В русле веры и света (Литературный обзор)

       Соблазны жизни или её тяготы нередко уводят человека от Бога, окружают устрашающим одиночеством. В лирической поэзии это проявляется наиболее отчётливо. Если автор не утратил ощущение многовековой христианской традиции, то такое качество волей-неволей отражается в каждом его произведении. Подтверждая мысль, могу привести в качестве примера творчество Дмитрия Гавриленко. Именно он представил божественную сущность в разных проявлениях, но с поразительной, заслуживающей восхищения целостностью. Ведь и правильность, и неправильность мира обладают некой общей гармонией, поскольку в равной мере соответствуют замыслу Творца.
       Я с восхищением читала стихотворение 1983 года. Более чем тридцатилетняя давность его не уменьшила красоту строк и запечатлённого в них чувства:
Расцвели засохшие сады
Не от солнца, не от Первомая.
Почему – я сам не понимаю –
Расцвели засохшие сады.
Может быть, весенняя вода
Корни и сердца их воскресила.
Всем на свете, как святая сила,
Может быть весенняя вода!
       Поэту тогда исполнилось только двадцать шесть лет. Проявил же он не только мастерство, но и прозорливость, зрелое и живое ощущение христианской традиции. Весенняя эйфория выразила себя в том, что расцвели даже те сады, которые казались засохшими либо такими и были. Антропоморфизм близок вере во Христа, чудодейственной Пасхе. Она даёт необыкновенное ощущение близости к Богу и природе. Повторы двух строк усиливают его, вытесняя из души читателя иные чувства.
       Я бы не стала придавать тут особое значение олицетворению как художественному приёму. Бог вездесущ, он рядом с нами и в нас самих. Дмитрий Гавриленко утончённо даёт понять об этом, оживляя, возвышая реалии, в частности, «весеннюю воду». При этом использует вводные слова «может быть», означающие в контексте предположение. Ещё бы! Ведь речь идёт о воскрешении «корней и сердец» деревьев. После появления в предпоследней строчке сравнения «как святая сила» исчезает всякое сомнение, пропуская вперёд оптимистическое, по-христиански светлое начало. Христос Воскрес – это большое чудо для людей, маленькое чудо – цветение едва очнувшихся после зимы садов.
       В других стихотворениях христианская тема выходит на первый план, подчиняя себе, по замыслу автора, каждую художественную деталь. В 2001 году поэт написал «Пасху», где антропоморфизм, обусловленный верой, получил дальнейшее развитие:
Светлый день Воскресенья Христова,
День весны и весеннего сна,
Не волшебного сна, а простого,
Даль в котором ясна.
В тихом сне все событья известны.
Шла осинка из леса в село,
Шла, раскинув наряд свой прелестный,
Словно чудо зеленое шло.
Свет не клином, а стежки-дорожки
Разбежались и снова сошлись.
Как звенят у осинки сережки!
Родились - да и свесились вниз.
Все проселки забытые - тезки,
Не пустуют они никогда.
Как сережки звенят у березки!
Ты откуда идешь и куда?
Шли по разным проселкам. И что же?
Вдруг сошлись в середине села
И узнали друг дружку. Похоже,
Их земля благосклонно свела.
Обнялись восхищенно сережки,
Похристосовались меж собой
И остались цвести у дорожки
И зеленой, и желтой гурьбой.
       «Весенний сон» - чуткий и красноречивый, что связано как с Пасхой, так и с природой, которая проявила только первые признаки пробуждения. Поэту их оказалось достаточно, чтобы воспеть гармонию, дарованную свыше. Я не раз проходила мимо цветущих вместе осинок и берёзок. Никогда бы не подумала в этой связи о Воскресении Христовом. Дмитрий Гавриленко посмотрел глубже и дальше меня, раздвинул границы чуда, символизируемого обычно веточкой вербы.
       Осинка и берёзка оказались рядом, а для автора – это уже мотив встречи лесных гостей, пришедших в село. Они прекрасны, подобная красота может появиться только в лесу, на их малой родине, у самых истоков. Это поистине чудо, которому поэт легко находит основание: «Свет не клином, а стежки-дорожки Разбежались и снова сошлись…». Антитеза изменённому фразеологическому обороту (свет сошёлся клином) поворачивает тему иной гранью, а именно: насущной необходимостью единства, целостности, что важно и для религии, и для общества, и для искусства.
       Антропоморфизм развивается в русле веры и света. Серёжки становятся основной приметой весны и праздника, они «похристосовались меж собой». Пасха обрела конкретное выражение действием - глаголом прошедшего времени, и оно осуществляется как завершение удачно использованного автором олицетворения. А последние строки низводят с пасхальной высоты в мир обыкновенной природы: деревья «остались цвести у дорожки». Продолжается жизнь.
       Бурная праздничная радость звучит и в других стихах Дмитрия Гавриленко, освящённых признанием незыблемости христианских ценностей, которые благополучно провели многие народы сквозь тернии бытия. Особенно эмоциональны и значимы короткие строки 2006 года:
Христос воскрес,
Сияй окрест,
Свети в груди.
Голгофы крест
Не впереди.
Из разных мест
Христос воскрес
Несётся вширь,
Стремится вверх…
Прекрасен мир,
Живи и верь!
И эта весть –
Христос воскрес –
Из тьмы, где грех,
До нас дошла,
Учила всех
И берегла.
Христос воскрес!
Сияй окрест,
Свети в груди.
Голгофы крест
Не впереди.
       «Христос воскрес» как пасхальное приветствие по многу раз повторяется верующими в праздничные дни. Поэт счёл нужным повторить его в коротком стихотворении четыре раза, однако каждый повтор имеет свои оттенки – зеркальные отражения, проникающие в сердцевины чутких сердец. Не случайно последнее повторение сопровождается восклицательным знаком, то есть полностью превращается в пасхальное приветствие и неуёмную радость каждого христианина: «Голгофы крест Не впереди».
Вероника Константиновна Подольская,
г. Москва
2017