Как квартирный вопрос не только москвичей испортил (Рассказ)

У жителей коммуналок привычек - особенно дурных - больше, чем у единоличных квартировладельцев.
    
     На вопрос - во сколько раз - отвечу: зависит от количества соседей.
    
     Баба Сима делила кухню, коридор, туалет, а особенно ванну с Ленкой - девкой ветреной и безалаберной. Это
     у Ленки престарелая - а, по мнению юной соседки, перестарелая - Сима и нахваталась несвойственных её возрасту глупостей.
    
     То, что Сима начала заказывать на ужин пиццу - ещё цветочки, хотя курьер так и не смог привыкнуть к заказчице с седой фигулькой на затылке и каждый раз просил: «Бабуля, позовите внука или
     внучку - кто там пиццу заказывал».
    
     Второй вредной привычкой, подцепленной у «якобы студентки» - Сима так и не поверила, что таких дур, как Ленка, берут в институт - была привычка носить разномастные носки. Однажды, увидев на соседке яркие полосатые гетры - один красный, другой зелёный - Сима поняла: к моде она тоже "неравнодушная". Прикупив с пенсии аж три пары самых ярких, Сима тут же, следуя Ленкиному примеру - «хоть какая-то польза от паразитки» - спарила их на собственный манер: синий с цветочками к оранжевому в полоску.
     - А вас, разведёнки, - Сима погладила оставшиеся без пары носки. - Я с зелёненькими поженю. Гляньте, какие горошки на них симпатишные!
    
     Это была бы не история, а так - байка дворовая, если бы не одно документальное подтверждение Симиных отклонённостей в районной поликлинике. То, что случились они на фоне коммунального сожительства со студенткой - вы уже знаете. Правда, какими словами это документальное подтверждение запротоколировано в поликлинике - история умалчивает.
    
     Но это и не важно.
     Расскажу быстро.
    
     Петь Ленка не умела, но любила.
     Особенно, про «бабочки в моём животе».
     На Симину беду, пела соседка громко и часто.
     И так запали в душу бабы Симы эти самые бабочки!
    
     - Это молодёжь в слова не вслушивается, - жаловалась она врачу. - А я, мил человек, каждое слово через душу пропускаю.
    
     Сима, имея за плечами многотомный опыт «любвей», стихи боготворила. Для каждого ухажёра выдавала новые строчки - точно хрусткое постельное бельё - и читала с «таким темпераментом» и придыханием...
    
     ... что за пару дней отношения спичкой сгорали в пылу необузданной страсти.
    
     - Любовью дорожить умейте, с годами...
     - Бабушка, не шевелитесь, - молодой доктор пододвинул очкастое лицо к монитору. - У нас кушетка вихлявая. Лежите спокойно. Мне и так плохо видно.
     - Вот! Значит, всё-таки видно? Милый, как у меня там всё колышется!
     - Да. Походу, придётся вам чуток подлечиться, уважаемая Серафима... как вас по батюшке?
     - Семёновна я.
     - Серафима Семёновна. Я тут лишнее насмотрел. Возможно, ничего страшного, но... Давайте-ка мы с вами томограмму сделаем.
     - Эт рентген что ли?
     Серафима резво вскочила с кушетки и крест накрест закрыла руками и правда заколыхавшийся живот.
     - Не дам! - выкрикнула она неожиданно громко. - Даже не думай!
     Врач удивлённо посмотрел на прыткую не по годам Симу.
     - И не гляди на меня так! Супостат. Видано ли?! Рентген! Он же их убьёт!
     - Серафи...
     - Нет! Мои бабочки! Значит, и решать мне! Пусть живут. А то, что скребутся да живот изнутри колыхают, так не шибко это и мешает!
    
     И ушла Сима, сетуя, что доктор попался молодой да неопытный.
    
     - Ну, чего от него ждать?! - жаловалась мне Серафима Семёновна на крыльце районной поликлиники. - Если он и разговаривает-то, как Ленка-дурочка! Он же «походу» говорит! Классиков, Асадова надо читать - тогда и говорить научишься!
    
     Что записал доктор в карточке - не знаю, потому как не дождалась. Когда из кабинета уходила, он всё ещё пытался подобрать слова для диагноза.
    
     ПС: а чего подбирать-то?! Шизофрения.
    
     ПС2: у обеих.