Три синонима ничтожных и пустых.
Никогда зависеть не хотелось
Мне от обстоятельств и от них.
Но задумайтесь, – мы все от них зависим.
Всё решают мелочи в судьбе.
Этот стих о маме и Ларисе,
И раскаявшемся сыне – о себе.
Я забыл в больницу своей маме
Тапочки красивые купить,
Чтоб перед больными и врачами
В новой обуви она могла ходить.
Быть всегда ухоженной, красивой,
Лидером среди своих подруг
Не мешали ей дряхлеющие силы,
Возраст, настроенье и недуг.
Не исполнил я её желанья –
Блудный сын, лысеющий дурак.
И теперь во мне, как наказанье –
В муки совести разросшийся пустяк.
Заработался, забыл… – не помню точно.
Набираю номер на бегу:
«Лара! Тапочки купи для мамы! Срочно!
Отвезёшь сама. Я не могу».
Лара – умница – всё сделала, как надо.
Даже главный врач решил сострить:
«Ну, у вас, больная, и наряды…
В этом можно замуж выходить!»
Только нет причин, чтоб веселиться.
По глазам врача я смог понять:
Выписали маму из больницы,
Чтобы там ей больше не лежать.
Маме оставался ровно месяц,
Только месяц до шестого февраля.
Как же ей пожить ещё хотелось,
Посмотреть, как с Ларой счастлив я!
Помню комнату, пропахшую лекарством,
О Кубани разговоры, об отце…
Как она передавала своё «царство»
Нам с улыбкой грустной на лице.
Помню, за уныния мгновенья,
Как ругали мы в два голоса её:
«Хочешь «неуд» получить за поведенье?
Дел ещё и планов громадьё!
Пока тапочек пар двадцать ты не сносишь,
О том свете даже не мечтай!...»
Поругаешь, а потом у Бога просишь:
«Маму у меня не забирай».
Но решил так Бог, – главнейший медик, –
Будто мир тогда упал на плечи мне:
С воскресенья в ночь на понедельник
Умерла моя мамулечка во сне.
Всё смешалось в ту минуту: боль потери,
Ларины объятья, стук часов…
Не желал я в эту правду верить –
В этот страшный и холодный вечный зов.
Мы однажды все умрём – я это знаю.
Все по краю ходим – сознаю.
Только как стерпеть, что засыпают
Мёрзлою землёю мать мою?!
Лара, батюшка, родня, Колян «под мухой»,
Запах ладана, венки, дубовый крест,
Голос: «Пусть земля ей будет пухом»,
На поминки в тесном «ПАЗике» отъезд.
Смутно всё: просвиры, тосты, вздохи…
Утешения от тех, кого не знал…
Очередь рукопожатий на пороге…
Путь в квартиру занавешенных зеркал.
Как всё просто: жизнь была – и нету.
Жизнь была ещё два дня назад.
А теперь – лишь свечка под портретом
И застывший на портрете мамин взгляд.
Тишина… От края и до края…
Отвратительна, как смерти нагота.
Зубы сжав, покорно привыкаю
К званью проклятому «Круглый Сирота».
Но душа моя любой недуг осилит!
Буду жить я всем смертям назло,
Пока в тапочках красивых не остынет
То ли мамино, а то ли Ларино тепло.