Благодетель
Не успели милиционеры закрыть за собой решётчатые двери, как в соседней камере началось невообразимое. Яшка выл и верещал так, что могли проснуться покойники на соседнем кладбище, памятники и кресты которого Валерка видел через маленькое зарешеченное окно.
К вечеру всё успокоилось, и в соседней камере наступила тишина, а к Валерке подселили плешивого мужика.
- Ну что, сидишь, сынок? И который раз? – спросил он ласково.
- Первый раз, – ответил Чур.
- А чего одного тебя менты держат?
- Не знаю, – Валерка хотел рассказать про Яшку, сидящего в соседней камере, но что–то его удержало.
- А я вот уже третий раз, и всё за тунеядство да за алименты. А куда денешься? – грустно произнёс мужик. - Выйду, надо бы на работу устраиваться, а мне отдохнуть хочется, вот я и гуляю полгода - год. Менты на меня опять во всесоюзный розыск подают, поймают - и за решётку. Посоветуй, как быть, а?
- Будь, как хочешь, откуда я могу знать, как тебе быть, – возмутился Валерка.
Мужик почесал свою плешь и замолчал. Он сел в угол и стал о чём–то рассуждать сам с собой.
«Придурок какой–то», – подумал Чур.
Они так и промолчали до самой ночи, а утром мужик первым начал разговор:
– Приятеля–то твоего увезли ночью в больничку, перестарался, видно, Корявый.
Теперь Валерка, обескураженный такой осведомлённостью сокамерника, сидел молча.
«Это не он придурок, а я. Вместо того, чтобы расспросить этого мужика обо всём, как мне себя дальше вести, о чем говорить, я весь вечер промолчал, а ведь сержант, наверно, не просто так его подсадил».
Дверь со скрипом открылась, и сержант прорычал:
– Чур, на выход! Перевозка пришла, поедешь на Арсенальную, в Кресты.
Валерка встал и, понурив голову, вышел из камеры.
- Ни пуха тебе, ни пера, пацанчик! – услышал он ласковый голос плешивого.
Сержант, сопровождавший Валерку до машины, приблизившись к нему, прошептал:
– Подельника твоего увезли ночью в больницу, перестарался Корявый, порвал то ли селезёнку, то ли печёнку. В общем, внутреннее кровоизлияние, так что он долго пролежит, и на первый допрос попадёт поздней тебя. Вали на него всё, топи его, понял?
- А чего валить, это он всё и сделал! Я даже пальцем до старухи не дотронулся, – так же шёпотом ответил Валерка.
- Да, и вот что ещё: приятель твой теперь не Яшка, а Машка, знаешь, что это такое?
- Слышал, – прозвучало уже из–за закрытой двери перевозки.
- Хватит базарить! – рыкнул на Чура охранник. Машина тронулась.
Валерка прокатался на машине весь день. К вечеру в кунг перевозки набили ещё двенадцать человек таких же, как он, задержанных, основная масса которых сидела молча, опустив головы, и думала о своём. Уже стемнело, когда машина остановилась у железных ворот Крестов, ворота открылись и, машина въехала внутрь. Охранник открыл дверь, и с улицы донеслось: – По одному, голову не поднимать, смотреть в пол, первый пошёл!
Задержанные столпились у открытой двери. Валерка не спешил, он сидел и слушал. С улицы доносился истошный лай собак и злые крики охранников:
– По одному, суки, по одному!
- Тебе чего, персональное приглашение требуется? Пошёл на выход! – заорал сидевший в кунге охранник и ударил Валерку резиновой дубинкой.
Валерка, не удержав равновесия, вывалился из машины и упал на асфальт. Два сильных удара ногой поставили его в позу бегущей лани.
– Бегом, смотреть в пол! – заорал охранник.
Валерка краем глаза увидел двух огромных немецких овчарок, зло рычащих на задержанных, с оскаленных клыков собак стекала пенящаяся слюна.
- Бегом, суки! – кричали со всех сторон.
Чур споткнулся и чуть не упал под лапы овчарке, он даже слышал, как клацнули её клыки над его головой.
– Не падать, а то яйца откусит! – охранник подтвердил свои слова таким пинком, что Валерка пролетел «раком» до длинного железного стола. Здесь его опять стали лупить дубинками два сильных охранника и, встряхнув, поставили на ноги. На стенке было крупными буквами написано: «Место досмотра».
- Чего у меня досматривать?
- Поговори ещё, мне лучше знать! – рявкнул здоровенный старлей. Прапор, стоящий рядом со старлеем, ткнул пальцем в бумаги, лежащие на столе:
- Смотри, Петрович, это тот самый, который старуху окучил! – сказал он.
- В карцер его, пусть там посидит любитель старух до завтра, потом разберёмся в какую хату сажать.
Утром, получив в каптёрке матрас и подушку, Валерка был конвоирован в хату. Охранник, открыв дверь, втолкнул его в камеру со словами:
– Пошёл, страдалец.
Чур осмотрел хату. В середине небольшой камеры стоял длинный стол, у стен двух и трехъярусные шконки, на каждой лежал человек.
«А где же я буду спать, если все места заняты»? – подумал Валерка.
- О, свеженького доставили! – воскликнул крепкий мужик, спрыгивая вниз с верхнего яруса. Он подошёл к Валерке и, что-то показывая руками, спросил:
- Ты кто, мил человек?
- Валерка Чур.
- Это понятно, что ты Валерка. Я спрашиваю: из чьих будешь, какая ходка, статья?
- Первая, я ещё не сидел, – ответил Валерка дрожащим голосом. «Ну, вот и всё, сейчас и ты станешь какой–нибудь Валентиной», – с ужасом подумал он.
- А чего трясёшься–то весь, на душе что ли не спокойно? Статья какая, не сто семнадцатая, случаем?
- Она самая, – выдавил из себя Валерка, дрожащим голосом.
- Братцы, да это же тот самый любитель старушечьего тела!
- В ответ он нам пробарабанит,
Статью позорную и срок,
Пошутим зло с братвой про баню,
И скажем: свежий «петушок», - отодвинув занавеску, пропел куплет блатной песни худощавый сутулый мужичок, тело которого было синим от множества наколок.
- Не трогай его, Сиплый, он не насиловал, а только подглядывал. Тот, второй, который зачинщик, в больничку загремел.
- А этот что, только свечку держал, что ли? – заржали зеки.
- Но прописать новичка надо. Как следует пропишите, – добавил он.
Так Валерка попал в зависимость к благодетелю Сутулому, и пока он сидел два месяца в Крестах, дожидаясь суда, постепенно эта зависимость переросла в обязанность. Сутулый за два месяца сумел сделать из парня настоящего слугу, и даже кликуху подобрал подходящую - «Слизняк», но зато и Валерка избежал возможности быть опущенным. Отделался тем, что ссал неделю кровью да стал шестёркой у Сутулого, мальчиком на побегушках.
Все эти воспоминания пробудились в памяти Валерки, пока он добирался до дома, вернее, до места ночёвки, которую ему определил Сутулый.
Сам Чур в ограблении кассы не участвовал, он отбывал срок: досиживал последний месяц из тех трёх лет, которые определил ему суд за участие в изнасиловании. Валерка отбывал свой срок в Ярославской колонии усиленного режима, в народе она называлась «восьмёрка», вот в ней Слизняк и провёл все три года от звонка до звонка.
Как и обещал Сутулый, за все три года никто даже не напомнил ему, по какой статье он чалится. Работать Валерка сразу отказался, за что получил пятнадцать суток ШИЗО.
Отсидев в ШИЗО, Слизняк попал к «куму», тот долго пел про ударный труд, который помогает запутавшемуся встать на путь исправления, а потом предложил докладывать ему обо всём, что происходит в отряде. Не добившись желаемого результата, «кум» отправил Валерку в отряд, а через трое суток его опять посадили в шизо. Чур уже досиживал вторую пятнашку, когда один из сокамерников посоветовал ему «замастырить мастырку » – иначе начальство не отвяжется.
- Что такое «мастырка» и как это делается? – спросил Валерка.
- Это не сложно, за осьмушку чая могу сделать, – предложил тот.
- А что это даст?
- Месяц - два в больничке полежишь, а там научат, как дальше избежать работы – ответил собеседник.
- Валяй – согласился Слизняк.
Мужик достал, откуда-то из складок одежды большую иголку, вдел в неё суровую нитку, потёр нитку о грязные зубы, и сказал:
– Ну, теперь терпи.
Чур, сжал зубы и приготовился терпеть. Мужик, проткнув Валеркину ступню промеж пальцев, протянул в неё грязную нитку, обрезав мойкой нитку, сказал:
– Теперь жди.
- Чего ждать – то? – спросил Валерка.
- Как чего? Заражения жди, когда загноится. Потом нитку выдернешь и пойдёшь в больничку, там разрежут, потом зашьют, если организм здоровый - месяц проболеешь, если больной - два.
- А если ногу отрежут? – испугался Валерка.
- Не ссы, это редко бывает, – успокоил мужик.
- Что редко бывает? Ноги редко отрезают? – возмутился Валерка. Я без ноги жить не хочу, ты чего не предупредил, что ногу могут отрезать?
- Да никто тебе ногу не отрежет, успокойся, на моей памяти такое было всего один раз и то, не ногу отрезали, а руку.
На следующие утро Чур проснулся от дикого жжения в ноге: ступня опухла и токала, он с силой выдернул присохшую нитку, гноя не было, но кровь пошла. К обеду ступня ещё больше распухла и, поднялась температура: – «Надо проситься в больничку, а то действительно без ноги останусь»,- решил Чур.
Валерка стал колотить в дверь.
- Чего надо? – открыв кормушку, спросил охранник.
- Доктора! Смотри, как нога опухла и загноилась! – ответил Чур.
- Ерунда, само пройдёт, – буркнул охранник и захлопнул кормушку.
- Стучи опять, – посоветовал мужик. Валерка опять стал колотить в дверь, к двери долго никто не подходил.
- Колоти, колоти, может, достучишься! – стали подшучивать в камере.
- Сейчас в карцер отведу, достучишься! – заорал охранник через дверь.
- У меня температура уже поднялась, заражение крови начнётся! Сдохну - отвечать будешь.
- Тебе чего, уже градусник кто–то поставил? – заржал охранник.
- Ты говори, да не заговаривайся!– огрызнулся Валерка.
- Счас дежурному доложу, – ответил охранник.
Мужик, делавший мастырку, перестарался, или зубы у него были слишком грязные, но Валерка провалялся в больничке два с половиной месяца. За этот период его научили, как заболеть липовым туберкулёзом.
- С этой болезнью на работу не погонят, – пояснил один из советчиков.
Валерка, лежавший на больничной, но всё же шконке, философствовал: – «Как странно устроена жизнь, совсем недавно я был свободным, и даже в кошмарном сне не мог увидеть себя заключённым. А ведь всего одна слабость, маленькое малодушие, и я стал насильником. А и надо было всего–то - дать по морде этому придурку, Живодёру, и всё бы сложилось иначе», – рассуждал он.
Но, как сложилось, так сложилось, назад не вернёшь, и Слизняк досидел свой срок. Освободившись, Валерка рванул домой. В кармане жгли ляжку двести рублей, полученные за три года «каторжного» труда.
Приехав домой, он первым делом напился с друзьями и сходил на танцы.
- Не пошло тебе на пользу тюремное заключение, выводов ты для себя не сделал,– сказал отец, глядя на то, как Валерка с жадностью хлебает пиво.
- Трубы горят, батя, а ты со своими выводами, – ответил сын.
В этот момент зазвонили в дверь.
– Иди, открывай! Наверно, дружки пришли. У них тоже трубы горят, а у тебя денег куры не клюют! – возмутился отец.
Валерка открыл дверь, перед ним стоял незнакомый, заросший щетиной мужик.
- Ты будешь Слизняк? – спросил он.
- Я, – ответил Чур дрожащим голосом.
- Малява тебе от старого знакомого, – и мужик, протянув большой тяжёлый конверт, повернулся и стал спускаться вниз. Пройдя первый лестничный пролёт, он обернулся и, щёлкнув пальцем по горлу, сурово произнёс:
–С этим завязывай, у нас этого не любят, понял?
- Понял, – простонал Валерка.