Рыжие, с глубоким медным оттенком волосы, ярко серые глаза (до встречи с ней я даже не знала, что такие бывают), нежный овал лица и властный взгляд женщины-вамп, непонятно откуда взявшийся у этой едва познавшей жизнь девочки. Милуа (так они её называли). Настоящего имени я не знала.
Рич. Он же Сергей Александрович. Только он мог так пахнуть. Восхитительно сексуальный запах. Всегда едва выкуренной сигареты, всегда чёрного шоколада с миндалем, всегда какой-то мужской туалетной воды, названия которой я так и не узнала. Всегда чего-то еще, едва уловимого, непонятного, завлекающего (нотка сильного, красивого мужчины, который, не пытается понравиться, насладиться своей силой, своим успехом, а просто живет для неё, для своей царицы, именно в ней был смысл всего его бытия). Он тогда был в очках, и я подумала, что у него обязательно должны быть черные глаза, с расширенными зрачками, с ярким, вспыхивающим огнем внутри… Я так и не узнала, какого цвета были его глаза, он всегда был в очках.
Лед (от Лёд). Само существование этого человека было синонимом слова «гармония». Уравновешенность. Четкий расчет и неуязвимая логика. Как бы не казалось со стороны, как бы не выглядели их отношения в глазах непосвященных, он был главным в этом звездном, оскароносном трио. Несмотря на то, что последнее слово всегда оставалось за ней, это было его словом, его мыслью, так талантливо и незаметно воплощенной в жизнь её устами. Я восхищалась им, я так хотела, чтоб он любил меня, а не её…
У Милуа на шее всегда висел медальон с их фотографиями, у Рича на правом плече её имя, у Леда – на левом. Мне никогда даже в голову не приходило назвать эти отношения извращением. Это было нечто рожденное вместе с Вселенной, три равных части одного идеального мира, три грани равностороннего треугольника.
Я разрушила их мир, я так хотела, чтоб он любил меня… Сидя на подоконнике, наблюдая за ночным городом, докуривая седьмую сигарету, я думала лишь о нем… Сама мысль о наших отношениях казалась мне абсурдом, чем-то противоестественным, нереальным. Я даже хотела её убить… Не смогла. Никогда не смогу. Я слишком люблю жизнь, чтоб забирать её у других…
Да. Он воистину был идеален, впрочем, как и две другие грани этой совершенной геометрической фигуры. Я всё ещё хотела его, я всё ещё любила его… Хорошо, что вовремя поняла: они неразрывны, если полюбишь одного из них – полюбишь всех троих. Так и случилось. Потом. Они стали для меня наркотиком, мне было достаточно наблюдать за их жизнью, за их любовью. И больше ничего…
Их так и нашли. Троих. Переплетенных, как любовно сотворенная пауком паутина. Невозможно красивых, невозможно живых… Даже после смерти они не потеряли этот неописуемый вкус к жизни, это страстное желание жить, эту сумасшедшую любовь… Они не могли умереть по отдельности. Только так.
