Как рана моя рваная саднит!
А вы уж, мама, казака не ждёте?
А он ведь не в земле сырой лежит.
Купили вы с отцом по деньгам справу,
Коня трёхлетку, пику да седло,
Благословили биться за державу,
Живым вернуться ворогам назло.
Умел сплеча рубить я шашкой острой,
Упругую, как ветер наш, лозу,
Любили меня мелкота да сёстры,
И та, что проводила на базу.
В полку я пластовал других не хуже,
Без страха и без дурости лихой.
Хоть исть порой случалось и не дюже,
Но был всегда накормлен братка-конь.
Да только, батя, вороги сменились:
И «класс» не тот - теперь змеючий враг,
Мы все, станичные, на классы поделились,
А я, подумавши, червонный стал казак.
...И бой-то был – не бой, а стычки вроде.
Бил пулемёт, мы стали отходить…
Но пуля-дура с дуру и находит
Не тех, кого ей надо находить.
Ребята дотащили до окопов,
Да фельдшер, слава Богу рядом был,
А то б в чужой земле я был закопан,
И крест корявый на морозе стыл.
Спаси Христос, тебе курчавый лекарь!
Гостинец - буду жив - тебе свезу.
Да только, мама, стал ваш сын калекой,
Как управляться буду на базу?
Ох, часто, мама, в жар меня бросает,
И в холод, будто я в степу зимой.
А кто ж у вас в станице комиссарит?
Неужто Пантелей, приятель мой?
Вы, мама, отпишите мне письмишко,
Что б знал я как дела у вас в дому,
И проследите, чтобы мелкий Мишка,
К кинжалу не касался к моему.
Ну вот и всё, папаня и маманя,
Такие вот у сына-то дела.
Ведь пуля-дура знает кого ранить,
Летит себе свинцовая пчела…