чёрту заложил – это навсегда.

На погосте старообрядческом,
Где могилки стоят гуськом,
Месяц встал из земли и прячется
За Иванушкой-дурачком.

Холм Ивана под взглядом месяца.
И, лежащие тоже в строй,
Валуны черепами светятся.
Остро пахнет сырой землей.

Церковь в центре погоста старая:
Бывший бабушкин теремок.
Месяц смотрит в окно с нагарами:
Свечки ставили там в венок.

Входишь – запахи дров и ладана…
Потускневшая роспись стен
Стерлась так, что не быть разгаданным
Полумракам библейских сцен.

Половицы скрипят так сказочно:
Голосами сырых могил.
Стены ведают – местный Пасичник
Письмена в сундуке хранил.

Печь не чищена, и не топлена –
Даже кажется ледяной.
Коврик сотнею ног затоптанный –
Выткан Бабушкою Ягой.

Вот она и сама с поленьями:
«Человеческий дух и речь?
Разбираться с тобой нет времени.
На лопату тебя, да в печь».

Да, мой слог заплутался в бездонных мечтах декабря…
Колобродит неровно от нервных иллюзий до смеха.
И куда ни летит – отраженьем бездонным тебя
Отбивает итоги почтовых посланий… Приехал
Буд-то бы незнакомец в чужую страну погостить.
А она прихватила, да так, что хоть рви сухожилья.
Как же так? Не понять, не принять и, что грех, не простить?
И зимой этот скаредный дождь утверждает бессилье:
Ржавой пыли меха не содрать мне с корявых личин
Этой бытности старой… Здесь тропка одна – до погоста.
И любовью, что ты подвязала милльёном причин,
Подпоясавшись, я ухожу в темноту – это просто.
Ведь сама говорила – здесь нет ничего кроме стай
Тупокрылых ворон, поедающих корм новолунья.
Так кричи! Пусть укажут дорогу витую за край,
Где туннелем метельным нам плыть, отвергая безумье!
Так пропой эту песнь домовых, потерявших уют!
Веришь, нет ли, а что суждено в феврале – то и станет.
Ты прислушайся – ангелы в трубах фальцетом поют
Так похожими, будто, на нас - не про жизнь голосами.

Пока небесный подмастерье
Не тронул зимние белила
И не разлил их, словно зелье,
За край полуночной звезды,
Два старичка, покинув кельи,
Тащились к озеру вполсилы –
Верней, один кряхтел за тенью,
Другой всплывал из глубины.

Привычно выразив почтенье,
Один смахнул остаток ила,
Другой – какое-то растенье,
Всё, как обычно, у владык.
И  Леший про рога оленьи
Завёл опять свою былину,
А Водяной, из суеверья,
Плевал в прибрежные кусты.

Текло бесед хитросплетенье
На грани блюзового сплина
И замирало, как в преддверье
Уже маячащей зимы…
Когда ж кольнуло в подреберье
Снежинкой будущего лиха,
То Леший, чтоб унять волненье,
Рвал волосок из бороды.

25.08.2014

*В Зеравшанских горах жил когда-то бедняк Сабирджан
и была у него черноглазая дочь Форстерьяна.
Как-то ветер распутал ей косы, а старый чабан
не заметил, как смотрит на кудри хозяин баранов.

В Зеравшанском ущелье прощаются с жизнью легко.
На горбатых вершинах застыли седые легенды...
Здесь косматая ведьма стучит костяною клюкой
и вплетает в траву вековую кровавые ленты.

На заснеженных склонах не рвите горящих цветов,
заплутавшие путники, шедшие в дальние страны.
Зеравшанские горы от вас и от буйных ветров
берегут Форстерьяну...*

Форстериана/форстерьяна – узбекский дикий тюльпан.

Так тяжко. Земные громады пластами лежат на плечах,
Застыло прошедшее в триллерах, снами. Злой морок зачах.
Я жажду, алкаю, но нет насыщения давним - пустырь..
Деревья корнями вползают. Их вздохи сжимаю в тиски,
Но тщетно: крадутся, живые, пьют влагу... Засохли б с тоски,
Продрогли б в морозы: промёрзни, землица - алчбы монастырь!

Как тучи, века проплывут, в никуда исчезая - в утиль.
Напевы и пляски, от младости к старости, детство - всё пыль,
Всё - в землю, как пепел и прах, там навеки в забвеньи умрёт.
Трава прорастает, хоть жги, хоть морозь, до чего зелена -
Глаза мои выжгла насквозь! Будь же проклята вечно, весна!
Мой час приближается, жду, и алкаю. Настанет вот-вот...

Светает. Петух прокричал оду солнцу, восславя восход.
Вся толща земли не спасает от звуков несносных наш род -
Мученье в ворчанье болота всплывает глухим пузырём.
Сомнения - пряная сладость со вкусом мерзейшим гнильцы -
Вот это отрада! Но слух мой терзают, звеня, бубенцы.
И топот копыт раздражает... К сомнениям жадно прильнём:

Душа на верёвочке тонкой привязана крепко к земле,
И стонет... Но тянется робкой молитвой к далёкой звезде -
Свербит, как при звуках стекла о железо, прогнивший мой зуб.
Ползите же чары - закройте свод страха над робким глупцом!
Исчадия ада, сквозите в сознании жутью, ползком -
Пусть губы немеют, язык непослушный в гортани, как труп.

Он будет моим! Чую - близок мой час (пламя веры чадит):
- Тяни, окружай, источай, напугай - выбей разума щит!
В душевный излом проникай... Светом вдруг замыкается круг -
Им больно: не видят, скрежещут, кружат, верещат третью ночь!
Уж срок истечёт... Дикий зов: "Нужен Вий! Он сумеет помочь!"
Ох, тяжко вставать, вырывать шаг чугунный из недр, будто плуг.

Идти по земле... Ближе, ближе свербящий, слух режущий, звук
Дрожащей молитвы. Он тут: "Поднимите мне веки!" Сквозь круг
В миг шпагой испуг проникает под кожу, ручьями весь страх
Сливая в безумие, в ужас! Он смотрит - я вижу: "Вот он!"
Заря пролилась через край. Петухов третий крик, как трезвон,
Как бомба - я взорван, контужен, пропал. Тяжело. Снова в прах.

Леший ступает по тропкам заветным,
Чащи свои обходя.
Здесь его дом, для чужих незаметный,
Выстроен был без гвоздя.

Все его любят –  от мышки до лося,
Даже медведи – и те,
И отовсюду сороки приносят
Вести на длинном хвосте.

Там родничок забивается грязью,
Тут может вспыхнуть пожар.
Здесь браконьеры в лесу безобразят,
В страхе зверюшек держа.

Сдвинет он грозно кустистые брови
И браконьеров пугнет,
Чей-то окурок отброшенный словит
И с родника снимет гнет.

Всюду успеет заботливый леший,
Даже в глухие углы.
Плачут деревья – а он их утешит,
Вытрет слезинки смолы.

Ляжет, устав, на зеленую простынь
Веки на миг хоть прикрыть…
Он-то ведь знает, как это непросто –
Лесу хозяином быть.

Знакомый Леший – вот забияка!-
Привык дразниться, порою – слишком.
То улыбнётся грибной полянкой,
То сверху ухнет сосновой шишкой.
И водит Леший меня по кругу,
Не выпуская совсем из леса –
Считает, видно, своей подругой,
Мохнатый, старый, смешной повеса :)

А Домовёнок, любимец Тошка,
Шустрит ночами, скребётся мышкой.
Меня он любит совсем немножко,
Чтоб незаметно – как пишут в книжках.
Но за порядком следит, как надо:
Все тараканы уходят дружно.
Меня считает своей наградой –
Пугает мужа в момент :) ненужный…

А Водяной вот забрался в лужу.
Его я, что ли, о том просила?
Но он считает, что жутко нужен,
Что без него я и жить не в силах.
А если дождик, то он смеётся
И каждой каплей меня ласкает.
Считает: влага важнее солнца,
И всё жалеет, что  не река я :)

Но вот недавно в квартиру нашу
Вселился  д ь я в о л  окраски рыжей.
На  Домовёнка  упал, весь в каше,
Мяукнул нагло, заметив: «Вижу…»
Нет у нахала совсем приличий,
Всех подчинил он своим капризам…
Ну, как мне жить-то такою личной
НЕ-личной жизнью?
Вот тут – и кризис…
:)

Словно вОды в песок, годы вылиться рады... С юбилейным восторгом в груди
В близлежащий лесок Вася вывел бригаду: был монтажников он бригадир.
Хоть на стройках страны двадцать лет отработал, на коллег не глядит свысока:
Все свои пацаны, вся монтажников рота...  Жаль, любимой не встретил пока.
"Ну, ещё по одной! Чтоб ты встретил принцессу!" - мужики уваженья полны...
И за пьянкой шальной вдруг поднялся над лесом круглый шар полнолицей луны.
Над поляной лесной чьи-то тени повисли, заблестела роса на траве...
Вася был невысок, но высокие мысли зарождались в его голове.
Были мысли светлы, но (возможно, от водки) там, в сияньи луны голубой,
У высокой ветлы он увидел красотку, что манила его за собой...
И при свете луны стало краше и тише, и, забыв про вино и друзей,
Словно сладкие сны, графоманские вирши сочинял для подруги своей...
Ночь безумно цвела... Не спросив даже: "Кто Вы?", он отдался любви неземной...
Обещанье дала с Васей встретиться снова под сияющей полной луной.
...
Полнолуния ждать нелегко и непросто...  только месяц как миг пролетел...
И совсем не беда, что он низкого роста. Вспоминая сплетение тел,
Васю долбит мандраж от лица и фигуры полуночной подруги своей
И, забыв про монтаж стеновой арматуры, он зовёт полнолунье скорей...
Час - как тысячи миль... жмурит глаз, как японцы... нет терпения ждать до темна...
Через сварочный фильтр Вася смотрит на солнце, представляя, что это луна.

как мы живем, мой старый друг Нафаня?

в час утренний, под вечер и в ночи
ответственно, прилежно, со стараньем
скрипим тут понемногу и стучим...
хотя пробежки делаем бывает
с котом знакомым, если он не спит...
стараемся мы, в беге упражняясь,
быть в тонусе и форму сохранить...

обижен кот (приятель лучший в мире) -
за все проказы ловит он пинки…
вчера мы ночью по пустой квартире
с котом гоняли наперегонки…
из тапок ловко выбивая страйки,
с разгону мы врезалися в диван…
проснулась неожиданно хозяйка
и, пнув кота, отправила в чулан…
чтоб поквитаться за страданья друга,
жестокости хозяйской не стерпев,
я выразил протест по стенке стукнув,
потом паркетом жалобно скрипел….
крестясь, хозяйка выдохнула "Боже"
и спряталась под толщей одеял,
как будто это чем-нибудь поможет….
порой она смешная у меня….
с утра в углах расставить мне успела
иконки, пробежав по этажу...
все рассмотрел, но как-то не задело...
писали раньше лучше - я скажу...

P.S.
кот из чулана злой и нервный вылез,
с час от меня он воротил свой нос…
но позже мы под шкафом помирились,
пережидая вместе пылесос…

Принеси-ка мне, Гелла, парадный халат.
Рассади за столом неизменную свиту.
Я сегодня в печали, небрит и лохмат.
Сводит зубы, от сырости ноет копыто.
Может быть, Мастера измельчали, увы,
ничего не читаю, наскучила проза.
Только маслом для каждой дурной головы
неуклюжая Аннушка пишет прогнозы.

Господа, а куда подевался творец?
Обыщите бордели, психушки, подвалы.
Где мой гений непризнанный? И, наконец,
где Марго – королева великого бала?
Чтобы в траурно-чёрном весеннем пальто,
с этой гадкой мимозой, неспешной походкой
по Тверской… Остальные не те, всё не то,
не грызут до нутра, до кровавой щекотки.

Чтобы с первого взгляда его обожгло,
и подумал: Моя! Персональная ведьма.  
И откуда такое красивое зло?
И пошёл по её одинокому следу.
Он узнает её среди тысячи лиц.
А любовь – это дар, и не ищет причины,
благородная ярость влюблённых волчиц,
что листы вырывает из пасти камина.

А я-то думал, звёзды рок-н-ролла
Заводятся — аккордом за аккорд —
От музыки, как тренер от футбола,
Не думал я, что их заводит чёрт.

Когда я от восторга лез в динамик,
Возможно ль догадаться было мне,
Что все они, считаясь колдунами,
Творили звукозапись при луне.

Из всех животных выбрали козла лишь!
А этот пацифизма битый крест!
А этот принцип — «делай что желаешь»!
Хочу присесть — а нет сидячих мест.

Мотался по концертам года три я,
Уже почти запомнил, кто чей муж.
Но посмотрел я ролик «Индустрия
Антихриста» — и понял, что к чему.