Роман Борштейн никогда не входил в число папарацци. Он был серьезным уважаемым журналистом и любил писать о людях, интересных судьбах. Дальние поездки были для него пыткой: транспорт Роман переносил плохо. Поэтому, когда ему редактор предложил написать статью об уральском знахаре из села Студеное, Роман радости не проявил. Да и что можно написать о знахаре? Роман решил, что лекарь заплатил газете приличную сумму, потому редактор и старается.
Роман пытался отказаться от поездки, но Егор Петрович сказал:
- Рома, понимаешь, это человек сложной судьбы. Его зовут Антон Христианович Калиниченко. Только ты со своим опытом сможешь сделать интересный материал об этом человеке.
- Ну, Егор Петрович, удружили вы мне! В каждую дырку суете. Я уже не юный пионер, устал от поездок, необычных людей. Здесь полно работы, пошлите Игоря или Юлю.
- Зеленые они, Рома. Приедешь, спасибо скажешь, что тебя послал.
Роман прибыл в Студеное ранним утром, подташнивало, болела голова. На улице людей не было. Вдруг он увидел ветхого старичка с палкой в руках. Старый человек жевал булочку, сидя на скамеечке возле такого же ветхого домика, как и он сам.
- Дедуля, здравствуй, где тут Калиниченко живет? – спросил Роман.
- Ась? – спросил старик, - Милок, кто нужен тебе? Сельсовет?
- Да! – прокричал Роман старику в ухо, понимая, что разговора с ним не получится.
- Видишь, дом на пригорке со ставнями? Это он и будет. Дай закурить, милок.
Злясь на деда и редактора, Роман пошел к сельсовету, другого ничего не оставалось. Председатель сельсовета – добродушный, курносый толстяк, улыбнулся Роману, протянул руку и сказал:
- Наш Христианыч живет на самом краю села. Талантливейший человек, а лекарь какой! Жена моя захворала по-женски, врачи от нее отказались, а Христианыч излечил ее. Сын у меня теперь, Антоном назвали в честь целителя, а через пять лет Наташка родилась. Будем знакомы: меня Романом кличут.
- Значит тезки, я тоже Роман.
- А к Христианычу я вас сам провожу. Он нездешний, после войны с Украины приехал, да так и живет здесь. Посмотришь на него – вылитый Будулай. Смотрел кино? Мы с ним дальние родственники по отцу.
Они шли по селу минут пять-семь.
- Вот тут он живет, лекарь наш. Жена у него наша местная, Дарья Синицына. Это вторая, а первая не из нашего села, она молодой умерла. Тогда он знахарем и стал.
- Интересно, а дети есть? – спросил Роман.
- Трое. Старший сын от первой жены, в русском посольстве, в Италии работает, а дочки – погодки от Даши. Это его дом. Смотри, он сам навстречу нам вышел. Христианыч, здорово, гостя тебе привел.
Антон Христианович – мужчина богатырского телосложения действительно напоминал Будулая. Возможно, буйными седоватыми кудрями и масляно-черными глазами. Хорошей формы крупноватый нос, сочные губы – хоть в кино снимай!
- Входите, господа хорошие, - манерно сказал хозяин, - Калиниченко Антон Христианович.
- Роман Борштейн, корреспондент, - представился Роман.
- Дашенька, у нас гости, иди сюда, - позвал Калиниченко жену. Вошла невысокая пухленькая блондинка с голубыми добрыми глазами.
- Меня зовут Даша, - сказала она просто, - Поняла, Антоша, сейчас все будет на столе.
- Настоечку на калине не забудь, она некрепкая, зато вкусная и полезная. Я давно уже не принимаю, но ради гостей немножечко приму.
Выпили, закусили. Антон Христианович сказал:
- Роман, то, что я тебе расскажу, ни в одной книге не прочтешь. Такая кривая моя судьба-судьбина. Прошу тебя: ничего не приукрашивай, не надо. И еще: не меняй мои слова, пиши, как есть. Начнем с моего рождения. Понимаешь, я не знаю даты своего рождения и не знаю, где родился. Даже в каком году появился на свет, не ведаю. Думаю, что года за два до войны, судя по воспоминаниям близких. Как твоя фамилия, Рома, повтори.
- Борштейн. Сложно запомнить.
- Да нет, не сложно, сейчас… я волнуюсь. Просто, Рома, я, говорят люди, похож на Будулая. Но я не цыган. Я – еврей, это я знаю точно. Не с родными матерью и отцом я вырос, но в этом виновата война проклятая. В местечке, где я родился, почти все погибли. Смог узнать от древних старушек, что маму мою звали Эстер, папу – Мойша. Отец добровольцем на фронт ушел, а мама с детьми, скорей всего, погибла в гетто. Я был самым младшим. Даже, как меня звали, никто не помнит, а документов в архиве нет никаких. Сын сейчас в Италии живет, но заявку на телевидение написал, жду теперь ответа.
- Да…
- Понимаю, непростое это дело. Одно узнал: папа мой погиб под Москвой. Война, что поделаешь? А началось все так. Жила в нашем местечке белорусская семья: Богдан да Галя. По дороге в гетто маме удалось передать меня Богдану, но он не мог меня оставить у себя. Они разведчиками у партизан были. Добрался до села, где жила знахарка Христина, он зашел, прижимая меня к себе, и робко сказал:
- Христя, ты…это самое… пацаненок этот еврейский, спасать надо. Я его заберу, когда немцы уйдут, подержи пока его у себя. Согласна?
- Какой красивенький парнишка, правда, Богдан? Жалко дитя. Ладно, Богдан, подержу, боюсь, ко мне много людей ходят, вдруг выдадут?
- Смотри, тебе жить, - грустно сказал Богдан, - Но больше его девать некуда, малой еще.
- Ладно, спрячу, хорошенький больно. Как зовут его?
- Не по-русски, забыл, давай у него спросим.
- То, - почему-то ответил я.
- Вот и хорошо, буду звать тебя Антошкой, так моего батю звали, - решительно сказала Христина.
Не пришли за мной Богдан и Галя, погибли при бомбежке.
Христина Антоновна не была избалована судьбой. Ее семейная жизнь не сложилась. Она вышла замуж за одноклассника Степана, который бегал за ней с 7 класса. Поженились, строили планы… А потом она застукала его с Ксанкой, своей подругой, прямо на собственной постели. Простить не смогла и осталась одна.
За несколько лет до войны Христина Антоновна попала в лагерь: заступилась за соседа, он не хотел в колхоз. Она и раньше знала лечебные травы, заговоры, лечила подружек и соседей. Такой дар ей передала тетка – баба Груня, у которой она воспитывалась. В тюрьме она помогала своим товаркам при болезнях, лечила простыми вещами: массажем, солью, свечкой, чаем – другого ничего не имелось. О ее способностях узнал начальник лагеря, его жена не могла забеременеть.
- Помоги ей, а я помогу тебе освободиться пораньше.
- Попробовать можно, - сказала Христина, - насчет результата пока обещать ничего не могу, посмотрим. Бесплодие лечить трудно, но будем надеяться.
Она сообщила, какие ей нужны травы, некоторые начальник достал через аптеку, другие купили у местных жителей, и лечение началось. Чтобы Христина не сбежала, к ней приставили шофера-механика Христиана Калиниченко. Молодые люди понравились друг другу.
- Беги, если хочешь, - сказал Христиан, - Страна большая, затеряешься, не найдут.
- Ты что? Тебя расстреляют, а меня поймают и добавят срок.
Лечение жене начальника лагеря помогло: женщина забеременела. Он оказался человеком благодарным, помог Христе выйти на свободу. Христиан решил уехать с ней. Они понимали друг друга с полуслова, но лагерная жизнь «помогла» Христине остаться бездетной. Когда началась война, Христиан ушел к партизанам, а его жена по заданию командира отряда осталась в селе. Не вовремя появился в ее доме кудрявый еврейский мальчишка. Пришлось и ей уйти к партизанам, захватив меня. Она привыкла ко мне, считала сыном. Там, в отряде, мне первый документ сделали, так я стал Антоном Калиниченко официально. Я ее звал мамой, а Христиана папой.
В школу пошел после войны, шкодливый и подвижный был, учиться не любил, а возиться с травами мне нравилось. Любил наблюдать, как мама лечит людей. Вскоре мы переехали в Студеное, там жил папин родной брат, после войны женился на уралочке. Они сделали это из-за меня, чтобы меньше было разговоров: слишком я непохожий на них. Мама устроилась санитаркой к местному фельдшеру, но траволечением заниматься продолжала. Отец стал участковым милиционером. Его уважали, советовались с ним по житейским вопросам. Я окончил школу, должен был пойти в армию, но судьба распорядилась иначе. Поехал с другом в райцентр, ему надо было обувь купить. Мне мама дала денег, попросила привезти сливочного масла да колбаски копченой. В магазине почувствовал, как чужая рука лезет ко мне в карман. Не раздумывая, схватил ворюгу и дал ему, как следует. А парнишка я был крепенький…Не убил, но получил он сполна: тяжелое сотрясение мозга и рука поломана. Мой друг пытался защитить меня, но… Был суд, срок дали. Папа ничего сделать не смог, хоть и в милиции работал. В тюрьме я впервые влюбился. Женечка работала в тюремной больнице медсестрой. Высокая стройная шатенка. При виде этой красавицы меня, словно током прошибало. Так случилось: заболел я в лагере воспалением легких, положили меня в больницу, тогда я и подружился с Женечкой. О годах, проведенных в лагере, вспоминать не хочется: сколько пережил унижений, сколько увидал подлости человеческой, что на всю жизнь хватило. И били, и оскорбляли, даже насиловать пытались…да что там… хорошо, что я не из слабаков. И лечить приходилось тоже, за это меня потом уважать стали. Одна польза от лагерной жизни все же осталась – получил специальность кузнеца.
Кончился срок отсидки. С радостью сообщил об этом Женечке.
- Антоша, я понимаю, что это значит для тебя. А как же я? Возьми меня с собой, ладно? Я не смогу жить без тебя, - сказала она и заплакала.
Я обнял ее за плечи, почувствовал, что тоже не смогу жить без этой милой девчонки, но кто она, а кто я…зэк обыкновенный, Бог знает, как сложится моя дальнейшая жизнь.
- Женечка, - ответил я ей, - смогу ли я дать тебе такую жизнь, какой ты достойна? В моей биографии большое пятно. Ты у меня самая родная, самая любимая. Я предлагаю тебе…боже, что я говорю! Я хочу, чтобы ты стала моей женой.
- Спасибо тебе, Антошенька, - она поцеловала меня в щеку и побежала увольняться. Родители одобрили мой выбор, Женечка сразу стала им дочерью. Сделали мне свадьбу, купили Женечке небольшое золотое колечко в подарок. Как радовалась кольцу бывшая детдомовская девчонка! Мама учила ее понимать травы, лечить ими людей, я тоже продолжал осваивать мамины наработки в траволечении.
Я устроился кузнецом, а моя любимая жена работала медсестрой в нашей сельской больнице. Как мы были счастливы все вместе, даже передать невозможно. Летним вечером мы сидели на крылечке, обнявшись. Моя любимая сказала мне:
- Антоша, ты готов стать отцом?
- Это моя мечта! Правда, Женечка, или шутишь?
- Правда. Я люблю тебя, Антоша.
Я заплясал от радости, а назавтра поехал в райцентр и купил для любимой золотые сережки, маленькие, с красным рубинчиком.
- Зачем ты тратишься, Антоша? Я не носила никогда столько золота, сначала колечко, теперь сережки…зачем?
Бедная моя Женечка, ничего она в жизни не видела.
Роды были тяжелые, мальчик родился пятикилограммовым. Только для Женечки они оказались роковыми, не стало ее, моей милой, единственной женщины. Мальчика назвали Женей, как и его маму. Я сразу поседел и постарел. Если бы не малыш, свел бы счеты с жизнью. Каждый день ходил на могилку и, не стесняясь, рыдал.
- Ты не должен так поступать, у тебя ребенок, он не должен быть круглым сиротой, - напутствовала мама, но я медленно убивал себя.
Тогда и состоялся мой серьезный разговор с матерью о моем происхождении. Я видел, что я не похож ни на мать, ни на отца – оба они были светловолосые и голубоглазые, а я – яркий брюнет. Когда я был маленький, отец говорил мне, что у них в роду были цыгане, вот я и удался в цыганского дядюшку. Я верил, да и как не верить, если таких заботливых родителей, как у меня, сыскать было трудно. Для меня они жили, это точно. Но мамино сообщение стало ударом для меня. Я запил по- черному, слаб оказался, не сумел пережить свалившиеся на меня беды. Берегли меня родители, уговаривали, но все без толку. Всех женщин сравнивал с моей Женечкой, все сравнения были не в их пользу. Однажды напился так, что заснул в сугробе у леса. На мое счастье отец нашел меня и притащил домой.
- Очнись, Антон, ты – отец, у тебя сын, ты его воспитать должен, - сказал папа.
- Подумаешь счастье, сын, из-за него моей Женечки не стало, а без нее не умею жить, ясно тебе? – зло выкрикнул я.
- Жениться тебе надо, малыша воспитывать.
- Не могу, отец, прости.
- А пировать можешь?
- Пойми, отец, у меня столько горя!
- Потерять любимую тяжело, но твой Женька так похож на свою маму, вглядись, он – просто ее копия, - произнес отец, пытаясь поднять во мне интерес к ребенку.
- Мне от этого не легче. Почему вы скрывали от меня, что я вам не родной сын? Вы обязаны были сказать.
- Ждали момента, травмировать тебя не хотелось. Теперь ты сам отец и должен знать правду.
- Мне что с этой правдой делать? Мало у меня горя…
- Слюнтяй, - сказал отец, - а я думал, что ты – мужик. Ты хоть раз почувствовал, что приемный?
- Нет, но все равно обидно, - я развернулся и побрел к сельмагу.
Запои продолжались. Я шел на могилу Женечки, прихватив бутылку с огненной жидкостью, потихоньку пил, не закусывая, и говорил с ней, говорил…Зимой пьяный заснул прямо на могиле. Замерз, если бы не Дашенька. Она часто навещала могилу бабушки на сельском кладбище. Увидев меня, разбудила и дотащила до дома. Как ей это удалось, ума не приложу, разные у нас весовые категории. Позвала маму, спиртом меня долго растирали. Когда женщины ушли на кухню попить чаю, я схватил бутылку и допил оставшийся спирт. И…словно провалился, много часов проспал.
Утром отец сказал:
- Антон, ты хочешь оставить Женечку круглым сиротою? Подумай, мы с мамой не такие уж юные.
- Папа, - сказал я, - этого больше никогда не будет. Верь мне.
Сказал, как отрезал, не верю я, что человек не может совладать с собой. Может, если захочет. Даже мамины травы пить не захотел: сам смог избавиться от зависимости. Представь себе, Роман, я не вру. Был праздник, мы сидели у телевизора, стол был накрыт. Неожиданно пришла Даша, просила маму дать для отца травки, печенью он мается. Ухудшение у него началось от разносолов. Она говорила с мамой, а я ее разглядывал. И разглядел. Красивая Даша, очень красивая, но совсем не такая, как Женечка. Даша – маленькая белокурая пышечка, а какая у нее улыбка!
- Дашенька, пойдешь за ненормального вдовца замуж?- спросил, зная, что услышу отказ.
- Пойду, - улыбнулась она, - Ты серьезно, Антон, или пошутил?
- Еще как серьезно. Живым надо жить, верно?
Мы с Дашей живем уже много лет, на могилку к моей первой жене вдвоем ходим. У нас две дочери: Ольга и Лена, обе с высшим образованием, семьи свои имеют. Женечка мой в посольстве работает, за границей живет, в Италии. У меня три внука и внучка Марина. Я обязан рассказать им о себе, но пока мало что знаю. Мои приемные родители покинули этот мир, я часто их навещаю: их и Женечку. Благо, тут недалеко. Мама передала мне все тонкости своего ремесла, а Даша мне помогает. Я излечил многих людей, но свою душу излечить не могу. И еще меня мучает вопрос: кому же я передам свое ремесло, внуки живут в городе, их это не интересует. Женечкины сережки и колечко подарил внучке, как фамильную реликвию, доставшуюся ей от бабушки. Невелика ценность, но не все деньгами измеряется, не все…
- Антон, а какие болезни тебя боятся, расскажи, - попросил Роман
- Вот отчет о моей работе, - сказал хозяин и подал мне книгу в толстом переплете, - Я все записываю: и удачи, и неудачи.
- Это хорошо. А курьезы в твоей работе бывали?
- Бывали, да еще какие! Пашку Рыжова от пьянки лечил, теперь не пьет, а от Клавки, жены его, покоя нет. Потенция, как у быка-производителя, стала у мужика. Не рада она этому, просила, Христианыч, сделай с ним что-нибудь. А как я могу его вылечить, если он мимо моего дома бегом пробегает. Понравилось мужику в таком состоянии проживать. И смех, и грех! Колька Холядин вместо чекушки по пьяному делу выпил у бабы касторку… Три дня маялся животом…Курьез?
- Конечно, а еще?
- Люська Гусева мужика своего ревновала к соседке. Напоила его и на причинное место замок повесила, а как потом снимать не подумала, ключ на помойку выбросила. Втроем бедолагу спасали, у Холядина руки золотые, он сделал слепок, и ключ изготовил. Роман, такие истории я часами могу рассказывать. Село, сам понимаешь, здесь все на виду. Сейчас смешно над этими алкашами, а ведь сам до этого докатывался. Идут ко мне и днем, и ночью. Дашка сердится, покою, говорит, от них нет. Объясняю ей, что народный целитель – звание, которое не всем дают, если выбрал эту стезю, то, будь добр, соответствуй.
- Антон, у меня есть еще вопросы, - сказал Роман.
Мужчины проговорили почти до утра. Давно легла спать Даша, а двум мужчинам не спалось: слишком хотелось выговориться. Антон спрашивал у Романа о еврейских обычаях, о том, как живут еврейские семьи. Роман отвечал, но он и сам знал не так уж много.
- Выпало мне жить, Рома, вот и живу, - сказал Христианович, - За всех живу: за родителей погибших и приемных, за Женечку. Вот часто думаю: их нет, а я существую и вполне счастлив. Почему так, Рома?
- Не кори себя, Христианыч, ты был хорошим сыном, теперь отец и дед, все сделал, что хотел. Ты – народный целитель, а это так здорово! К тебе со всех концов лечиться едут. За это тебя судьба приговорила к долгой жизни. Одного только не понял, любишь ли ты Дашу?
- Очень, но не так как Женечку, а по-другому, не так пылко. Отпылал в молодости, отгорел. С ней мне спокойно и хорошо, я без Дашки, как без рук. Слушай, Рома, будешь писать обо мне, напиши жирным шрифтом, что я ищу свои корни.
- Не волнуйся, Антон, я все сделаю, мы с тобою одного рода-племени, просто мне повезло, я родился после войны. Я лично займусь розыском твоих корней. Ты же мне все исходные данные написал.
- Спасибо, друг, жалко, что ты уезжаешь. Словно родного брата нашел, честно.
К вечеру «Будулай» проводил Борштейна до дороги.
- Знаешь, Рома, я – обрезанный. Мама сказала, что я в детстве болел фимозом, вот и пришлось операцию делать. Сочинила она это, потом узнал. Ну, пока, Рома. А вот это выпей, когда сядешь на автобус, тошнить не будет. А это тебе травы на оздоровление, я все написал подробно.
- Спасибо, Антон, до встречи!
- Приезжай, Рома, я буду ждать тебя!
- Постараюсь, Антон.
Они распрощались. Калиниченко добрался до дома, выпил на ночь стакан теплого молока с медом и уснул. Ему снилась молодая черноглазая еврейка, его мама, она вела за руку кудрявого красивого мальчика и говорила ему:
- Это ты, Антошенька, ты, только тогда тебя звали другим именем.
- Неправда, меня всю жизнь звали Антоном, - отвечал мальчик.
- Нет, сынок, не всегда.
И вдруг женщина исчезла. Мальчик лег на землю и стал рыдать:
- Мамочка, прошу, не уходи, мне плохо без тебя! Вернись!
- Антон, что с тобой?
Он мгновенно проснулся и увидел перепуганную жену.
- Ничего, просто я во сне увидел свою родную маму.
- Боже, ты так рыдал, что я напугалась. Антошка, это хорошо, что она отпустила тебя от себя, она приказала: живи долго, и за меня тоже, и за сестренок и братишек.
- Мне страшно, Даша, - признался Антон.
- Ты – большой ребенок. Найдешь свои корни, потерпи немного.
- Ты права, Дашутка, - Антон повернулся на другой бок и неожиданно снова крепко уснул. Утром встал свежий и бодрый.
- Даша, я знаю, кому я передам свое мастерство. Смотри к нам идет Наташка, дочка Ромы, председателя сельсовета. Ей так нравится возиться с травами. Гены, ведь она тоже Калиниченко.
- Дядя Антон, тетя Даша, здравствуйте, - сказала пятнадцатилетняя Наташа, - Можно я с вами? Мне так интересно помогать вам. Можно?
- Конечно, с удовольствием. А что, Наташка, если я тебя обучу всему, чему меня научила мама? Хочешь лечить людей?
- Очень хочу. Окончу школу, пойду в мединститут. А потом займусь альтернативной медициной.
- Альтернативной, мудрено ты говоришь, Наташка. Ну, идем в лабораторию, дел у нас по горло. Вчера ничего не делал, - улыбнулся Антон Христианович и стал открывать дверь помещения, в котором работал, - Споем, Наташка? С песней жить веселей.
- Споем, дядя Антон!
17.11.06 Зинаида Маркина