По коридору прямо и налево, там, где кончались мрак и вонь котлет, жила по местным меркам королева: духи, помада, кроличий жилет. Её дразнили просто – Аргентина. Никто не помнил точно почему. Шептались за спиной: «Опять мужчина… Наверно сотый... Повезло ж ему». Бывало, занимали до зарплаты, охотно допивали после встреч… В присутствии не выражались матом, но сыновей старались уберечь…
Шёл год за годом. Старых хоронили, а молодняк плодился, как бурьян. Пока однажды в дом не позвонили, и дверь не распахнул сосед – смутьян.
В проёме Он стоял, пугая видом: косая сажень, чёрный макинтош. В анфас - интеллигентный индивидуум, с добром иль худом – вряд ли разберёшь. Кивнув слегка, шагнул в нутро прихожей и коротко сказал: «Я ваш сосед». Пахнуло коньяком, бензином, кожей. Он был не молод. Смугл. Немного сед.
- Кому такое счастье привалило? - не к месту хохотнул старик Федот. Марьванна, ойкнув, мыло уронила. Петровича прошиб холодный пот. Стерев с лица брезгливости гримасу Зухра произнесла, едва дыша: «Вам, может, простокваши? или квасу? Эй, тётя Зина, дайте гуляша!»
Рой голосов гудел пчелиным ульем, в укромных уголках сходя на нет. Стол принесли. Рядком теснились стулья. Все ждали приглашенья на банкет. Ещё бы! Новичок! Накрыть поляну – святое дело. Выпить, закусить…
- Могу я видеть Волкову Светлану? Мне очень нужно с ней поговорить.
- Да ты к кому? - Федот не унимался - Таких тут нету. Жаль. Ошибся, друг.
Все стихли. Воздух точно накалялся, плотней сжимался домочадцев круг.
Вдруг в тишине послышалось чуть слышно: «Пустите. Он ко мне. Входи, Андрей».
Навстречу гостю Аргентина вышла.
- Вот это фокус!
- Тысяча чертей!
- Кто б мог подумать!
- Света?!
- Нате – здасссьте!
То шёпот, то ехидство с хрипотцой. Тут каждый норовил принять участье, хотя никто не предлагал постой.
Полночи свет мигал из коридора. Соседи суетились без причин. Для дяди Саши – новый повод спора, Зухра ворчала: «Вот, еще один…»
А в комнате с тиснёным абажуром, ронявшим тень на выцветший ковёр, мужчина с женщиной сидели молча, хмуро, не зная как продолжить разговор.
- Ты как жила? Как мать? Откуда хата? Меня не вспоминала, ясен пень. Смотрю, красоткой стала и богатой, раз хахалей меняешь каждый день.
Вмиг постарев и сжавшись, как от боли, она произнесла: "Опомнись, брат. Не ты ли выбрал нам такие роли, и жизнь сломал мне много лет назад? В семнадцатом ушёл на баррикады. Отец расстрелян. Ссылка и Сибирь. Мы думали ты умер. Были рады. Нас приютила тётушка Эсфирь. Скитались. Голодали. В двадцать третьем я вышла замуж. Каюсь, без любви. Не суждено познать, что значит дети. Супруг запил. Нас быстро развели. Случайно оказалась на панели. Сначала тошно, позже, как отлить. Да, мстила всем и каждому отдельно. Бывала сукой, что там говорить. Той девочки с глазами цвета мокко в нарядном платье с лентою в косе здесь больше нет. Живу вот одиноко. К тому же презирают меня все".
Слеза скатилась маленьким брильянтом и потерялась в шёлковом белье.
- Жизнь кончилась. Поклон комедиантам. Налей вина, дружище сомелье…
Рассказ сестры он слушал, стиснув зубы. Да, так. Он виноват. Везде, во всём. Пощечины обиды были грубы. Мы за других ответственность несём. Пока он строил эру коммунизма, пытаясь осчастливить всех подряд, мать в комнате чужой прощалась с жизнью, сестрёнка продавалась за наряд…
Не в силах оправдать свои поступки, Он молча вышел. Выпил. Закурил. Сломал в дрожащих пальцах самокрутку.
Шагнул за ограждение перил.
Порт. Крики чаек. Волны, мокрый гравий. «Славянки марш» из рупора басил...
К далеким берегам огромный лайнер Светлану в Аргентину увозил
