Эрмитаж. Париж. Рассказ. А. Волков.
– Это мужики виноваты, что их бабы болеют, – голос стоящего рядом пожилого мужчины, с болезненно-серым лицом и в помятом блеклом костюме, с взлохмаченной нелепой седой шевелюрой вывел Владимира Владимировича Новикова из горьких раздумий.
Новиков стоял перед кабинетом онколога, в котором находилась его жена. Вокруг находились больные люди. Отрешенный взгляд, бледная кожа и тоска в глазах – у всех одинаково, словно давно не ремонтируемый коридор онкологического центра это их место казни. В воздухе стоял еле уловимый кислый запах, который обычно исходит от старых или больных людей. Но Владимир Владимирович думал о другом. Он испытывал чувство вины не только перед этими больными людьми, но и перед своей женой. Она заболела, рак молочной железы, а он, хоть и в возрасте, но здоров. Чтобы в этом убедиться на него два раза смотреть не надо: портрет как у Поля Робсона, известного общественного деятеля, певца и игрока в американский футбол: каждое утро делает зарядку, три раза в неделю посещает тренажерный зал. Систематически нарушает режим, пьет, часто без меры, отчего и возникают проблемы на работе, волочится за женщинами, живет, как хочет, словно рыжий бродячий кот на помойке, и ничего его не берет, никакое заболевание или травма. А возраст уже пред пенсионный. Но страшней всего было то, что теперь он не представлял, как он будет жить без Марины, ему казалось – если ее не будет, то и жизни для него вообще нет. И куда он раньше смотрел? Ведь жизнь прошла, а она всегда была рядом с ним. С сосущей тоской он осознавал, что все осталось в прошлом и за все ему придется отвечать, жизнь изменилось как узоры из стекляшек в детском калейдоскопе.
– Что? – не понял он.
– Я говорю, мужики виноваты, что их жены болеют раком.
– Это почему?
Разговор отвлекал от тягостных мыслей, Новиков прислушался.
– Обижают, вот почему. Все порядочные женщины, если их обижают, раком заканчивают. Они переживают, иммунитет падает и все… болезнь.
– Что все так? – Владимир Владимирович понял, что мужчине хочется поговорить, но ему стало интересно, что нового тот скажет.
– Не все. Если женщина стерва, то стоит ее обидеть, она начинает мстить: изменяет, утраивает скандалы, делает жизнь не выносимой и все такое. Таким даже нравится это, они воспринимают ситуацию как игру, типа кто кого сильнее опустит! А порядочные все держат в себе и это их разрушает.
– И что делать? Какой-нибудь выход есть?
Мужчина потерся об грязно-серую стену, закусил нижнюю губу на мгновение и произнес.
– Надо полностью изменить свою жизнь. Посмотреть друг на друга и на мир другими глазами, путешествовать, тогда рак уйдет.
– Так просто?
– Вы сначала сделайте это, посмотрите на все другими глазами, съездите туда, где были счастливы, или где никогда не были, например, в Париж, сейчас это не проблема, турагенств полным полно.
Владимир Владимирович помолчал немного, а потом спросил:
– А у вас кто болеет? Кого то ждете?
После паузы мужчина ответил:
– Никого не жду, у меня самого онкология.
Они еще долго говорили, наконец, из кабинета онколога вышла Марина, жена.
Фигура у нее была, несмотря на возраст, стройная, но лицо бледно-серое и одутловатое, а движения порывисты и резки.
Она подошла к супругу и, глядя, как все откровенные люди, ему прямо в глаза, сказала:
– На той неделе назначили лучевую терапию, а позже надо ложиться в больницу и химиотерапия таксанами будет.
– Понятно, – прошептал он и вытер со лба выступившие капли пота.
Вечером Новиков, после ужина, пропылесосил ковер в большой комнате, вымыл раковину в ванной от своих плевков и пятен зубной пасты, помыл посуду, протер в туалете. Жене было удивительно наблюдать за крупной фигурой мужа выполняющего работу, которую он никогда не делал.
Марина лежала, упершись на локоть в постели, и смотрела в потолок, рядом мерцал голубой экран телевизора, и это мерцание отражалось в ее глазах.
Владимир Владимирович выключил свет и лег рядом с женой. Он повернулся к Марине, стал пристально смотреть на нее своими голубыми глазами, которые в отблесках телевизионного экрана казались почти фиолетовыми, пальцы левой руки протиснулись над локтем, на который опиралась женщина, между ее теплой рукой и боком, поползли выше.
– Отстань! – с напряжением в голосе произнесла Марина, – мне сейчас не до этого, – помолчала немного и добавила, – как ты можешь?
Новиков собрался с духом:
– Понимаешь, я уверен, что у тебя все пройдет. Вот увидишь.
– С чего ты взял?
– Понимаешь, пока тебя ждал, переговорил тут с одним мужиком
из очереди. Я с ним согласен. Нужно так себя настроить, например, мы идем, ничего не предполагая, поднимаем глаза, и вдруг, на миг, нам становится ясно: с миром, с правилами мира произошли небывалые перемены. Понимаешь?
Супруга молчала.
Новиков обратил внимание, что в щели между оконным стеклом и подоконником билась огромная муха, даже не муха, а какой-то фиолетовый шмель, что ли, или овод. Может, он казался фиолетовым в бликах от телевизионного экрана? Шмель этот или овод никак не мог найти выход наружу к деревьям, кустарникам и траве.
Он исступленно дергался перед ним, крыльца его вибрировали еле видно, тельце билось в окно с гулким стуком и отваливалось прочь, шмель отлетал и бросался снова.
Владимиру Владимировичу так и хотелось поймать его за крыло и выпустить в открытую форточку.
Он поднялся, включил свет и поймал момент, ухватил его за крыло, повел рукой в сторону распахнутой форточки, но не донес – шмель этот или овод хотел, было больно укусить Новикова или ужалить, но Владимир Владимирович вовремя выпустил его крыло и стал разглядывать уцелевший палец. Потом посмотрел – тот продолжал пытаться пробить оконное стекло...
Он оставил шмеля в покое, выключил свет, и снова лег в постель. Начал рассказывать.
– Понимаешь, одна женщина заболела раком. Ей сказали, что осталось полгода жизни. А муж говорит, мол, давай я тебе куплю шубу? Всю жизнь копейки считали, а ты всегда мечтала о шубе! Та, какая шуба?
Полгода осталось. Но муж все равно купил шубу, и женщина еще семь
лет прожила, так на нее поступок мужа подействовал. Так что надо совершать какой-то поступок, по-другому смотреть на мир, или, наконец, путешествовать.
– Какой поступок? Мне ничего не надо! – помолчала немного и
продолжила, – А куда ты хочешь поехать?
– Правильнее сказать повезти тебя!
– Ну, пусть, повезти меня. Куда?
Владимир Владимирович откинулся на спину:
– Можно в Париж, сейчас полно турагентств, а лучше в Ленинград, который сейчас Санкт-Петербург. У меня от учебы в Питере одни хорошие воспоминания.
Он поворочался немного и стал вспоминать.
– Помнишь, как мы квартиру снимали? За Мариинским театром на улице союза печатников. Коммуналку. А из соседей только один дед алкоголик, все время взаймы денег просил?
Марина заворочалась и говорит:
– Зачем ты с этим алкоголиком пил? Я помню, мы его выгнать от нас не могли, – помолчала, потом продолжила, – деньги на квартиру мои родители присылали на твоё имя, а ты их тратил не понятно куда. Впрочем, сейчас уже понятно куда. Забыл, как нас хозяин чуть не выставил на улицу за неуплату?
– Ну что ты о грустном! – всполошился Владимир Владимирович, – когда это было?
– Словно вчера это было! – отозвалась Марина и отвернулась к стене.
– А помнишь, как мы каждое воскресенье начинали с того, что ходили в Эрмитаж? Тебе еще нравились картины на третьем этаже, где
были импрессионисты: Клод Моне, Огюст Ренуар, Поль Сезан. Мне примитивист нравился Анри Руссо. Нападение тигра на быка. Помнишь? Да и средние века хорошо представлены были: Рубенс, Леонардо да
Винчи. Помнишь? Мы еще купили абонемент с тобой на лекции трехгодичные по искусству, и каждый вторник ходили в аудиторию
слушать, а по воскресеньям занятия в залах, помнишь, скифское золото
показывали.
– Да, приходили на лекцию вместе, а ты куда-то исчезал, так, что мне приходилось одной домой возвращаться по безлюдному ночному городу, а потом слушать твой бред в оправдание, мол, попросили-позвонил- обещал…
– Да что тебе все грустное вспоминается? Ведь нормально жили. Разве нет?
Марина заворочалась в постели, устроилась поудобнее, стала смотреть в потолок. Отблески синего света от телевизора рисовали узоры на ее отекшем бледно-сером лице. Она долго молчала. Владимир Владимирович притих возле нее, словно чего-то ожидая.
– Нет, – сказала твердо Марина, – не поеду я в Ленинград. Я помню только твои пьянки, измены и не хочу, чтобы мне все в городе об этом напоминало. Не поеду!
Новиков засуетился, потом затих.
– Ну, тогда в Париж? Лувр: Леонардо да Винчи «Мона Лиза», Ганс Мемлинг «Портрет пожилой женщины» или, наконец, Эйфелева башня…
– А деньги? – ответила Марина.
– А это не твоя забота! – бодро ответил Владимир Владимирович.
– Ну, тогда Париж! – помолчала немного и добавила, – все! Давай спать.
Новиков выключил телевизор.
Они лежали в темноте, и было слышно, как бьется о стекло фиолетовый шмель, пытаясь выбраться на волю…
27.12.20218г.