Конкретно: присудили мне пожизненное тюремное заключение в одиночной камере, без разрешения свиданий с родными, без малейшего доступа к "вредной" информации, без возможности подать апелляцию, словом, приговорили к смерти в рассрочку. Но мне предоставился шанс сократить срок до 20 лет, если выберу каторжные работы, отбыв который по полной, от звонка до звонка, я смогу выйти на свободу, искупив свою вину. И было ещё одно секретное дополнение к основному приговору --- о нём я узнал только после того, как меня этапировали к месту исполнения наказания.
...Начальник тюрьмы --- с виду добродушный, неожиданно поджарый и моложавый для своих 52 лет полковник --- лично принял меня в своём кабинете. Он усадил меня на стул прямо напротив себя и сразу, без паузы начал говорить:
--- Как вы знаете, --- сказал он --- вам предложены два варианта отбывания срока наказания, и вы свободны в своём выборе. Да, в этом вы свободны... Но о последнем крайне примечательном пунктике умолчали, информация о нём не для всех, даже не для избранных, она, точно говоря, для вас одного. А дельцо вот в чём: тут у нас на территории нашего, как говорится, пенитенциарного заведения имеется небольшой лабиринтик, и у него два выхода: первый --- во внутренний служебный двор тюрьмы, там, где не дозволено находиться осуждённым, второй --- на другую сторону, за забором, то есть на волю. Так вот... есть вариант, как бы, поиграть с судьбой, и, если повезёт, не отбывая наказания, стать совершенно свободным. Поясняю: у нашего лабиринта, как у любого нормального лабиринта, есть центр --- ну там небольшое помещенице 2 на 2 метра. Вас доставляют туда вертолётом и спускают вниз по верёвочной лестнице --- да, вы как бы сойдёте по лестнице с неба, не лестница в небо, а наоборот, лестница с неба, впрочем, это я так, к слову... Таким образом, вы очутитесь в центре --- один, без охраны, вообще без какого-либо контроля с нашей стороны: мы наблюдаем лишь за выходом, который возвращает назад в заключение, а тот, что снаружи мы не контролируем, так как то, что происходит на воле вне нашей компетенции, там мы ни за что не отвечаем. И ваша дальнейшая участь будет зависеть исключительно от самого вас... Или от судьбы. Вам придётся наугад выбрать НАПРАВЛЕНИЕ --- верное или ошибочное. Одно направление --- на выход отсюда, другое --- на возвращение сюда.
--- А какое верное? --- Спросил я.
--- Для вас, наверное, отсюда, для нас, видимо, сюда... А, впрочем, как вам угодно. Но суть в том, что вы сможете выйти из тюрьмы, если направление, выбранное вами, окажется к наружному выходу. Выйдя ТУДА, вы станете свободным, приговор утратит силу, судимость будет не действительна. Вы снова заживёте, как живут все добропорядочные граждане нашего государства, ну конечно, если опять не потянет к недозволенному.
--- К недозволенному не тянет, к нему стремишься, --- зачем-то сказал я.
--- Долгое следствие, изнурительные допросы, многомесячные судебные заседания... Не хватит ли? Вам пришлось столкнуться с прекрасно функционирующей системой, с гигантским, хорошо отлаженным механизмом, который работает идеально, вы как будто тонким прутиком пытались застопорить быстро вращающиеся, превосходно смазанные стотонные шестерёнки. Какие-то детские игры, вы же отлично понимаете нелепость, бессмысленность таких игр: правила против вас, условия и ставки не в вашу пользу, кроме поражения, не светит ведь ничего... Играть нужно тогда, когда есть хотя бы мизерный шанс на выигрыш. А у вас, у всей вашей организации --- ничего, лишь бесплодная борьба: численность маленькая, население в массе не поддерживает, правоохранительные органы многочисленны, сильны, хорошо организованны и скоординированы. Вы подавлены, унижены предательством, вспомните, сколько людей, которым вы доверяли, попросту сдали вас, им было легко, они довольны "условиями существования", ведь к чему рисковать тем, что УЖЕ имеешь. Вы сами себя загнали в такое безысходное одиночество, что жить дальше незачем. Но жить можно, мы даём вам возможность начать жизнь, нормальную жизнь заново, фактически, опять родиться. Решайте: одиночка, каторга или лабиринт, то есть шанс --- шанс выйти на волю, шанс стать свободным (ну конечно в рамках закона).
--- А вдруг направление окажется не то, --- устало спросил я, --- и я вместо того, чтобы выйти туда, выйду сюда?
--- Ну тогда не обессудьте, придётся тянуть положенный срок, и выбор будет сами знаете какой. И какой хуже, решать вам... Предположим, вы согласитесь на пожизненную одиночку, тогда до конца дней будете находиться в камере размером 3 метра в ширину и 5 метров в длину, где, кроме узкой кровати, маленького привинченного к полу столика на одного, жёсткого стула и отхожего места с умывальником больше ничего нет. Это означает: круглые сутки в четырёх стенах, при единственной получасовой прогулке в день по будням и двух по выходным и праздникам. И никакого общения с внешним миром, никаких свиданий с родственниками, разрешено лишь одно письмо раз в год, и то при идеальном поведении. Телевизор категорически запрещён, только радиоточка с программами одной государственной радиостанции. Возможна газета из коротенького списка на выбор и книги, строго проверенные, исключительно из тюремной библиотеки, пополняющаяся очень редко, а ассортимент в ней основательно бедный, вам хватит полгода, чтобы всё там прочесть. Или же возьмём второй вариант --- каторга. Отправят вас в качестве, ну откровенно говоря, бесправного раба на каменоломню, и шесть дней в неделю придётся вам вкалывать, по 12 часов в сутки с небольшим получасовым перерывом на обед, и лишь по выходным рабочий день укорачивается наполовину. Правда, по праздникам каторжные полностью освобождаются от трудовой повинности, представляете, государство целых семь дней в году благосклонно позволяет своим врагам даром есть хлеб.
...Я, не размышляя, сразу согласился на лабиринт: я всегда слыл игроком, а лабиринт, точнее, нахождение внутри него, его прохождение есть своеобразный род игры: никогда не угадаешь, куда и когда выйдешь и выйдешь ли когда-нибудь. Я и в организацию попал не из-за идеологических убеждений или политических взглядов, а скорее ради ощущения риска, чтобы почувствовать и пережить эйфорию азарта. Полковник, утверждавший, что игра бессмысленна, если нет надежды на победу, и правила заведомо не выгодны, не прав --- в подлинной игре важен не результат, не её конец, но важна сама игра, её ход и её протяжённость. Осознание обречённости, ожидание неизбежного поражения, понимание того, что условия не равны, и выиграть не реально, делают игру не праздной забавой, не способом скоротать время, но --- искусством, в котором чем дольше длится процесс, тем ближе оно к совершенству. Впрочем, не обязательно искусством, а, может быть, просто особым, не традиционным методом распознавания своего Я, его утверждения или, наоборот, уничижения, ведь когда человек загнан, ему некуда деться, и он понимает, что ничего иного нет, даже намёка на надежду, что он давно перешёл крайнюю точку, а игра уже в принципе не может доставлять никакого удовольствия, так как все обстоятельства и соотношение сил не справедливы, и остаётся только одно желание, выйти из неё, и чем дальше откладывается момент выхода, тем осязаемей и твёрже его Я.
Став членом организации, я зажил в беспрерывной тревоге: постоянно куда бежал, где-то прятался, искал и изобретал новые способы конспирации, пребывал в нескончаемом потоке всё время изменяющихся условий, я стабильно находился на последнем уровне концентрации, боясь выпустить нить игры. Переживания игрока за карточным столом или у рулетки --- младенческая забава по сравнению с ощущениями преследуемого: карты можно бросить в любую секунду, от рулетки просто отойти --- это вопрос воли и финансов, то есть всегда существует конкретно обозначенная граница, которую играющий не пересечёт никогда. Но преследуемому некуда деться, он всегда в игре, не ему её кончать, и самоустраниться он не имеет шансов, даже явка с повинной не решение --- власти потребуют предательства, что подразумевает продолжение игры, так как преследование продолжится --- теперь уже бывшими соратниками, которые должны будут мстить изменнику и, значит, не оставят его в покое.
Так что альтернативы лабиринту у меня не было, только там я мог продолжить игру. Или нет, не продолжить --- закончить.
...Пришли за мной где-то в полночь. Выдали три литровые фляжки с водой, килограммовую буханку хлеба и небольшой рюкзачок, чтобы это всё было куда положить, посадили в вертолёт, и когда он завис над центром лабиринта, я по верёвочной лестнице, толком почти ничего не видя, спустился вниз, причём мои ноги как-то неожиданно ослабли, и хорошо вертолёт подлетел предельно низко, и лезть пришлось не долго, а то бы я точно упал, не удержавшись. Почувствовав подошвами спасительно твёрдый бетон, я, качнувшись в сторону, отшвырнул ненадёжный конец лестницы и, присев на корточки, прислонился к стене, а вертолёт, равнодушно тарахтя, улетел, забыв меня наедине с тишиной.
Оставшись "одиноким королём", уже под утро, когда стало светлее, я осмотрелся: четыре абсолютно одинаковые шестиметровые серые стены, оканчивающиеся острыми стальными прутами, опутанными колючей проволокой --- классический тюремный забор, но по каждой стороне периметра --- по узкому открытому проёму без дверей. Я по-прежнему заключённый, но с правом ВЫХОДА. И куда идти, в каком направлении? Понять невозможно, зацепок никаких, ориентироваться по каким-нибудь приметам нельзя, так как нет примет: единственное что могло как-то помочь --- солнце, а я не знал, где расположен лабиринт, в какой стороне света относительно всего тюремного здания. Пусть стены здесь высокие, но в полдень, тем более сейчас, в конце июня солнце поднимается до максимальной точки над горизонтом, и, хоть помещение крошечное, всё равно какая-то часть солнечного света проникнет сюда, и я примерно смогу определить, где юг. Но до вертолёта меня везли в глухом автозаке, а самом вертолёте я сидел спиной к иллюминатору, с низко опущенной головой, как приказал конвойный. А пока спускался по лестнице, было не того, чтобы глядеть вокруг, да и темно летней ночью, что можно увидеть?
...Вот наконец я попал туда, где точно никого никогда не встретишь. Не знаю, счастье это или беда: центр лабиринта --- единственная место во всём мире, где я, жёстко ограниченный "конкретными размерами определённой площади данного помещения", находящийся в полном, в неповторимом до уникальности одиночестве, совершенно свободен, и значит то, что является мучительно-недосягаемым мифом для всех, досталось мне одному. Правда существует человек, могущий ограничить мою свободу даже тут --- я сам. От себя как отделаться? Куда бы человек не попал, где бы он не находился, даже в идеальных обстоятельствах, он нигде не будет свободным? Или вероятность отстраниться от самого себя возможна, какого надо добиться физического и душевного состояния, и в какую точку пространства лучше всего переместить себя, чтобы реализовать эту возможность? Предположим, избрав нужное направление, я выйду --- выйду на свободу. Но на воле я превращусь в изгоя, система никогда не примет меня, я не смогу устроиться на нормальную работу, найти хорошего и удобного жилья, наверное, буду плохо питаться, начнутся проблемы со здоровьем. У меня не останется прав быть гражданином, впрочем, у нас эти права присутствуют как условность, с которой все молча согласились и, стараясь особо не вникать, выполняют все ритуально-привычные действия.
Или же я буду прощён, реабилитирован, мне позволят по-новому встроиться в общие рамки, и, при полном и добровольном отказе от любых игр в кошки-мышки с системой, я стану жить обычным добропорядочным гражданином своей страны. Словом, жить я буду хорошо, но буду ли я ЖИТЬ? Я, живя в довольстве и достатке, как живёт большинство населения, (действительно, ведь основная часть жителей этой страны нормальные обеспеченные люди, стабильный средний класс, им не нужны никакие перемены, им и так не плохо) ни чем не выделяясь, став таким же как другие, начну забывать, что есть моё Я? Именно так я и жил --- честный малозаметный гражданин --- пока не попал в организацию, собственно я и пришёл в неё, в попытке изменить нет не мир, не государственное устройство, даже не свою однообразно-ровную действительность, а способ восприятия перемещений самого себя в пространстве в качестве объекта. Ведь время перемещает нас в независимости от нашей воли, мы движемся вместе с ним, внутри него, и никто не в состоянии прервать это движение, а перемещение в пространстве зависит в первую очередь от самого человека. Когда я был обычным "членом общества", то вообще никогда не думал о том, каким образом попадаю с одного места на другое: шёл ли я по улице, поднимался либо спускался по лестнице, ехал ли в автомобиле или в общественном транспорте --- я не знал и не помнил, как это происходило, процесс длился автоматически, абсолютно выпадая из сознания, никакого его осмысления не происходило. Я размышлял обо всём, что только мог себе представить или вообразить, думал о конкретных вещах и понятиях, пытался осмыслить разные отвлечённые и абстрактные явления, анализировал то, что касалось непосредственно меня и то, что ко мне не имело никакого отношения. Но никогда не задумывался над тем, как идти, ехать, стоять, лежать, сидеть или прыгать с крыши вниз, всё происходило само собой, как будто мной кто-то управлял.
А перейдя на нелегальное положение, я вспомнил, что существую не только во времени, но и в пространстве, и теперь лишь одни передвижения --- от точки до точки, от места до места --- стали занимать почти все мои мысли. В пределах моих интересах остались в основном понятия "расстояние между", "скорость перемещения", "безопасная дистанция" --- то есть расстояние между несколькими разными объектами, которое приходилось преодолевать с определённой скоростью, достаточно быстрой, правда не настолько, чтобы не вызвать подозрений, но необходимой для покрытия заданной дистанции. Мой мозг, до того сосредоточенный в основном на таком неосязаемом, таком непредметном феномене времени, теперь перенастроился на жёстко ограниченной и твёрдо обозначенной проблеме пространства.
Но выйдя на свободу, я вынужден буду снова остаться наедине со временем, и никаких своевольных игр с пространством --- ведь всё, что я стану предпринимать, окажется под контролем, и мне придётся забыть о подсчёте количества шагов, необходимых для того, чтобы измерить пространство, забыть о расчёте минимума минут или часов, нужных, дабы знать за какой временной отрезок я смогу преодолеть это самое пространство, и, вообще, моё пространство сократится до очень маленького, скукоженного личного пространства, ограниченного тем пяточком территории, что занимает моё физическое тело...
...Но если не повезёт (или, наоборот, повезёт?), и я выйду не на волю, а вернусь назад в тюрьму, где для моей персоны будет приготовлена одиночная камера. В ней за долгие годы, идеально похожие один на другой, я, околдованный магией однообразия, отупею, разучусь думать, перестану чувствовать, забуду о радостях игры, атрофируется память, (ведь зачем что-то помнить из прошлого, когда нет будущего, которое имеет смысл только в сопоставлении с прошлым), мои потребности не пойдут дальше границ физиологии. Отпадёт надобность в понятии "свобода", и всё то, что вне стен камеры, прекратит для меня своё существование: 15 квадратных метров, друзья-тюремщики, иногда выводящие на прогулку, и --- я. И ничего больше.
Но сколько лет пройдёт, прежде чем мне удастся достичь состояния организма, то есть существа хоть и живого, но живущего условно, живущего лишь естественными процессами, имеющиеся у любого биологически немёртвой субстанции, без атрибутов и признаков того, что определяется в качестве личности? И как скоро происходит отторжение личности, и когда приходит момент существования ради одной лишь физиологии? Выдержу ли я этот срок, и вообще будет ли он мне дан, возможно, я никогда не сумею до конца и по-настоящему избавиться от остатков своей драгоценной личности?
...Да! Но имеется же вариант: я могу избрать каменоломню, там и срок известен заранее, и разнообразия, видимо, побольше, и осуждённый находится не одиночестве, а в коллективе, и, значит, будет возможность общения. Или такой возможности не будет, на это просто не останется сил: физическое перенапряжение измождённого до смертельного предела тела, из которого боль и неимоверная усталость вытесняют всё прочее --- человеческое, личностное, живое. Там я стану, как скот, работать, работать и работать, а короткие часы без работы уйдут на сон и на приём какой-нибудь пищи, и совершенно не останется шансов быть тем, кто ты есть: состояние живого мертвеца --- бытие без эмоций, без воображения, без воспоминаний, без мыслей о будущем. Каторжник ни на что не имеет прав: ни на то что было, ни на то, что МОЖЕТ быть, у него ничего не может быть, кроме беспрерывного настоящего, бесконечного, монотонного сейчас, в котором он существует, и оно ему не принадлежит. Жаль только, каторжнику всё-таки даётся целых 7 семь дней в году, когда он не должен выходить на работу, и тогда прервётся казалось бы бесконечная беспрерывность однообразия, возникнет соблазн ВСПОМНИТЬ, появится подобие ЖЕЛАНИЯ, то, что было вроде бы напрочь загнано вглубь, вновь поднимется наверх, и человек возвратится к "ЧУВСТВАМ", начнёт ОЩУЩАТЬ, он вдруг осязаемо прикоснётся к тому, что он ЕСТЬ. А человек есть то, что есть его ощущения. Но каторжник не человек, он не должен ни ощущать, ни знать, что может считаться человеком, личностью, он обязан забыть об этом, и как забыть, если ему предоставлены свободные от тяжёлого труда дни отдыха? Значит, и на каторге не шанса отстраниться от самого себя, от своей личности, ничего не помнить и не знать.
Так в чём же смысл выхода из лабиринта, зачем быть где-то как не здесь? Ведь только здесь текущее время --- моё время, а пространства не существует вообще. Там на воле я боялся находиться ВО времени, меня приводило в смятение его безначальная бесконечность, и поэтому нашёл способ отторжения своего сознания (пусть лишь сознания) от беспрестанного воздействия времени --- я стал играть в игры с пространством. Здесь же, в центре лабиринта пространство сведено к нулю, но времени столько, сколько может вместить мой разум.
...Я --- один, а когда человек один и наверняка знает, что будет один до конца, он волен делать --- или не делать --- всё, что его душа желает. Я никуда не пойду, останусь тут, на месте, в центре, и никто не узнает, никто не поймёт, что я остался здесь, ведь начальник тюрьмы сказал, что выход наружу они не контролируют, и если не вернусь обратно в заключение, они будут уверены, что я вышел с ТОЙ стороны и теперь вне зоны их ответственности. А те "органы", что на воле уверены, в том, что я никогда не выйду, я ж пожизненно осуждённый, обо мне давно можно забыть. Таким образом, сейчас за меня никто не отвечает, пока я центре лабиринта, я никому не нужен, ни у кого нет ко мне вопросов, у меня нет ни перед кем обязательств, меня нет ни для кого --- я существую только для самого себя. Я --- свободен.
...И вот теперь, подложив под голову рюкзачок, лежу на тёплом цементном полу, который нагрел своим телом, смотрю на тот квадратик неба, что виден из-за стен, ни о чём не думаю, ничего не чувствую, ничего не жду... Хлеб давно кончился, воды тоже нет, сил, чтобы что-то изменить не осталось. Да они и не нужны...
*
https://ridero.ru/books/eskhit_nerycarskii_roman/
