В тихую погоду, когда ветер не гнал рябь по черному зеркалу воды, клен частенько любовался своим отражением. Больше всего ему нравилась осень, потому что на фоне вызолоченной солнцем кроны, его ствол в скупых морщинах выглядел особенно мужественно.
И стоящие поодаль молодые осинки краснели и принимались в смущении трепетать. Этого момента клен ждал целый год.
Для резных листьев тоже наступало время свершений, им предстояло со дня на день отравиться в полет; упасть, кружась, спиной в вязкий узор переплетенной травы, или опуститься на воду, уплыть далеко, за поворот, куда не заглянуть с ветвей, как ни тянись. Листья шептались, подрагивая в предвкушении. А о том, что полет последний, шептаться считалось моветоном. Все равно никуда от этого не денешься.
Только один лист падать совсем не желал. Вцепился черенком в родительскую ветку и провожал собратьев, махая пятерней.
– Лети с нами, с нами! – шуршали ему.
«Нафиг-нафиг!», думал лист, «Я еще повисю!»
Не то, чтобы его не интересовало, что там, за поворотом, просто он с этим делом как-то не спешил.
С каждым днем роскошная золотая шевелюра редела, и вот однажды наступил момент, когда лист остался один-одинешенек.
– Что ж ты меня, братец, позоришь? – тряс веткой клен.
Нелепая желтая клякса портила его обнаженный торс.
Но лист держался изо всех сил. «Не дождетесь!», твердо решил он.
Наступили холода, ветра понесли ледяную крошку. Лист совсем высох, сморщился, но хватки не ослабил, сложив из некогда разлапистой пятерни дулю обстоятельствам.
Иногда на ветку прилетала ворона почистить клюв. Она смотрела на лист одним глазом и констатировала:
– Все висишь еще?
– Угу, – мычал лист, не чувствуя онемевший черенок.
Вскоре речное зеркало сковало льдом и клен впал в меланхолию от невозможности созерцать себя. Выпавший снег укрыл все вокруг ватным одеялом, а одинокому листу подарил белую шапку.
– Интересно, как он там? – спрашивали запорошенные по самую макушку елочки.
– Держится, – отвечали осинки.
Лист ловил себя на мысли, что раньше висел просто так, а теперь у него появилась цель, и отныне он висел уже, не смотря ни на что. Было холодно, и лист грел себя этой мыслью, потому что больше никак согреться не мог.
Постепенно завеснело. Прохудилось снежное одеяло, поползло лоскутами.
Снежная шапка сползла вниз, превратилась в сосульку, навевающую нехорошие ассоциации, к тому же с нее периодически капало. Но лист не унывал, он знал, что осталось уже не много.
Вскинулась река, будильниками зазвенели ручьи, очнулся ото сна клен. Поиграл дряблыми ветками и решил, что с фигурой пора что-то делать, срочно, пока не видели молоденькие осинки. И принялся изо всех сил накачиваться свежими соками.
Лист расправился, налился зеленым лоском, заблестел на весеннем солнце глянцем. И только желтые прожилки, будто ветеранские ленты, напоминали о перенесенных им тяготах.
Клен посмотрелся в воду и решил, что с листом, он, пожалуй, выглядит вполне ничего себе. У всех еще только-только набухают почки, а у него уже вон какой красавец. Как орден на груди.
Едва распустившая листва бывалый лист уважала. Клейкие, нескольких дней от роду, недотепы, боясь лишний раз зашуршать, слушали его рассказы.
Но как только сладкий сироп на молодых пятернях высох, о листе забыли. Подумаешь, мраморные прожилки!
– Он такой же, как все! Такой же, как все! – шушукалась листва, – Черенок-звездочка! Черенок-звездочка, и точка!
Зеленым пожаром полыхнуло лето. И снова закраснелись осинки, затрепетали пальчиками, не иначе, подавая клену знак. Для листвы настала пора облетать.
– Подождите! – лист пытался остановить собратьев.
– Глупо висеть все время, – не слушали те, – Наша жизнь – это вальс, вальс!..
И лист вскоре опять остался в одиночестве.
Прилетела ворона, вроде как почистить клюв.
– Мы тут поспорили, остаешься ли ты на третий срок?..
Лист не отвечал, терзаемый раздумьями. Выходит, все старания напрасны? И удел его, единожды закружившись в танце, сгинуть без следа? От таких мыслей становилось невыносимо грустно и предательски слабел черенок.
Но смотрите-ка! Что это краснеется невдалеке, среди серых голых веток? Машет из стороны в сторону, подпрыгивает, будто кричит: «Я здесь, здесь!»
Лист изо всех сил затряс пятерней в ответ. Сомнений не оставалось. Там – его осиновый собрат. А сказать точнее – соратник!
И лист будет реять непокорным флагом, не смотря на ветер, на стужу, на навевающие грустные ассоциации сосульки, ведь он очень необычный лист.
Да и тот, что на осинке тоже, судя по всему, не просто так.
