Ехал я по дороге лесной
Вдоль огромных сугробов сокровищ,
Мимо тьмы, что стояла стеной.
Видел я, как рождаясь из неба,
Снеги белые роем кружат,
О стекло разбиваясь нелепо,
Меня сделать слепцом норовят.
Слышал я, как колёса мололи
Кости тысяч снежинок в труху,
Не завидуя страшной их доле,
Не прощая их матерь-пургу.
А мой путь всё никак не кончался,
Не кончался мой страшный вояж.
Я за руль непослушный держался,
Словно вор за чужой саквояж.
И сбивалось в заносах дыханье,
И стучали в груди клапана…
Будто всех палачей в оправданье,
Меня лично пытал сатана.
И я сдался, низвергнув словами
Мокрый ужас в бездонность небес:
Я движенье убил тормозами,
И вдруг замер испуганный лес.
Замерла в изумленье дорога,
Замер жёлтый обрубок луча…
Замер я, ожидая подвоха
От парящего в ночь «Москвича».
И я вышел из груды железа,
И вдохнул полной грудью мороз.
Он был вкуса елового леса
С лёгким привкусом сладких берёз.
И закрыл я глаза от блаженства,
Что снежинками были полны,
Запрокинув лицо в совершенство
Под молитвенный звон тишины.
Я стоял посреди мирозданья,
Улыбаясь, что был побеждён
Тем, что вряд ли имеет названье,
Чему нет подходящих имён.
Я не знал, что замёрзшие руки
Так умеют от счастья плясать,
Что все формулы всякой науки
Могут вмиг бесполезными стать!
Мне учить вас, конечно, не ловко,
Но душа так и рвётся сказать:
Нужно сделать порой остановку,
Чтоб движения суть осознать.