Хоть он жесток бывает и нелеп.
Я многое вживую в жизни видел:
Гагарина, Ван Клиберна, Пеле.
Застал рассвет и сумерки застоя,
Противный как касторка тихий страх
Провинции несытое застолье
Глушилок гул на избранных волнах.
Раздрай конечных лет былого века,
И нынешнюю шумную вражду,
Я пережил, живу и не уехал
Туда, где жизнь нам грезится в меду.
Любовь я знал какую-никакую,
В ней глупостей изрядных навалял.
Но смерть людскую не видал вживую.
Хотя собак, не скрою, усыплял.
Колол его не я, угрюмый парень,
Подъехал делать это на такси.
Но мой прокушен был до крови палец,
Когда шептал я хрипло «Друг, прости».
Не мой был пёс: соседка попросила
Насильным сном прервать дворняжью жизнь.
Долдонила: «Ни мужа нет, ни сына,
Так ты уж подмогни, и, слышь, не злись!»
Да я не злюсь, чего уж по-соседски,
Видал я эту опухоль, кошмар.
Живёт так год? Сильно у парня сердце…
Знакомый в Лосе есть ветеринар.
Зажил давно тот палец злополучный,
Соседка та, быть может, не жива.
Но помню взгляд собаки мукомучный.
И коготь, рвущий старенький диван.
