Отсутствие взглядов живых — и боязнь толпы.
О, если б родиться, бескровный мой брат, слепым —
Нам легче жилось бы, наверное... Но — недолго.
Бессовестный ангел, я — твой говорливый чёрт.
Мои аргументы ты знаешь наперечёт.
Пока в наших жилах вино — не вода — течёт,
Волнуется сердце — и воет голодным волком.
В чём сила? Творцы говорят, что она — в словах.
Но голос — всё тише, и недруги вслед: "Слабак!"
Хватило бы сил напоследок поцеловать
Любимую — перед нелепо жестоким боем...
А боги спешат непокорных сцедить до дна.
И давится зритель попкорном. И цель — одна:
Дожить до рассвета, хотя бы разок поднять
Усталое небо — и стать навсегда изгоем.
Мой праведный грешник, не знающий слова "месть",
Мы — корни планеты, и это отнюдь не лесть.
Последние, в ком не уснула навеки честь,
Но первые, в ком пробудилась мечта о счастье.
Обнять бы тебя — только крылья не доросли.
Ведь мы по холодности крови — один разлив,
Недаром у нас превосходно выходит злить
Того, кто на смертных потуги глядит нечасто:
Вверху окопался — и думает, что спасён...
А я, засыпая, смотрю беспросветный сон:
Летит над землёй, нарастая тревожный звон,
Который никто не услышит, но он — всё громче.
У наших немеющих струн — уникальный строй,
И ты неслучайно назначил меня сестрой,
Кому-то же следует ухо держать востро —
Иначе от Слова останется только прочерк.