Я протемненный, взятый мраком в плен.
Вершин Тибета нет в моих мечтах,
Есть тьма пещер и холод вечных стен.
В далеком прошлом, может, я попал
Под черный дождь с рассерженных небес.
И с этих пор мой ум не высыхал
Как в тропиках сырой и душный лес.
Он всё шумит, и стонет, и поёт,
Но солнце сквозь листву не проникает.
А там, внизу, коварный крот живет,
Который в душу часто заползает.
И шепчет мне: «Страданье в мире есть
Других людей – и близких, и далеких.
Так много боли, что не перечесть
И не вместить в бесчисленные строки.
Я для того, чтоб ты не забывал,
Чтоб помнил это каждое мгновенье,
Чтоб совесть ты свою не продавал,
Не соблазнялся внутренним забвеньем».
Я – яблоко, червивое насквозь,
Но полное лучистым сладким соком.
Я как Земля, в чье тело вбита ось,
Вращаюсь вечно в танце одиноком.
Я – стон молитв за каждого, за всех.
Я – атом горя, больше неделимый.
Я – самый свой удачный неуспех,
Чужим несчастьем сам к себе гонимый.
Изгнанник я, чья родина – ГУЛАГ,
Который сам во мне как заключённый.
Я выпачканный чёрным белый флаг
(он совестью моею закопчённый,
чтобы в войне меж нами роковой
в который раз сорвать переговоры).
И снова я иду в тот вечный бой,
Где пули слёз в груди буравят норы.
Но норы эти – долгие ходы
Сквозь злобный мрак и до таких высот,
Что там прозреет мой упрямый крот –
Так наградят его за честные труды.
