— Еще кофе?
Он медленно поднял на нее глаза, задержавшись на глубоком декольте.
— Что?
— Я говорю, еще кофе?
— Да, спасибо.
Дверь звякнула, и на пороге появился Шуко. Он увидел Рупа и расплылся в улыбке, обнажив свои золотые зубы. Шуко с порога подозвал официантку.
— Я буду то же самое, что и он, только в два раза больше, — он подошел, обнял Рупа и сел напротив. — Я принес, что ты просил.
— О чем ты говоришь? — Рупа непонимающе смотрел на собеседника.
— Ты мне уже две недели ноешь, что тебе все надоело, что у тебя депрессия, что ты устал и тебе хочется острых ощущений. С Лоло у вас не ладится и все такое. Кстати, если вы расстанетесь, то я не упущу своего шанса.
— Я не ныл. А на Лоло даже не облизывайся, — Рупа опять стал ковырять вилкой в тарелке.
— Не ныл так не ныл, — Шуко вытащил из кармана пластиковый пузырек и поставил перед Рупой.
— Что это?
— Лекарство от твоей хвори, — он опять расплылся в золотозубой улыбке.
Официантка принесла тарелку с дымящимся омлетом и чашку кофе.
— Спасибо, красавица, — Шуко хлопнул ее по заду и подмигнул. Официантка окатила его ледяным взглядом.
— Шуко, ты же знаешь, как я отношусь к наркотикам.
— Это не наркотик, — Шуко пододвинул к себе тарелку и стал жадно поглощать содержимое.
— А что же это тогда?
— Я же сказал, лекарство от твоей хвори.
Рупа наконец-то доел свой омлет и отодвинул тарелку. Он неохотно взял пузырек в руки и повертел. Никаких надписей и обозначений. Он открыл крышку и высыпал содержимое на ладонь. Внутри была всего одна желатиновая капсула.
— Как она действует?
— Капсула вызывает временную амнезию, ты забудешь все, что помнил. Время действия препарата, правда, не очень большое, всего несколько часов, но этого хватит, — Шуко хохотнул с набитым ртом.
— Для чего хватит?
— Чтобы тебя вылечить от хандры, — Шуко проглотил последний кусок, жадно отхлебнул кофе и достал из кармана белый конверт и листок бумаги.
— Что это?
— Если согласен, то бери.
Рупа посмотрел на капсулу в руке и нерешительно потянулся за конвертом и листком.
— Ну вот и хорошо, а то я подумал, что зря все затеял.
— Что дальше?
— На листке указано место и время, где мы встретимся вечером. Конверт не вскрывай пока, объясню при следующей встрече. А теперь расплатись, а то мне надо бежать, все приготовить, — Шуко вытер рукавом рот, встал и, хлопнув собеседника по плечу, вышел на улицу.
Рупа остался сидеть за столиком один. Он повертел листок в руке, затем прочитал: «Старая лесопилка, 21:00».
Рупа посмотрел на часы — 21:14, Шуко все еще не было. Небо уже окончательно потемнело, силуэт заброшенной лесопилки стал пропадать на фоне темного леса. Вдалеке мелькнули фары, стал слышен звук мотора. Это Шуко, это его ржавая колымага дребезжит, как старый таз. Фары осветили обочину, и седан, старше которого только его собственный фургон, затормозил, подняв облако пыли.
— Рупа, залезай, — Шуко перегнулся и открыл пассажирскую дверь.
— Чего так долго? Я уже собрался домой.
— Да еле завел эту развалюху. Ты готов?
— Я? Не знаю...
— Не бойся, тебе это понравится. Так, давай глотай пилюлю и поехали, вот возьми запить воды. Конверт не вскрывал?
— Нет.
— Хорошо, оставь его в наружном кармане, все остальное барахло давай сюда, ключи тоже.
Рупа проглотил капсулу и прислушался к ощущениям. Сначала ничего не происходило, но через несколько минут перед глазами все поплыло, Шуко, сидевший рядом, стал искажаться, сплющиваться, вытягиваться. Он склонился над ним и сказал тянущимся голосом.
— Яяя смооотрююю ооонооо пооодееействооовааалооо, прииияяятных снооовииидееенииий, Рууупааааааааа....
Рупа хотел было ответить, но провалился в сон.
Рупа очнулся в полной темноте, голова невыносимо болела, мутило так, что не было сил. Он перевернулся и встал на четвереньки. Мутить стало еще больше, к горлу подступило. Он не стал сопротивляться, и его вырвало. Откашлявшись, он сел и осмотрелся. Боль в голове понемногу отступала, глаза привыкали к темноте, из-за облаков выглянула луна. Вокруг стали проявляться смутные силуэты и очертания. Он сидел на траве посреди большой поляны, кругом чернел лес. Слева были заросли кустов, подступавшие практически вплотную к нему.
— Шуко, вот зараза, куда ты меня притащил? — его опять скрутило пополам и вырвало одной желчью.
— Шуко, почему я все помню? Зараза...
Он распрямился и попытался встать, ноги не слушались, его шатало, тело было ватное и непослушное. Рупа опустился на колени и обхватил голову руками.
— Шуко... Шуко, что ты мне подсунул с этим конвертом? С конвертом… — он машинально засунул руку в карман, там лежал фонарик и конверт. Он достал, пощелкал выключатель, фонарик работал. Положил его рядом, чтобы свет падал на колени, и развернул конверт, там была записка. Он взял фонарик с земли и стал читать.
«Рупа, прости меня, но нам никогда не поделить Лоло. Она слишком красива и молода, чтобы ты добровольно от нее отказался. Поэтому ты должен уйти. Уйти навсегда. Еще раз прости, что так получилось. Прощай. Да, совсем забыл, беги, Рупа, беги».
Что это могло все значить? Рупа убрал фонарик от листка. В кустах хрустнула ветка, он вздрогнул и посветил туда. Сердце перестало биться, тело похолодело от испуга — в кустах блеснули от света фонаря два огромных желтых глаза. Он шарахнулся так, что упал на спину и выронил фонарик. Нет, ему мерещится, в этих лесах нет хищников. Трясущимися руками он подобрал фонарик и посветил вправо и влево по кустам. Ничего нет, просто показалось, игра воображения, это всего лишь игра его воображения. Слева послышалось еле уловимое рычание, Рупа направил свет. Два желтых огонька смотрели на него из кустов, пропали и появились снова. Волосы на затылке встали дыбом, желудок подпрыгнул к горлу, нестерпимо захотелось в туалет. Рупа вскочил на ноги и побежал в противоположную сторону через поляну к чернеющему лесу. Фонарик прыгал в руках, как ошалелый, дороги почти не различить. Нога попала в чью-то нору, он споткнулся и упал. Луна опять вышла из-за облаков и осветила поляну тусклым серебристым светом. Задыхаясь и хрипя, Рупа осторожно приподнялся и посмотрел назад. Из зарослей кустарника, где он только что сидел, вышла темная лохматая тень, блеснули желтые огоньки глаз. Рупа вскочил и опять побежал.
Темная стена леса приближалась, нужно залезть на дерево, там его не достанет этот зверь. А если достанет? Впереди, в свете пляшущего фонаря, показались первые деревья. Нет, на дерево ему нельзя, даже если зверь его не достанет, все равно никто не спасет. Зверь будет ждать, пока он свалится с веток без сил. Силы были на исходе, даже не хватит, чтобы забраться наверх. Нужно перестать думать о дереве. А если все же это его спасет, почему не попробовать? Рупа резко свернул в сторону. Руки и ноги обхватили толстый ствол, надсадный хрип вырвался из горла. Рупа попробовал вскарабкаться, но ствол слишком гладкий, он соскальзывал. Послышалось рычание. Рупа мгновенно соскочил вниз и побежал не оглядываясь.
Сколько прошло времени? Час, два, три? Он машинально потрогал запястье, часов не было. «Нет, я больше не могу, пусть он меня сожрет, я не могу больше бежать», — он уже давно не бежал, только легкая трусца. «Почему он меня не догоняет? Такой зверь мог бы меня давно догнать. Играет? Да, он играет, выматывает меня, развлекается, а когда ему наскучит, вот тогда он меня и прикончит. Но что это за зверь? В этих местах нет больших хищников. Может, это бродячая собака или волк?»
Нет, то что он видел на поляне при свете луны, было намного больше.
«Не могу, больше не могу бежать, вот сейчас рухну, упаду, и пусть он меня прикончит», — из горла уже вырывались только хрипы. В нос ударило влажной прохладой: «Река, боже, как же хочется пить». Он только сейчас осознал, как его мучает жажда. Земля ушла из-под ног, и он покатился кубарем вниз по склону.
Вода приятно холодила разгоряченное тело. Рупа лежал на мелких камушках в неглубоком ручейке. Он перевернулся, жадно припал ртом к воде и пил, пил, пока не услышал всплеск. Кто-то прыгнул в воду неподалеку. Рупа вскочил и на четвереньках вскарабкался на крутой берег, выпрямился и побежал.
Мокрая одежда липла к телу и мешала двигаться, но от разгоряченного тела постепенно высыхала. В ботинках перестало хлюпать. Фонарик больше не мелькал впереди. «Почему фонарик не мелькает?» — Рупа на ходу посмотрел на зажатый в руке фонарик. Он не горел. Рупа пощелкал кнопкой: «Нет, не горит, наверное, залило водой».
Небо светлело, в деревьях появился прогал. Может, там дорога или дома? «Только бы хватило сил дойти, нет, не добежать, просто дойти», — он не бежал, сил не было, просто плелся, опустив голову и руки. Рупа остановился и, прислонившись спиной к стволу дерева, сел. Из-за деревьев раздалось рычание. Он встал и пошел дальше, страха больше не было. Сил бояться не осталось, но жить ему хотелось. Теперь он очень хотел жить, как никогда в своей жизни.
Лес кончился, последние деревья расступились, и в предрассветной мгле он увидел дорогу. Ему нужно только перейти небольшое поле, за ним дорога, люди, спасение. Ноги подкосились, он зашатался, потерял равновесие и упал. Хотел было подняться, но не смог, лишь перевернулся на спину и посмотрел в небо. Трава рядом зашуршала, и над ним выросла большая мохнатая голова льва. Огромные желтые глаза смотрели на него пристально, голова заслонила все небо, пасть открылась, и показались желтые клыки... Рупа закрыл глаза и приготовился к смерти.
Что-то теплое и влажное прошлось по всему лицу, еще раз и еще. Рупа осторожно открыл глаза — это был цирковой лев по кличке Лачо, теперь он его узнал.
— Лачо, это ты, Лачо? Лачо, как ты меня напугал. Я чуть не умер, ты чего за мной гнался? Ах, Лачо... — Рупа облегченно выдохнул и провалился в забытье.
— Рупа, ты теперь хочешь жить? — Шуко сидел напротив за столиком и с аппетитом уминал жаркое из баранины, запивая все красным вином.
— Теперь очень. Но я все равно не понимаю, почему Лачо за мной гнался?
— Лачо? Я привязал к твоей куртке ленту Зурало, он ее знает и шел на запах, не зря же он цирковой лев.
— И Зурало так просто его тебе дал?
— Почему просто? Я ему отдал свою колымагу.
— Свою машину? Ведь ты души в ней не чаял.
— Да и черт с ней, другую куплю когда-нибудь. Чего не сделаешь ради друга. Да и Зурало со мной был, мы шли позади, чтобы ты нас не заметил. Чуть ноги себе в потемках не переломали. Хорошо, что Зурало в темноте ориентируется, как его львы.
— А записка? Зачем она, да еще такая? Я же думал, что ты меня убить хочешь.
— Это для создания атмосферы, чтобы все было правдоподобно.
— А что это было за лекарство?
— Не знаю, я у своего деда взял, он страдает припадками.
— Шуко, спасибо тебе, конечно, за все, но больше так не надо. Я же чуть не умер.
— Ну не умер же. Зато депрессию твою вылечили, — Шуко доел жаркое, довольный, отодвинул тарелку и подозвал официантку: — Мне еще порцию, красавица.
— Мне тоже принесите жаркое и красного вина, у меня сегодня второй день рождения, — Рупа улыбнулся и шлепнул официантку по заду.
Конец