Последняя капля упала с крыши, слилась с грязной лужей.
В старом сарае возятся мыши, и слышится грохот ружей.
Она вышла, босыми ногами ступая по грязной и липкой земле.
Эта капля последняя, даже не зная, была роковою в судьбе.
Она шла не то тропкой, а может, дорогою, не разобрать в темноте.
Тихо ступая ногой босоногою наперекор судьбе.
Губы шептали слова беспорядочно, тело окутала дрожь.
Все было ясно – тем самым – загадочно – жизнь ее мрак и ложь.
Она шла легкой поступью, очень обычной, средь знакомых полей и лесов;
А последняя капля сыграла привычную пьесу милых для ней голосов.
Все так старо, противно, избито и гнусно в жизни этой бывает порой,
И неясно казалось почем же так грустно ветви ивы легли над рекой?…
Этот дом, что стоит у подножья горы, эта церковь на правом брегу…
Так стоят целый век, никому не нужны, развевают свой прах на ветру.
Каллиграфическими морщинами она расписалась в слабости.
Потому что осталась одна, кто был явным соперником старости.
Вот изба, где она родилась и росла, вот тот лес, где цветы собирала;
Накренилась и хата, и крыша сгнила, ну а леса и вовсе не стало.
Она не боялась старости, покорно ее ждала.
Как нежеланной радости, как лета без тепла.
Ну а когда час настал роковой, стала метаться в бреду –
Это так страшно – остаться одной и гнить у других на виду.
***
Последняя капля упала с крыши, наполнила грязную лужу.
В сарае по – прежнему возятся мыши, а ты никому не нужен.