Вышито морщинами лицо.
Повернуло медленно на старость
Чёртово со скрипом колесо.
Сложенные бережно одежды –
Юбки, сарафаны и платки –
В сундуке лежат её надежды,
Как цветного прошлого мазки.
Запах старости, квашни и нафталина.
В рушниках льняных – иконостас.
Взбита белоснежная перина.
На календаре – медовый Спас.
Фотографий на столе желтеет ворох,
Связка писем треугольных и медаль…
И над этим всем висит незримый молох,
И старушку эту бедную мне жаль.
Но кого я, собственно, жалею?
Кто мне право дал её жалеть?
А дожить ли я до старости сумею?
А смогу ли с честью встретить смерть?
Может, у старушки столько счастья,
Что хватило бы с лихвой на целый свет.
А тут я со своей жалостью – как «здрасьте» –
Гений кухонный, непризнанный поэт.
Пожалею – ой, ли, не себя ли?
Жалости давно ясна мне суть.
Надо не жалеть себя вначале,
И не ждать, что пожалеет кто-нибудь.
Я живу, и жизнь ещё бушует
В голове моей, вокруг меня –
Плачет, бесится, смеётся и враждует,
На руках выносит счастье из огня.
Я меняю ещё модные одежды,
Я ещё не верю зеркалам.
Бросить мир к ногам хочу, как прежде!
И ещё чего хочу – не знаю сам!
У девиц ещё я в списках значусь,
И медалей у меня покуда нет;
Убегаю я от смерти, но не прячусь,
Я у стариков ещё беру совет.
Знаю, что придёт иное время.
Знаю, что наступит мой черёд.
Мне на плечи ляжет моё бремя
И никто его со мной не понесёт.
Мне нести свой крест – свою награду,
Всё своё добро и все грехи.
Не судите вы меня, прошу, не надо.
Судьи для меня – мои стихи.