- Здравствуйте. Можно скорую вызвать?
- Что случилось, отвечает равнодушный голос.
Случилось-случилось. Приезжайте. Как все-таки неприятно находиться по эту сторону медицины. Безразличие захлестывает. Ага. А как сам-то? Забыл? Получай теперь и ты. Да помню я, помню. Получаю безропотно. Приехали. Скользнули взглядом по стенам. Потом на меня. Определяю, что два фельдшера. Выяснили. Пощупали. Измеряли. Оценили. Оживились. Нужно ехать, говорят. Не хочу. Ненавижу совковые больницы. Других, правда, не видел, но наши ненавижу. Собрался. Психи давят. Вырвали меня и моего уютного мирка.
Доехали.
- Леночка, давайте каталку, - командует док.
- Сидячую?
- Можно и сидячую, - задумывается, - но в четыре утра все санитарки-клуши спят – не добудишься. А комната с каталками закрыта. Бери лежачую, они стоят свободно. А вот сидячие воруют.
- Да я сам дойду, что вы, в самом деле? – возмущаюсь.
- Лежи! – злится доктор.
Оно и понятно, если я бухнусь в коридоре, то проблем будет больше, чем каталку взять. Простая арифметика. Поднимай меня потом, тащи. А если головой стукнусь. Нет, на каталке проще. Понимаю все это, потому не спорю. Хотя, лежать, как труп, на носилках не очень приятно. Вспоминаю, как сам смотрел на таких больных. Без интереса, отстраненно. Как на манекен, на котором мы студенты-медики учились делать непрямой массаж сердца. Ладно, прикинусь манекеном. Прижал руками сумку к пузу и качусь. Это где-то даже интересно. Чувствую себя беззащитным, как грудной ребенок. Интересно, если я сейчас пущу слюни, и заору благим матом. Поймут они, что мне нужна соска? Нарисовал смачную картинку. Вот эта молоденькая симпатичная доктор, которая вышла меня принимать, наверняка бы очень удивилась. Не могу сдержаться и улыбаюсь всему представленному.
- Улыбаемся? – спрашивает.
Ответить ей? Что? Улыбаюсь, потому что все хорошо? Так чего разлегся, лось, домой иди. Молчу. Осматриваюсь. Вокруг привычная больничная гадость. Гадкие голубые стены в потеках краски. Противные желто-белые потолки…
Палата.
- О! Теперь мне не скучно будет.
Хитренькая пенсионерская рожа, с въедливыми глазками. Активный до мозга костей. Самая страшная порода. Эти со свету сживут своими глупыми разговорами.
- …а нам японцы как сказали? Вы все почувствуете через пятнадцать дней. То есть лет. Вот тогда Чернобыль даст себя знать…
Молчу. Он понял, что не подходит тема. Ищет другую:
- …а он тут перед смертью метался. На всех кроватях перележал. Наркоман, ломка была. К нему не подошел никто даже. И помер. Отдал душу дьяволу.
Опять молчу. Пошел он к столу, режет какие-то листики, сыпет в кастрюльку какие-то семена, отмеривает, смешивает, колдует, готовит варево. Довольно приговаривает, как будто ведет беседу с этим салатиком:
- Во-от! Съем – помру. Зато хоть буду знать от чего. Это вам не химию жрать. Сдохнешь, а от чего не ясно. Лучше я от естественных продуктов…
Опомнился. Что ж это он говорит такое. Грех. Начинает причитать, как бы в шутку:
- Господи, помилуй! Господи, помилуй.
Нравится ему, как звучит. Очень. Напевает:
- Го-о-о-о-о-о-осподи, поми-и-и-и-илуй.
…
Второй пришел. Тоже новенький, как и я. Первый сразу же оживился. Я слушатель неблагодарный, не заценил, что активный дед геройски на самого президента нашего Витю Ющенко в суд подал. А он был уверен, что впечатлит меня. Глупый, я в дурдоме на экскурсии был, а ты меня собрался своим сутяжничеством поразить. Наивно, активный мой. Пошел он грузить новенького той же темой:
- Я! Подкован во всех сферах! Вот! Сейчас еду в Раду Судей! Буду их с должностей снимать. Всех пересажаю! Совсем совесть потеряли. Из-за таких, как они, я инвалидом стал, можно сказать. Не прощу им этого. Пускай теперь мне пенсию поднимают! Я на нашего гаранта конституции, - поднимает вверх указательный палец, чтобы второй проникся, - иск подал!!!
Новенький наш не такой активный. Скорее, очень даже наоборот. Старается ничего лишнего не делать, экономен в каждом слове, движении, наверное даже в мыслях. Но внимает, раскрыв рот. Вот только не понятно, то ли и в самом деле проникся великими делами активного пенсионера. То ли думает, как ему повезло с великими соседями по палате. Сейчас Наполеоны отовсюду полезут.
-…он жеж демократию не уважает, президент наш, - продолжает активный старичок, - а я ему написал, что лично готов помочь и подсказать, как правильно ее построить. А он подлец молчит! Думает, я ему это так спущу? Нет! Я подал на него иск в Европейский суд. Мы – центр Европы, как-никак. Вот пусть Европа с Ющенко и разбирается.
Я все это уже слушал. И опять включил молчуна, конечно, – дешевле обойдется. Тут только начни спорить или возражать. Сожрет с потрохами. А после фразы «Мы введем русский язык вторым государственным лишь после того, как Россия введет вторым украинский!!!», - я замолчал. Что тут скажешь. Такие люди мыслят глобально.
…
Дверь в палате открыта. Из коридора доносятся отрывки больничных будней. Строгий, раздраженный бабий голос:
- Тах!!! Больные!!! Если будете потеть у меня в кабинете, я вас осматривать не буду!
«Больные»… Какое милое обращение.… Об остальном вообще молчу. Переборчивая тетка, Свежевымытого пациента любит. Хотя, ее можно понять. Но, если бы мне предложили выбирать между запахом немытого тела, и глупостями, идущими из немытого ума, я бы выбрал первое. Не знаю, как врачи выносят тот поток сознания, который вливает в них озабоченный здоровьем обыватель. Это адский труд…
Обед.
Пошли мои деды баланду жрать. Как они это едят. Но, главное для них – халява. Любит наш брат халяву. Приносят в палату миски.
- О! - говорит второй, который пассивный, - они мне, б#$дь только кашу дали. В первый день рыба не положена, говорят. - обидно ему.
- Ну, - подхватывает Активист, чего ж они тебе ее дадут, рыбу? Ты их видел? Разжирели на наших харчах, твари. Повариха еле ходит.
Искренне возмущается, чужие телеса его за живое задевают:
- Всех этих сук нужно стрелять, выводить их вот сюда на Днепровскую кручу и расстреливать.
- Ага, публично, - продолжает оплакивать рыбу Пассивный, - но заставлять сначала публично раскаиваться. Пусть признаю, кто сколько украл. И все отдадут.
Кажется, воображение рисует ему целые горы украденной рыбы…
- Конечно, - Активист ищет любимую политическую тему, - мораторий на смертную казнь нужно отменить. Они его специально ввели, чтобы их за воровство казнить не могли.
Нравится мне вот это «они». Все говорят «они», а каждый понимает под этим что-то свое. Активчег – политиков, Пассивчег – проворовавшихся поварих. Но как они понимают друг друга, как ненавидят «их», как хотят отомстить… Пассивный продолжает себя накручивать:
- Да! И стрелять нужно не из каких-то там пистолетиков или автоматиков, а из крупнокалиберных пулеметов.
Страсти нарастают. Он вскочил, руками машет, перебирает вслух все известные ему пытки, которыми собирается «их» пытать. Дошел до серьезных, тех, которыми немцы партизан пытали. Иголки под ногти засовывать начал. Мда…
- …и наркоманов, - подхватывает Актив, - этих тварей казнить первыми после воров.
Всех воров они уже казнили, но запал-то не унять! Энергии еще осталось много. Куда ее теперь? Казнят дальше.
- И алкоголиков, - Пассивный продолжает, - а то, что ж это? Продают детям всякую хрень – джин-тоники какие-то. Это только с виду вода сладкая. А внутри! Восемь (делает глазами цифру «8») градусов алкоголя! Детям!
Замолкает. Поразмыслив, продолжает:
- Да и что это за алкоголь такой… Восемь градусов… Алкоголь должен быть сорокаградусный. И здесь воруют, б#$ди!
- Да-а… Дали б нам возможность, мы б навели порядок, - мечтает Активист.
Вот они выводы. Вот он выход. Дать водки и всех расстрелять! Свежо! Хорошо, деды мои, что вам не дали воли. Не выдерживаю, говорю, сдерживая смешок:
- Ага. Всех расстреляли, и осталось бы вас двое. С водкой. Справедливость!
Деды молчат. Не ожидали от меня. Слушал-слушал. Молчал, одобрял значит. Не может же человек молчать, если он не согласен. Не бывает так. Ухожу курить. Я, конечно же, очень люблю вот такие вот больничные разговоры. Почти так же, как радио, непрерывно передающее сессию Верховной Рады. Но нужно передохнуть. По дороге посещаю места. Одна деталь мне очень понравилась. Над стульчаком, корявым почерком выведено: «Пойжалуста, поднимайте кружок!» Определенно писал профессор. Геометрии.
…
Оделся Активчег и поехал «по инстанциям», как он сам выразился.. И болезни не беспокоят, даже из больнички сбегает ради своих судов. Хоббе у него. В общем и понятно. Чем ему еще заняться? Часа через три вернулся. На месте устоять не может, подпрыгивает от желания все рассказать. Оживленно делится впечатлениями:
- Они мне отписочку готовили. – обращается к Пассивному, -а я им говорю, что меня отписками не возьмешь, б#$дь. Я вам, б#$дь… Я требую, чтобы мой вопрос разбирался на коллегии судей! Семь судей – не один, чтоб их подкупить – в семь раз больше денег понадобиться. Пусть Ющенко на взятках разорится!
Хотя Пассивный за весь день оживился только, когда позвали на обед, но тут ему вдруг интересно стало:
- А по какому вопросу разбираетесь?
- По пенсионному, - вещает Активист, Они мне пенсию маленькую платят. А и им иск в Европейский суд. На 500 тысяч евро. Вот так вот. А получу свой моральный ущерб – и нах@й мне их пенсия.
И верит же. Ну, может и не верит, но мечтает. Хорошо, когда есть мечта. Наверное даже такая.
…
Сквозь сон прорывается что-то знакомое. До боли.
- …а Ющенко – козел! Нашей Юличке Тимашенко работать не дает. Кислород перекрывает, гундосит Активист, - я ему покажу в Европейском суде. Он у меня будет знать, как демократию строить.
Открываю глаза. Темно. Смотрю на часы – 2 ночи. Сцуко! Чтоб ты провалился вместе со своей политикой. Сон ушел. Через пятнадцать минут Активчег беззаботно храпит. Я не сплю еще часа два. На потолке неспешно мигает светодиод пожарной сигнализации.
…
- Лечение начинается с диагноза, - опять во весь голос вещает Активчег, - нет диагноза – нет лечения.
Свежая мысль, однако. В семь утра. После бессонной ночи. Нет, нужно после процедур домой сваливать. Вторую ночь я здесь не выдержу. После этого дня я понял, как устроен мир. Он состоит из недалеких пенсионеров и всех остальных. Все остальные их бесплатные слуховые придатки. Несколько миллиардов ушных раковин, созданных для впитывания в себя стариковской мути. Бррр. Нет, нужно что-то делать, иначе я скоро весь мир начну ненавидеть. В Париж! В Париж! То есть… Домой! Домой!
…
А в котором часу здесь вечером входную дверь закрывают? – спрашиваю у Активиста. Он давно лежит, должен знать.
- Ну-у… Наверное, часов в десять. Ты это… Лучше у медсестры спроси.
Ага. Видел я, как бедную сестричку здесь дергают все, кому не лень. Она и пяти минут не может просидеть спокойно.
- Сэстрычко, а чого мени врач клызьму не выпысав?
Или:
- А зачем мне этот укол? Мне в том году другой делали.
Как будто она знает ответы на все эти вопросы. Но отвечает. Пока молоденькая – терпеливо. Когда станет постарше – будет срываться иногда. Ну, не может она знать на все ответы. Ее дело таблетку дать, иголку воткнуть. А какие таблетки – знает врач. А тут еще я нарисуюсь. С такой ерундой.
- Да нет, я лучше вечером посмотрю сам, когда ее закроют, - пытаюсь объяснить.
На лице у Активиста недоумение:
- Ну, чего ее дергать лишний раз? Сестру-то. Ей и так здесь нелегко.
Смотрит на меня с сочувствием. Тупой я, не понимаю своей выгоды. Это же бесплатные уши! Они на работе! В них можно говорить сколько хочешь!!!
…
(продолжение не следует)
Июль 2008