Старомодное счастье
О фильме Я.А. Протазанова «Горничная Дженни» (1918)
Где-то в Европе. Старый граф умер разоренным. Его вдова и дочь – едва расцветшая красавица, остаются без средств. Юная Дженни решается тайно покинуть мать, уезжает и поступает в богатый дом горничной. Хозяева: баронесса, ее сын Жорж, приехавший с фронта после ранения. Жорж влюбляется в Дженни. Вновь ранен из-за нее на дуэли. Болеет и выздоравливает. Сословные препятствия. Выясняется, что Дженни – графиня. Все счастливы. Свадьба. «Выпей за наше счастье, Франсуа», - говорят старому слуге. Жених задумчиво посмотрел поверх камеры.
В фильме «Горничная Дженни» играют тогдашние «звезды» - О. Гзовская и В. Гайдаров. Сценарий Протазанова. Оператор – Ф. Бургасов, в 1917 году снявший с Протазановым фильм «Отец Сергий». Художник – В. Баллюзек, в 1916 году работавший над протазановской экранизацией «Пиковой дамы».
Год выпуска фильма – 1918.
У главного героя есть маленький брат. Худенький темноволосый мальчик в матросском костюмчике (он напоминает русского наследника – цесаревича Алексея). Этот ребенок, сразу полюбивший Дженни – символ надежды, что все как-нибудь устроится.
Из «Евгения Онегина»:
И все равно: надежда им
Лжет детским лепетом своим.
« - Давайте покружимся», - предлагает мальчик горничной Дженни. Они кружатся за руки вдвоем. Входит Жорж и тоже присоединяется к веселому кружению.
Пушкин «Бесы»:
Закружились бесы разны…
Но это только шутка, игра.
Как и «Отец Сергий», этот фильм начинается с распада семьи (смерть отца) и потери Дома (побег героини). Но трагедия отменена. Мир целостен и осмыслен. И барин, и верный слуга, которого не следует обижать, каждый хорош на своем месте. Сюжетная (героиня переодевается простолюдинкой) и идейная основа пушкинской «Барышни-крестьянки».
Интонация фильма – какая-то легкомысленная надежда, наперекор здравому смыслу, отсылает, едва ли, не к «Вишневому саду». Скорее всего, оттуда перенесен и «верный до гроба» старый слуга Франсуа (у Чехова – Фирс).
Рисуя жизнь слуг в богатом доме, Протазанов, думается, опирался на опыт «Плодов просвещения» - жизнерадостной комедии Л.Н. Толстого.
Бойкая, лукавая, деятельная Дженни; наглый и развратный лакей Жан; умный и добрый старик дворецкий Франсуа. Характеры и отношения между собой персонажей фильма заставляют вспомнить толстовских героев: горничную Таню, молодого лакея Григория, дворецкого Федора Ивановича.
Трудно утверждать наверняка, но возможно, что в фильме проявилось влияние повести Л.Н. Толстого «Семейное счастье». Стремление к правдивости и вкус подлинного мастера в обрисовке идиллии. В 1916 году Протазанов экранизировал «Семейное счастье». Картина не сохранилась.
« - Это была шутка, - сказала она наконец, - клянусь вам! это была шутка!». Из этих слов старой графини в «Пиковой даме» будто вырастает вся реальность фильма.
Тема карт, выигрыша и проигрыша сопровождает картину.
Отец Дженни умер, проигравшись. Его товарищ говорит: «Я предупреждал покойного графа, что страсть к игре до добра не доведет».
Близится свадьба. Мать Дженни пока ничего не знает. Она берет в руки карты. Раскладывает пасьянс, но как будто гадает, думая о Дженни.
Здесь герой с его фантазией и страстями – Германн. Героиня, находящаяся в зависимости от знатной старухи (матери Жоржа) – Лиза.
Из «Евгения Онегина»:
И постепенно в усыпленье
И чувств и дум впадает он,
А перед ним воображенье
Свой пестрый мечет фараон.
Слишком густой грим – чернота вокруг глаз героя, как и в «Пиковой даме» (грим И. Мозжухина, игравшего Германна) намекает на придуманность страстей.
Жорж – «насквозь книжный», он воображает то реальность «Барышни-крестьянки», то – «Вишневого сада», то – «Пиковой дамы». А он сам – Германн, Онегин, даже «немного Пушкин» с роковой дуэлью. Перед дуэлью Жорж задумчиво сел перед камином. О влюбленном Онегине читаем:
Как походил он на поэта,
Когда в углу сидел один,
И перед ним пылал камин.
Жорж – первый набросок характера тоже «книжного» фантазера, инженера Лося из будущей протазановской «Аэлиты»(1924).
История любви Жоржа к Дженни начинается со дня его возвращения раненым с фронта. Может быть, в горячке, после ранения, ему действительность кажется сном, а сон – действительностью. Возможно, все, что произошло в фильме – только греза главного героя. Он придумал историю и отвел в ней себе главную роль.
В замкнутом пространстве фильма восстановился мир и порядок, герои счастливы, жизнь им улыбается. А во внешнем мире – бушевали «окаянные дни»…
Обаяние старомодности, окутывающее, чудом уцелевшие, плохо сохранившиеся кадры, чувствуется тем острее, что фильм, снятый в революционном 1918 году, уводит в эту старомодность, как в последний приют.