Где-то стрелки стучат, приближая финальную сцену.
Что же толку теперь — набивать себе бо;льшую цену,
Если ей всё равно, если всё, что возможно, сотрёт?
Вот мы встретимся с нею, как будто Геро; и Леандр,
В том единственно правильном времени (или пространстве),
Где юлить и скрываться не нужно мне будет стараться,
Где начнётся реальность, а этот безумный театр
Станет только химерой, отрывком кошмарного сна,
Что всё тщится и тщится, но всё ж не приходит к финалу.
Смерть коснётся меня — и опять повторится сначала
Этот странный спектакль, где лишь только она и честна.
Потому что она — как и я — не просилась сюда,
Потому что она — как и я — зацепилась за вагу
И играет — как я — то ли в глупость, а то ли — в отвагу,
Хоть ей это не нужно (и в этом — моя же беда).
Так и ходит она, только жатву не может собрать.
«До поры, до поры, — замечаю я с тонкой улыбкой. —
Мы ведь обе попались, как будто безмозглые рыбки,
На крючок (или вагу). Но кто нам теперь виноват?
Впрочем, кукольник, может быть, бросит нас в пыльный чулан,
Отвлечётся на что-нибудь (или кого-то) получше
И оставит в покое мою сумасшедшую душу,
И забудет включить ее в смертный — проверенный — план.