Мне повезло. Мой отец, хоть и полуживой, но вернулся с войны победителем. Успел сострогать в сорок шестом сына, а в сорок седьмом и меня. После чего безвременно почил. Но так как числился в героях, то участок нам дали возле центральной дороги, в квартале от клуба и в двух от сельсовета. Центральная дорога в наше время, это было всё. От проезжающих мы знали первые новости. Свет проводили – начали с центральной дороги. Где, если что, и продукты обменять или продать только на этой дороге. То есть прямо у дома. Землю на огороды стали завозить, так тоже от центра начали. Оттуда, где жили герои. Ведь земли у нас свои плохие, солончаковые. Сиваш близко. По весне, когда вода поднимается, в землянках вода стоит по пояс, а те, у кого землянки на берегу, то всю весну живут на улице. Пока вода не сойдёт. Люди рассказывали, что в первые, послевоенные годы, в Сиваше бычка было несчётное количество. В войну его не ловили, он и расплодился. По вечерам, когда бычок играет, в остывающей после жаркого дня воде, плещется резвиться, то иной раз выпрыгивает прямо на берег. Лежит и трепыхается. Как пройти мимо? Вот идёшь и озираешься, не видит ли кто? Если кто рядом есть, то пхнёшь его ногой в воду, пусть себе плывёт. А у самой слюни бегут и живот подводит. Из нашего села пять семей в Сибирь отправили, кто-то увидел, что они бычков среди ночи собирали и в колхоз не сдали. Вот и засудили. По утрам специальная бригада ходила, рыбу собирали и несли на ферму. Кормили коров и свиней. Правда, потом от молока рыбой разило, но кого это трогало. В голодный год и малёк шёл за щуку.
После смерти отца, наша семья переместилась в другую касту – вдовые. Это такие же уважаемые семь, которым от колхоза помощь и почёт, и уважение на селе. В школе для касты вдовых, колхоз выделял стакан молока. По нашим временам, это почти обед на банкете. Остальные дети смотрят, завидуют и жуют сухой хлеб, запивая водой. Вода, надо сказать у нас была солоноватой. Хоть председатель и договорился с кем то в городе, и к нам приехала машина и пробурила глубокую скважину. Летом воды было мало, а весной она всё равно была солоноватой.
Я себя помню, наверно лет с семи восьми. Помню те завистливые взгляды в школе, и за молоко и за красивые одёжки. Как я уже говорила, наш дом был у дороги и в центре. Да ещё и отец, будучи живым, смастерил на улице, возле калитки, большую скамью и стол. Как знал, что всё пригодится. По этому, когда приезжала автолавка, то останавливались возле нас. Со стола легче было торговать. Или кто приезжали из города для обмена, тоже останавливались возле нас. Мать же, видя приезжих, сразу звала и в дом, чтоб меньше видели. Вот у нас с братом и были лучшие в селе вещи. Да и жить мы стали лучше. Мать крутилась, меняла продукты, морковь, картофель, помидоры, на те вещи, что привозили. Что-то оставляла нам, а то, что не подходило, так же меняла на продукты в селе, но только дороже. И всё среди своих родственников и знакомых. Со временем у матери появились большие связи в городе и даже в нашей маленькой столице – Симферополе. Мать в колхозе ругали, но всегда прощали, ну как же, жена героя, вдовая и двух деток сама поднимает.
Очень многие девчонки в школе, хотели дружить со мной. Но это было так, знакомство ради вещей, а не дружба. Настоящей подруги у меня ни когда не было. Даже Верка, с которой меня мать заставляла дружить так и не стала для меня настоящей.
Вера была дочерью Марьяны Васильевой. Она всю войну прожила в селе, и даже немцы обходили её дом стороной. Марьяна была ведуньей. Ещё в довоенные годы с детей снимала сглаз и заговаривала боли, особенно зубные. В начале войны, когда немцы пришли в село, к ней в дом поселили одного офицера. Толстого и наглого. Он выгнал Марьяну жить в сарай и не разрешал ей даже ходить по двору. Пугал автоматом и виселицей, и по этому, она всегда ходила огородами. А когда он, как то раз, будучи сильно пьяным, стал приставать к ней, она наслала на него сра.. болячку. Неделю не вылезал немец из своего ватер клозета. Врачи приезжали, таблетки давали, уколы кололи и разводили руками, ничего не помогает. Схудал немец за неделю. А Марьяна его спросила, будет ли ещё приставать к ней? И, если даст слово, не обижать её то спасёт она его. Немец на колени перед ней упал, и молился и клялся. Сжалилась Марьяна, дала ему отвара из трав. Через день немец съехал из хаты. А солдатам и полицаям запретил к ней заходить. Даже табличку на заборе, какую-то повесил. Немцы иногда даже крестились и уходили быстрее. А в конце войны мы узнали что Марьяна, выходила двух лётчиков у себя в сарае и одного моряка. А благодаря табличке от немца, ни кто к ней не заходил даже во время облав. Уже после войны, когда солдаты вернулись с победой, один из них сорвал табличку, прочитал, засмеялся и выкинул табличку в огород. Когда его спросили о надписи, то сказал что было написано:
- Внимание! В этом доме проживает злая ведьма.
Злая, не злая, но этот солдат зачастил к ней в дом. И хоть была у него своя семья, Марьяна родила то него дочурку. Назвала её Верой, а солдатика отпустила. Стал он жить со своей семьёй, и с те пор, не смеётся, проходя мимо дома колдуньи. Меня же мать из-за этого, наверно, заставляла дружить с Вероникой. Но для меня это было даже хорошо. Я была живой и подвижной, она тихой и скромной, у меня шикарные кудри, а у неё зализанные косы и прямой пробор. И хоть одевалась она не хуже меня, мать давала им одежду в подарок или дешевле, но когда мы шли вместе, то я всегда выигрывала на фоне простушки и тихони.
Вообще то я росла не совсем послушной и совсем не работящей. У нас во дворе, в летней кухне, жила бабушка, мать моего отца. Она меня очень любила, за то, что я во всём была вылитый отец, только девочка. Заставит, мня мать животину кормить или вещи стирать. Бабуля выйдет, глянет, что я держу тряпку двумя пальцами и болтаю её в корыте. Поцелует меня в лоб и отпустит гулять, а всю работу делает сама. Так что для меня стирать и убирать, на всю жизнь, хуже каторги.
Когда подросла, двенадцать, тринадцать лет, другие мировые проблемы. Когда мать на работе, я должна сидеть на скамье у ворот и торговать овощами да фруктами. Всё вроде и правильно делала, но только не моё это. Не получается у меня. Всегда я в убытке. Хоть и сдачу даю правильно, и взвешиваю до грамма, а всё вечером меня мать отчитывает:
- Опять растолоша опроволосилась. Ни денег после твоей торговли, ни товара. Ещё начни, как твой отец талдычить, та я, та я…
С этим - та я, тоже история произошла. Когда я родилась, отец хорошо выпил, и пошёл до мамы в фельдшерский пункт. Так раньше наша поликлиника называлась. Ну, проведал нас, получил от матери оплеуху, за то, что пьяный. А ещё мать сказала, чтоб забежал в сельсовет, дочку зарегистрировать. Пока отец до сельсовета дошёл, встретил ещё поздравителей. И так поднабрался, что начал икать и заикаться. Когда дошёл до сельсовета, его там уже ждали.
- Ну что Василь, как дочку решили назвать?
- Та я, та я, - начал он заикаться, намереваясь сказать, что забыл спросить у жены, как собирались меня назвать.
- Тая, ну что ж, хорошее имя. Таисия Васильевна.
- Та я, та я, - хотел, что-то ещё сказать, а потом махнул рукой и пошёл дальше отмечать.
На следующий день, когда меня с матерью на подводе привезли домой и маманя узнала как отец меня записал, то она ему аж три затрещины отпустила. А потом махнула рукой:
- Тая так Тая.
Вот с тех пор она меня и дразнит, когда злится:
- Ты как отец талдычишь – та я, та я.
Четырнадцать пятнадцать лет. Так подруги у меня и не появилось. Хожу везде с Веркой. Как две дурры на селе. То ли я, со своей бесшабашностью, то ли Вера, со своей угрюмостью, но так у нас и не появилось ни одного парня. Все девчата на селе, уже вечерами с парнями под ручку ходят, а я с Веркой, или она со мной. В клубе, на танцах, та же картина. Ну не везёт и всё.
Тут в деревню, лектора привезли. Он в клубе лекцию читал о перемещении вещей в пространстве. О космосе и как людей будут отправлять на марс. О том, что заблуждение, что рай где-то на небе и о разных религиозных культах и верованиях. Кто-то с места спросил, существуют ли ведьмы и колдуньи и что наука об этом говорит. На что лектор разразился гневной тирадой о том, что попы, забивают головы советскому гражданину всякой чепухой, и ни чего подобного на свете нет. На что лектору предложили пообщаться с Марьяной. Зал загудел и быстро опустел. Лекция была сорвана, но лектор оказался не из пугливых и попросил, чтоб его отвели до Марьяны Васильевой. Но таки смельчаков в деревне не нашлось, чтоб с ним идти. Просто рассказали, как до неё дойти и всё.
Я в это время с Верой, во дворе возились с цыплятами и утятами. Им надо было дать отварного пшена т покрошить отварное яйцо, а потом посмотреть чтобы большая птица всё это не съела.
К калитке подошёл мужчина с кожаным портфелем:
- Девочки! Подскажите, здесь ли живёт такая, Марьяна Васильева, и можно ли её увидеть?
Имя и фамилию он посмотрел на бумажке, которую держал в руке. Мы отели уже сказать, что не здесь, чтоб шёл от греха подальше. Зачем пугать человека? Но Верина мама вышла из-за угла дома. Была она как обычно в вышитой белой рубахе, черной, с цветами юбке и чёрном платке.
- И что молодой человек хочет, я та кого вы ищите.
- А можно до вас зайти.
- Сначала во двор, а потом в хату, водички попить. Вера, принеси ковшик воды. Здесь говорить будем.
- Понимаете, я лектор. Лектор по распотранению. Несу, так сказать, свет в массы. И мне вот на лекции сказали что вы…..
Тут он продолжил говорить, но только без звука. Он открывал и закрывал рот как рыба. Потом до него дошло, что он сам себя не слышит. Стал ковырять в ушах. Бить себя в грудь кулаком. Затем открыл портфель и достал бутылку кефира и выпил её залпом. Опять попробовал что-то сказать, но безрезультатно. Тут он дёрнулся, так как услышал наш заливистый смех. Вера подала ему ковшик воды. Он сделал большой глоток и сказал:
- Ох!
Услышал свой голос и радостно заговорил:
- Ой. А я думал что оглох, но когда девочки засмеялись, то я подумал что я, онемел. И как же я буду лекции читать? Оказалось, что надо было горло промочить. Спасибо. Хорошая у вас вода, сладкая. Во всём селе солёная, а у вас сладкая. Он сделал ещё один глоток, сморщился, как будто выпил уксуса, и его немота повторилась. Он опять начал лупить себя в грудь кулаком. Но потом додумался и сделал большой глоток воды из ковшика. Голос появился. Тут заговорила мать Веры:
- Ну что, теперь верите в колдовство? Скажите что не верите и больше не произнесёте до своей смерти ни одного слова.
- Так это вы?.....
Споткнувшись через утиное корыто и упав два раза, лектор выскочил на улицу. По улице он бежал, не обращая ни на кого внимания. Его портфель расстегнулся, и из него вылетали бумаги с его лекциями. Но мужчина не останавливался. Мы стояли у забора и громко смеялись.
- Всё, хватит смеяться. Нечего над человеком глумиться. Не все рождаются умными. Отойдите от забора.
Сказала Верина мать и зашла в дом.
Вот тут то и родилась мысль, обратиться к ней за помощью.
Чары
Плохое ты дело задумала, девонька. Конечно же мне понятно что ты хочешь иметь, но ты не представляешь всех последствий и побочны действий от такого запроса ведовства. Любая медаль имеет две стороны. Хорошую и плохую. То что ты просишь, для тебя будет хорошо, но кому-то или тебе самой, потом будет очень плохо. Человек попытается избавиться от плохого и тебе станет ещё хуже. Даже если это не связано с людьми, всё одно последствия будут плачевными. За всё в жизни надо платить. Я не хочу и не могу тебя отговаривать, мои покровители не одобрят эту беседу. И так я на это пошла, во вред себе, только из-за того что ты дружишь с моей Верой, так как мы дружили в молодости с твоей матерью. Наш закон гласит, если человек просит, делай! Пусть за последствия отвечает сам.
И так приступим. Я вижу, что ты полна решимости. Эх, молодость. Твоя волосинка, игла, его пуговица. Пришиваем на лоскуток и в огонь. Зелёное пламя. Отныне Георгий принадлежит тебе навечно. Он будет любить тебя всегда и везде. И даже умирая, он приползёт к твоим ногам. Но плата за это – зелёный змей. Алкоголь его погубит, но и тебе жизни не даст.
Второе. Берём старый огурец, режем вдоль, пополам. Нанизываем семена на иглу и втыкаем в золу. Уголёк рассыпался. Вся зола по полу, грязь. Готово. Ты будешь лучшей в торговле. Ты сможешь продать всё что угодно и всегда останешься в выигрыше. Но плата – все эти деньги впрок не пойдут.
И третье. Лепим из грязи сердечко, нанизываем его на спичку и в огонь. Рассыпалось на части наше творение. Не понимаю для чего тебе это, но сделала так, что мужики будут к тебе липнуть как мухи. Но жить, за это ты будешь в постоянной грязи. Сердечко рассыпалось на восемь девять кусочков. Столько мужей ты сменишь.
Всё. С сегодняшнего дня пройдёт сорок лет, после этого чары развеются и ты станешь обычной женщиной. Осенью, с Верой вы поедите в город. Через связи твоей матери, поступите в училище. А дальше? Дальше ваши судьбы разойдутся. Жалко мне тебя. Но ты сама просила.
Домой я бежала что есть духу. Всё мне казалось что меня кто-то догонит и убьёт. Или с неба молния прилетит, или ещё как, только незнаю чем, но меня точно накроет чем то ужасным. Но ни чего не изменилось. Всё было по прежнему. Вот вам и колдунья. Ничего не происходит, ни чего не меняется, только Георгий, местный лучший парень на деревне, стал чаще на меня заглядываться.
Моё нетерпеливое состояние заметила и отцова мать. Она уже еле ходила и делая вид что ей плохо и она сама не может дойти, ухватила меня за рукав, потащила к себе в летнюю кухню. То ей воды подай, то покорми, на дворе тепло, а она мёрзнет, печь затопи. Вот так в моих делах и заботах она и выведала у меня всё, о моём походе к колдунье. А когда я всё разболтала, то она всплеснула руками:
- Предупреждала меня Марьяначто так будет, а я не хотела верить. Но ещё в день, когда ты родилась, сделала она предсказанье на счёт тебя. И ангела хранителя тебе выпросила сильного, и вот мешочек свечёного мака заговорила. Если совсем худо тебе будет, кинь через левое плечо три маковки, полегчает. Вот и дожила я до этого дня. Всё сделала как Марьяна просила. Мак не выбрасывай, ты молодая и в это не хочешь верить, но спрячь его за печью, у матери в доме. Когда сильно прижмёт, сама прибежишь. Всё найдёшь и сделаешь как надо. А мне и умереть теперь не страшно. Сделала я то дело в жизни, ради которого так долго жила. Люблю я тебя, девонька. Ты вылитый мой Василёк в молодости. Только война подкосила здоровье его. А самое страшное в жизни, это детей своих хоронить. Ту кровинушку что выносила, вынянчила, высмотрела и на ноги поставила. Вся жизнь моя в нём была, а теперь его ангел и тебя охраняет. Двое деток у тебя будет, береги их. А теперь иди, отлежаться мне надо. Легла и засопела. А через два дня, отдала Богу душу. Плакала я очень. После смертиеё, нашла я закинутый узелок с маком и спарятала за печью в матереном доме. Выполнила волю умершей.
В августе мы втроём поехали в Симферополь. Мать подняла свои связи и нас приняли в кулинарное училище и дали комнату в общежитии. Жизнь началась вольготная. Наша дверь в общежитии закрывалась только после двенадцати ночи, но уже после шести к нам уже кто нибудь приходил. При всём своём бесшабашном отношении к жизни, я ни когода и ни с кем не заводила серьёзных отношений и к концу второго года обучения оставалась целомудренной. Про Веру и говорить нечего. В городе она Расцвела. Познакомилась с парнем из паралельного потока и у них дело шло к свадьбе. В последующем так и получилось. Судьбы наши разошлись. Вера, сразу по окончании училища, расписалась со своим парнем и они уехалив город Джанкой по распределению и работали там в городской столовой. Дальнейшая судьба её мне не известна. И даже когда я ездила в деревню, проведать мать или разжиться продуктами, я ни когда не встречалась с ней, а к Марьяне подойтипросто боялась. Мама же моя прожила, славаБогу до девяносто двух лет. Брат мой, тоже перебрался в город. Окончил курсы водителей и работал на большой машине дальнобойщиком. Ой, ну я отвлеклась на приятные воспоминания. Продолжу о себе.
Когда закончился второй год обучения, нас отправили на практику в город Алушта. Мне, я так думаю, просто повезло, так как я по распределению попала в небольшой ресторан, рядом с набережной. Целый день в нём были люди. Старший администратор, посмотрев на меня, скептически спросил, умею ли я вооюще считать? Видите ли с такой внешностью как у меня, не официантом работать, а на, ну рано мне ещё знать где. Предложил обслужить столик под его присмотром. Я хоть и взбалмошная, но не дура. Всё сделала как полагается. За столиком сидела семья из четырёх человек. Заказали четыре мороженного, пятьдесят коньяка и бутылку боржоми. Это мой первый заказ, я его запомнила на всю жизнь. Принесла быстро, кухня не была загружена. Женщина мне улыбнулась, когда я мороженное подала детям и попросила ещё кофе. Холодный. Я опять же, быстро исполнила. Мужчина достал пятидесяти рублёвую бумажку и отдал мне. Сказал что рад такому быстрому и внимательному обслуживанию, спасибо, и сдачи не надо. Я улыбнулась, сделала небольшой реверанс и ушла на кухню. Деньги отдала администратору. Он рассчитал стоимось, деньги положил в кассу, а мне отдал сдачу. Я аж засмеялась, когда у него глаза на лоб полезли от того, что сдачу я положила в карман.. Он поднялся и побежал к клиентам. Переговорил с ними и пришёл назад:
- Ну Таисия, ты их очаровала. Если тебе так будут на чай давать, то ты домой на волге поедешь. Ладно, работай. Клиент остался доволен.
Я пошла на кухню и отдала шеф повару пять рублей. За одно и познакомилась с ним, звали его дядя Паша.
- Ты новенькая, дочка? А что это за деньги? Тебя так мама научила, делиться с тем кто помог заработать. Умная у тебя мама, привет ей от меня. Ты подходи, если что надо.
И с этого момента, аж до самой осени и я не уехала домой, дядя Паша был моим покровителем. Он отгонял назойливых женихов, если я просила. Он приказал на кухне, и все мои заказы выполнялись в первую очередь. Пока другие официанты ждали, я порхала по залу. За это я щедро делилась с дядей Пашей. Нет, делились то все, но я давала больше и в придачу я его очаровывала. По этому я стала лычшей и администраторпоставил меня работать в вечернюю смену. Хотя практикантам можно работать только днём. Но это, я так думаю, дядя Паша, тоже помог. А может то, что администратору я тоже приплачивала. А куда мне копить? Я молодая, семьи у меня нет, а на танцы мне всгда хватало. Вы извените, я так подробно описываю потому, что накипело. Воспоминания, первое рабочее лето. Интересно. Деньги уменя завелись. Я даже маме раз сто рублей отправила по почте. А так, гульки, танцы, ребята.
Когда практика закончилась, и я уезжала на учёбу, то дядя Паша аж прослезился. Да и все, искренне сожалели что я уезжала. Давали напутствие и приглашали через пол года опять к ним, ну когда я училище окончу.
Учёба началась в середине сентября, а в октябре ко мне в общагу пришёл Георгий. В военной форме, со значками и погонами. Если помните. То он был первый парень в нашей деревне. Через три дня мы подали заявление в загс. Через месяц расписались и училище я закончила уже в интересном положении. На работу устраиваться не стала. Тем более что мы получили участок, под застройку. Жора стал работать на автобазе водителем. Покупал по бумагам машину песка, а привозил тьри. Да ещё и соседям помогал. Мы быстро построили летнюю кухню. В ней и поселились, когда пришлось уйти из общежития. Было тесновато, ни каких удобств, но это было своё жильё. Свой, будущий дом.
В декрете раньше долго не сидели, два месяца и всё. Пошла я в трест столовых и ресторанов, устраиваться на работу. Походила по кабинетам. Нет ни где работы официанта, а поваром я не хочу. На свою удачу встретила своего летнего администратора и он помог мне устроиться в шикарный ресторан”Южный”. За это я ему отдала пятьсот рублей. Но нен сразу, а через месяц. Увидев меня, новый администратор тоже не был доволен. Молодая, неопытная. Но я очень быстро нашла общий язык и с ним и с кухней. Домой, после работы, я ни когда не ходила однаМеня всегда отвозили ухажёры, на такси. Жорка ревновал до ужаса, но я долго была верна ему. Ухажёры это так, забавы на вечер, пофлиртовали и всё. Ещё и денег побольше дают. А деньги на стройку нужны. Дом хоть и строился, но медленно. Игорька, сына, отправила к маме в деревню. Он у меня там с годик пожил, а мы за это времястены построили и за крышу взялись. А соседи только фундамент выгнали.
Тут со мной случилась одна история. В наш ресторан стали захаживать игровые. Это такие мужики, которые снимаютсемейный зал, на шестерых персон. Оплачиваюти за зал и за основной заказ, а сами играют там в карты. Только когда игра заканчивалась. Тогда заказывают выпивку и закуску. Там, у них, всё сложно. Смотря кто выиграл. Если щедрый, то всех угощал, а если скряга. То по коньячку и домой. Но законы у них были волчьи. За долги там даже кого-то убили. Бывали и такие что могли всё проиграть и дом и жену. Я сначала не верила, пока не проиграли меня. Да, да. Я тоже удивилась. Как это меня? Я что, вещь какая? Я мужняя, а не ихняя. Но подошли трое. Предупредили что если буду кричать, то убьют или изуродуют. К лицу приставили огромный нож. Руки связали. Уложили на диван. Все вышли. Остался один, лет на десять старше. По началу было страшно и противно, но потом вроде и ничего. После всего этого позора, меня отвезли в гостиницу “Украина”. Сказали что я здесь пробуду до утра, одна. Мужа предупредят что в ресторане спец обслуживание людей из правительства, а утром меня привезут.
Я впервые была в номере люкс. Посидела, поплакаланад своей горькой долей. Потом пошла в ванную. Так хотелось смыть с себя всю эту грязь. Искупалась. Я никогда ранее не видала таких больших вонных комнат, ни когда не мылась в ванной, не видела и не понимала что такое биде. А только посмеялась что унитаз с краником и сливом. После ванны улеглась на огромную кровать, закуталась в пушистое одеяло и забылась мёртвым сном. С утра, проснувшись, нашла у себя в номере, большую вазу с фруктами. Пачку денег и записку с извинениями, которые приносил тот что меня проиграл. Сначала я злилась, а потом, посидев, подумав на свежую голову, решила для себя, что была полной дуройЧто мой Жорж представлял из себя в постели? Да ничего! Придя с работы, уставший, он шёл на стройку. Положив десять, пятнадцать камней, он возвращался. Я сливала ковшиком над тазиком ему тёплой, подогретой водой. Он полоскался, фыркал и шёл в кровать. А сколько раз было, что пока я убирала всё, после его бани, выливала воду в огород, вешала ковшик и тазик. Приходила , а он уже спит. Ни тебе ласки, ни тебе секса. Да разве это секс? Сунул, вынул и заснул. Так уж лучше на стороне. И красиво, и приятно. И деньги приносит. И вот с тех пор, в нашем ресторане, стали часто проходить дни спец обслуживания.
Жорик уже так не ревновал. Нет, по началу он часто приезжал к ресторану и смотрел в окнав или заходил на кухню. Его все знали и пускали. Но убедившись что я работаю, да и поговорив с другими работниками ресторана, поварами, официантками, он успокаивался и ехал домой. Раньше ведь я всегда была верная. Он уже и не приезжал, доверял. А тут такая история с игровыми. В общем то, мужики и так вились вокруг меня как мухи, а вот когда я стала из них ещё и выбирать, помоложе да побагаче, то скоро у меня образовался небольшой, но щедрый круг особых знакомых. Которые помогали мне материально на стройку дома и на машину, за небольшие сексуальные услуги. Да, я решила что постепенно, в тайне от мужа соберу денег на машину. И куплю её в подарок нашей семье, когда дом будет достроен.
Шло время. Дом строился. Мы перешли из маленькой летней кухни жить в дом. Точнее в две, отделанные комнаты. После нашего сарайчика, это были хоромы. Две большие, светлые, с высокими потолками комнаты. К чему это я. Да к тому, просто рассказываю, как сбывались постепенно те желания, что я просила выполнить у колдуньи в деревне.
Первое, чтобы Георгий, наш первый парень на деревне, женился на мне. Так и случилось. Вот он рядом в кровати сопит, а в соседней кровати его копия. Второе, это чтобы вокруг меня мужики кружили. Да пожалуйста. Как мухи вьются, отгонять не успеваю. Некоторых даже к себе подпускать стала. Третье – чтоб в торговле у меня порядок был. Ну так я же работаю официанткой, и ни кто не в обиде. Ни шеф повар, ни администратор. Самой хватает и муж доволен. Да и вообще, теперь торговля, это моё. Каждую весну и осень в городе проводятся ярмарки или праздничные гуляния. Ресторан всегда выставляет на праздник мангалы. Два, три мангала. Гуляющие могут подойти, заказать шашлык, сок, булочку или алкоголь. Так вот как пример, расскажу. Приезжаю я так на точку в парк имени Тренёва. Это центр города. Парк, не парк, так себе, скверик не большой. Смотрю, а таких точек выставлено аж пять штук. Каждый ресторан города выставляется. Ну думаю, не будет сегодня дела. Повезут они сегодня домой всю кастрюлю замаринованного мяса, на пятьдесят литров. Сам шеф повар на мангале стоит. Картонкой машет, угли раздувает. Угли заранее наготовили, за неделю. Пока у всех на мангалах ждут пока дрова прогорят, у нас уже шашлык жарится. Стали торговать. Голову поднять некогда. Как не гляну, всё возле меня очередь стоит. Ругаю себя, за то, что медленно работаю. Тут шеф куда-то убежал, минут пять не было. Прибежал. Я и его отругала. Люди волнуются, шашлык ждут. Подняла я голову от стола, посмотреть, что вокруг делается, пока шашлык не готов. Возле наших столиков мест нет. Всё занято, и очередь стоит, а у соседей всё пусто. Вроде как у нас мёдом намазано. Оглянулась на шефа, он уже с помощником работает, и два мангала стоят. Когда я вечером выручку пересчитывала, то шеф рассказал мне, что тогда когда я на него ругалась, он бегал звонить. Нам привезли второй мангал из другого парка и ещё две кастрюли мяса и водки. Мы за день продали сто пятьдесят литров шашлыка и три ящика водки. И при этом шеф всё причитал:
- А ты видела как пролетели “Украина” и “Москва”. У них торговли совсем не было.
Ая сдала полностью выручку. Дала шефу двести рублей, его помощнику тридцатку и себе взяла почти триста. Вот это торговля. Торговля – это моё. Вот как сбылась моя просьба, чтобы я научилась торговать. Были, конечно, так сказать, моменты обратной стороны моих успехов. Я очень не любила заниматься домашними делами. Стирать я вообще ненавидела. Бывало замочу в выварке свои трусы, лифчики, комбинации. Порошков то импортных не было, надо было и вываривать или тереть руками. Вот так простоит всё это замоченное с неделю, завоняется уже. Встаю среди ночи, беру эту выварку, тащу на улицу. Вылью тихонечко на дорогу и в дом иду. Потекло всё бельё по дороге. Утром выйду, уже нет ни чего. Люди бедно жили, все строились, жили с копейки. Вот и подбирали мои ссанки-засранки. А у меня деньги в загашнике от мужа лежат. Накуплю себе и ему нового, вот хорошо и стирать не надо. Еду тоже не готовила. Всё с ресторана носила. Нет, не объедки. Шеф знал что я дома лентяйка, всегда мне судочки с едой готовил. Чтоб я домой с пустыми руками не ходила. Так мне лень было даже эти судки мыть, грязными возвращала. Когда у меня выпадали удачные, денежные дни. Я не скупилась и давала десятку посудомойке. Так она и мыла судочки. А бывало, я её домой приглашала. Дам ей двадцатку и трояк на такси. Она едет, моет полы и убирается у меня в доме. Посуду помоет, пыль и паутину по убирает. Ей хорошо и мне приятно. Вечером лежу и вздыхаю. Жорка приходит, а я жалуюсь, так устала, столько дел переделала. А он меня жалеет. В общем, лень моя, это плата за торговлю хорошую.
Как я ошибалась.
А вот за мужиков другая плата. После случая с игровыми, стала я выпивать. Нет, поначалу просто так. Когда с каким мужиком сговоримся, то я для смелости и чтоб расслабиться, выпивала рюмочку две водки. И мне легко и весело, и мужику приятно, когда я расслаблена и не пугаюсь. Вот в такой момент и случилось. Я расслабилась, а Жорка заехал за мной, забрать домой. И застал мужика на мне. А мне весело. Уехал он, ни чего не сказал. Когда домой вернулась, смотрю, он свои вещи собрал и в летнюю кухню перенёс. Там стал жить, один. Пробовала я с ним говорить, он и слушать меня не хочет. Помучалась я так в одиночку и пошла в разнос. Думала, Жора приревнует и вернётся. Не вернулся, так и жил во времянке.
Нашла себе хахаля. А мужик попался пьющий. Вот вместе с ним напьёмся и валяемся в грязи. Работу стала прогуливать, а если приходила с перегаром, то меня к клиентам не допускали. Сняли с официантов, но не уволили, а из жалости посадили кастеляншей. Ну тут ещё больше свободы, пей не хочу. А как то мой второй муж избил меня, да так что в больницу попала. Пролежала неделю, там и узнала, что с работы меня уволили. Протрезвела. Так мне хреново на душе, хоть вешайся. Ночью сниться мне сон. Приходит ко мне бабушка, мать моего отца, и всё спрашивает, куда я мак дела?
Утром, проснувшись, и сама стала вспоминать, что за мак и куда я его должна была деть. Вспомнила. Взяла у соседки денег в долг и пальто. Как была в рубашке и больничном халате, без нижнего белья, накинула поверх пальто и поехала в деревню. Мать ушла куда-то. Я залезла за печь, нашла в потайном месте узелок с маком. Взяла немного, кинула через плечо. Остатки мака завернула и на старое место положила. Там же в тайнике, деньги лежали, взяла немного. Чтоб долг отдать и на первое время хватило. Так, не повидав мать, села на проходящий автобус и вернулась в больницу. Соседке вернула долг и пальто. А после обеда за мной Жора заехал. Он узнал, что меня выписывают, вот и приехал забрать, чтоб я пешком домой не шла. Жалеет значит любит. Рассказал, что мой второй муженёк сбежал. Думал, что я в милицию на него заявление напишу, за избиение и куда-то уехал.
И стало у нас. Опять всё хорошо. Жора в дом, к нам с сыном перебрался, зажили вроде нормально. Я себе работу нашла, в столовой, поварихой. Но больше не готовила, а на раздаче стояла. Шефом у нас женщина была. Она увидела что как повар я ни какая, а к торговле у меня талант. Оно и верно, в нашу столовую даже из управления стали ходить, когда я на раздаче стояла. Выручка поднялась, шеф довольна, ничего меня не заставляет делать. Только стой и торгуй, народ завлекай. Вот так и завлекла одного управленца. Заместителя директора нашей фабрики. Но у нас всё пристойно вроде было. Но Жора опять, откуда-то не вовремя взялся. Всё увидел, сказал что горбатую только могила исправит и ушёл. Точнее уехал куда-то на заработки. Так и стоит дом не достроенный. И живём мы с сыном в двух комнатах. Выпиваю в меру. С замдиректора, всё прекратилось. Мужики бывают конечно же, но это так, на день два. Чтоб квалификацию не терять. Постоянно ни кого.
Тут раз, у нас на заводе, актовый зал сняли, для какого-то института. У них там ремонт, вот и попросили чтоб им на сто человек обед приготовили. Всё честь по чести, приготовили и накрыли, а потом нас хвалили. И приглянулся мне мужичёк один. Слово за слово, познакомились. Оказался главный инженер НИИ Виноделия Крыма. В гости пригласила, пришёл, посидели, поболтали, переспали. Он, кстати, совсем, не пьющим оказался. Вот представляете? Приезжает такой инженер на завод или в совхоз с инспекцией. Всё проверяет, находит недостатки, даёт нагоняй. Ему вина несут разные, на пробу, а он понюхает и опять недоволен, то не так, да это не этак. Не пьёт, а только нюхает. Другой бы на его месте уже пьяный валялся, а этот только нюхает. Слава за ним бежит, работяга и трезвенник. С совхоза берёт вино только для анализа и руководства. И у меня когда стал жить, мы с подругами выпиваем, а он сидит и нюхает. Удивляется как мы это, из бутылок, пьём. Ведь это даже вином не назовёшь. Со следующей своей инспекции он нам двадцать литров настоящего вина привёз. Вкуснейшее! За три дня мы эту канистру опустошили. Правда и его заставили рюмку, грамм двадцать, выпить. Он сопротивлялся, но мы как стали втроём вкруг, голову его между сисек зажали и влили в рот. Он долго отфыркивался, но со второй канистры вина, что он ещё раз привёз, сам выпил рюмочку. Сказал что боится чтоб мы его своими грудями не задушили.
Жить стали хорошо, Витька жену свою бросил. Окончательно ко мне перебрался. А что ему, плохо? Он вина привезёт, со мной из столовой две подруги идут. Еды натащим, ешь, пей, не хочу. Мы напьёмся и ему рюмочку, ему хватает захмелеть. Спать полягаем в зале, на полу, а утром разбери там, с кем он сегодня спал. Везёт мужику. По немного втянулся. Стал с нами водочку попивать. До того дошло, что его с работы попёрли. Он у своей бывшей, норковую шубу, забрал и продал. Мы и эти деньги пропили. Всё плохо стало после того, как меня и с этой работы за пьянку выгнали. Загуляла я тогда, сильно. Несколько дней дома не появлялась, а когда пришла, соседи рассказали что мать приезжала. Игорька, сына, к себе в деревню увезла. Брат мой тоже заходил. Муженька этого, моего, выгнал. Он в хате притон устроил, баб себе кучу привёл. Думал я где-то в подворотне сдохла. Вот лежу я себе одна дома, холодно, есть нечего. Стала я осматривать своё жилище. Хлев коровий, а не жильё для людей. Матрасов и тех нет, какие продали, а какие сами сгнили. На кровати сына только тюфяк с соломой. Так в полудрёме, лёжа, вспомнила опять свою бабушку. Она мне про мак напомнила. Заняла я денег у соседей, поехала в деревню, к матери. Она уже совсем старая, ходит плохо. Зато как сын мой вырос, давно его не видела, соскучилась. Обнять хотела, а он сторонится, говорит что только пьяная я с ним обнимаюсь, а по трезвому и не замечаю. Стыдно мне стало от слов таких, обидных. Но что делать? Проглотила я свою обиду, сын то правду сказал.
Когда дома ни кого не было, залезла я за печку, мешочек заветный с маком достала, бросила через плечо, крупинок несколько. Завернула узелок, опять спрятала. Забрала из потайного места остаток денег, что некогда на машину копила. Пожила ещё недельку у матери, по отъелась и в город поехала, жизнь налаживать. Да видно всё же колдовство не на пользу идёт. Всё что просила, сбылось и прошло, а то что не просила, осталось и давит. Нет веры колдовству.
Домой вернулась. Жорик. Мой первый муж, во времянке живёт. Я в дом, и он идёт, давай, говорит, мириться и жить начинать с начала. Не приняла я его. Спился он там, на севере. Если раньше норму знал, всегда домой шёл, какой бы пьяный не был, а теперь и под пивнушкой спит и вообще. Соседи рассказали. А что по нему видно было. Хотя я тоже не ангел. День трезвой продержалась. А потом… Разные мужики. Разные собутыльники. Даже забеременела, не знаю от кого. Кого в папаши дитю определить. А они как узнали что я брюхатая, все разбежались. Я матери позвонила, рассказала за себя всё. Мать приехала, продуктов привезла. Раз, другой, третий. Работать мне не хотелось, но кушать, то хочется. Так я, то посудомойкой, то уборщицей до первой пьянки. А пьянка в зарплату. То есть вся моя работа до первой зарплаты.
Родила дочку. Чуть под растила и матери отправила. Мать совсем старая, двоих вытянуть не может, сына ко мне прислала. А мне то что, как только от обузы, дочери, избавилась, ко мне мужики опять косяком пошли, и сын всё это видел. Благо что мы между пьянками ещё одну комнату отделали. Я там сыну комнату оформила, кровать поставила, стул, стол старый отдала. Вот за этим столом, сын обедал и учился. Я же своим хахалям строго на строго запретила к сыну в комнату заходить. Сын у меня был за хозяина. Пока мы пьяные спали или куда уходили, он подметал или что ни будь, готовил покушать. Но чаще всего сидел на сухомятке. Мы возвращаемся, что на закуску себе раздобудем, часть ему отдаю.
Жорка с нами часто пьёт, но потом идёт в свою конуру. Точнее времянку. Его место – там. В такой жизни пролетели годы. Я часто ездила к матери, за продуктами, а за одно, проведать дочь и кинуть через плечо щепотку мака. Помогало, но плохо. С каждым разом всё меньше и меньше. А как то полезла за печку пьяная и весь мак рассыпала.
Больше спасения и ходов отступления не было. Сын ушёл в армию. Вернулся. А для меня как один день. Ни чего не изменилось, провожали, пили, встречали, пили. Только он теперь сильный. Если мы очень сильно шумели, то он попросту выкидывал нас на улицу. Где мы немного трезвели и тихо забирались к себе в зал, чтобы проспаться. Вот и дочери шестнадцать отметили, а она не благодарная, приехала от бабки к нам в гости, забрала все деньги, что нашла в доме и сбежала в Москву. Там нашла себе какого-то иностранца и выскочила замуж.
Сын тоже себе жену ищет, то одну приведёт, то другую. Всё не такие, но вот вроде, одна прижилась. Даже мне внука родила.
Жорка мой, зимой, раз так напился, что заснул в снегу, под калиткой, у нашего двора. Утром я вышла, нашла его, в дом затащила. А он не движется. Сначала испугалась, думала, умер, но нет, дышит. Вызвала скорую помощь, увезли в больницу. Оказалось, отморозил себе пальцы на ногах. Немного в чувство привели, уколов наделали, очухался, а как сказал что денег у него нет, так сразу из больницы его и выперли. Приковылял домой. Страшно было смотреть, как он отламывал свои чёрные пальцы на ногах. А потом и ноги почернели. Участковый врач сказала что это гангрена. А так как денег нет, то лечить его ни кто не будет, да и поздно уже. Теперь мы пили в жилище Жоры, ходить он не мог. Чтоб у него не так болело, всегда наливали стакан водки и он весь вечер его пил по немного. Есть, он уже давно перестал. А по ночам выл как собака, аж жутко порой бывало. Раз вот так сидели, налили ему стакан и себе по немного. Подняли, выпили. Он стакан поднял, глоток сделал и уронил стакан. Мы заругались, мол вот растяпа несчастный, такую ценность разливает, не будем больше тебе наливать. Смотрим, а он мёртвый. Отмучался. Что делать? Выпили, посоветовались. Ночью взяли и вытащили его. Оставили на автобусной остановке. Подождали немного, его милиция нашла. Я потом до участкового ходила, ну типа заявить что бывший муж пропал. Участковый показал мне страшные фото разных трупов. Я Жору опознала. Милиционер рассказал, что похоронили его на новом кладбище, в сто девятом секторе, могила номер шестнадцать, под табличкой неизвестный. Я всё узнала. Похоронили и хорошо, значит ко мне претензий нет, а номер могилки надо записать на бумажке, чтоб не забыть, может когда и схожу.
Вечером помянули мы хорошенько усопшего. А утром проснулась. Лежу. Осматриваюсь и не узнаю свой дом. Стены чёрные, за двадцать лет один раз белены. Мебели, ни какой нет. Что продали и пропили, а что зимой в печке сожгли. Лежу на полу, не крашеном, грязном, засыпанном старой соломой. Простыней белых я уже лет десять не видела, только у соседей на верёвке. А во что я сама одета? Бомжи и нищие у церкви лучше одеваются. Стала я свою загубленную жизнь со всех сторон рассматривать. Плохо мне стало. Да ещё всю ночь мне бабушка снилась и Марьяна, а я бежала от них куда-то. Поднялась я с пола, вышла на кухню. Сын себе яйцо жарит, спросил, буду ли я кушать? Сынуля. Вот единственная душа, кто обо мне позаботится.
Вы знаете, в голове мысли такие светлые, хорошие. И пить совсем не хочется. Стала я с сыном на серьёзные темы говорить, а он удивлённо на меня смотрит. Но ему на работу, сказал, что вечером поговорим, некогда ему. Осмотрела я себя критически и пошла по соседям, нет, не за деньгами. Они тоже думали, что я денег занять, а когда узнавали зачем, то ни кто не отказал. Всё же хорошие у нас соседи. А просила я вещи. Хоть что то что можно носить. Кто дал платье, кто юбку, джинсы и кофту. Танька, видя меня трезвую и узнав мою просьбу, дала мне трое новых трусов и два, ещё хороших лифчика. К обеду я вернулась домой с ворохом одежды. Зашла в зал, закрыла дверь на ключ и стала мыться. Холодной водой и в тазике. Я очень давно не испытывала такого блаженства. Помните, как я описывала, что в гостинице “Украина” мне предоставили номер люкс, и там была большая ванная и даже биде. Как давно это было. Но и сейчас, моясь в этом старом, ржавом тазике, я испытывала неописуемое блаженство. Голова, руки, грудь, живот. Я подмылась и помыла ноги. Как интересно. Руки и лицо загорелые, но есть такие места на теле, что они такого бледно розового цвета как младенец. Я это всё отмыла. Я стояла голая в этом тазу с ледяной водой и плакала от блаженства.
А вы одевали, когда-нибудь трусы. Ой, не так, вы-то одевали. А вот когда их носила я? Мягкая ткань облегает тело. Нежнейшие кружева. Лифчик. Как он тут застёгивается? Ага, вот. Блаженство. Мягчайшие, с паралоном чашечки. Немного великоват, но чувство неги... О Боже, как давно это было, когда я надевала такое нежнейшее бельё. Всё что видели мои груди за последние двадцать лет, так это грязные лапищи различных алкашей. Я даже села на табурет, чтобы немного привыкнуть к этому состоянию, одетого тела. Попробую дальше. Юбка. Кофточка. Какая нега. Сколько хорошего я в жизни потеряла. Хотя вы наверно и не ощущаете, какое это блаженство, одеть трусы и лифчик. Вы привыкли, а для меня это всё такое новое, необычное. Одеть лифчик. Такое чувство радости я испытывала наверно в училище, когда смогла сама собрать денег и купить себе деталь этого женского гардероба.
Посидела. Я давно слышу какие-то звуки на кухне. Вспомнила. Я уже не одна в доме. С работы пришла невестка с внучком. Надо хоть выйти к ним, посмотреть на них на трезвую голову. Оглянулась. Я, и эта убогая комната с единственным табуретом из мебели и ржавым тазиком, полным грязной воды. Как-то всё это не вяжется. Вернулся с работы сын. Он смотрел на меня с большим удивлением. Я его спросила о моих документах. Он сказал что ни каких документов, кроме паспорта не осталось. Пошёл в комнату и принёс мне его.
Мой паспорт. Дрожащей рукой я его открыла. Точно. Моя догадка была верна. Мне вчера исполнилось пятьдесят пять лет. Кончилось колдовство. Как и говорила Марьяна Васильева. Всё сбылось слово в слово. Прошло сорок долгих и тяжёлых лет, а помнится всё, как будто было вчера. Жизнь прошла!
Ну, нет! Рано мне ещё себя хоронить. У меня взрослый сын, с невесткой и внуком. У меня есть взрослая дочь с зятем, и наверное, там, в далёкой Москве, тоже есть внуки. Еду проведать. Конец мёртвой жизни. Теперь я сама буду строить свою новую, настоящую жизнь.
______//______
Прошло пять лет. Живу я сейчас в Москве. Не пью. Работаю. Снимаю квартиру, не хочу быть дочке обузой. Мне на жизнь хватает, и ещё ей немного помогаю. У дочери есть две дочери, мои внучки. У сына, в Крыму, тоже родился второй сын. Теперь у меня две внучки и два внука. Я теперь счастливая бабушка.
Вот только мучит меня вопрос. Если бы я не пошла тогда к колдунье, как бы сложилась моя жизнь? Но я так думаю, зачем жить прошлым? Нужно жить сегодня, сейчас. Что было, то прошло.
Я рассказала свою историю в назидание молодёжи. Может кого-то, остановит моя история. Стройте свою жизнь сами. Не полагайтесь на колдуний, ведуний и магов.
Счастья и здоровья всем.