ДОЖДЬ
Я предчувствовала будто
Этот мелкий редкий дождь.
Ожидала я под утро
Очищения. И что ж?…
Нет явления в природе, более значительного, более необычайного и более чистого, чем дождь! Сколько с ним связано для всего живущего. То с нетерпением ждут: «Хоть бы один дождичек…», и с этим ожиданием связаны мысли об урожае, о грибах, о прохладе, наконец, в такую пору, когда стоит утомительная, тяжёлая жара. А то с не меньшим же нетерпением ожидают, когда он прекратится, и это уже вызвано желанием тепла, усталостью от мокрой одежды, у кого-то – ломотой в ногах и пояснице, и опять же – с урожаем: «Убирать-то как?»
И всегда дождь – праздник, и не столько сам дождь, хотя и он сам захватывает и несёт, сжимает всего тебя и останавливает всю душу, всё тело твоё на глубоком вдохе, когда не можешь выдохнуть всю холодящую радость и чувствуешь, что вот-вот задохнёшься.
А как прекрасно ощущение омовения души вместе с омовением всего вокруг, самой природы. И зримо видишь, как с души смывается усталость, озлоблённость, боль. А вон и поплыла с бурлящим ручьём по обочине дороги умершая вчера, или прошедшей ночью, надежда, надежда на надежду, на счастье, на покой.… Поплыла – сухим листом, плоская, высушенная в тонкий песочный блин, освобождая место новой надежде, новому ожиданию счастья.
Да и не столько удивителен и потрясающ сам дождь, как его ожидание природой и его окончание, точнее прекращение паданья мелких капель сверху.
Перед самым дождём всё клокочет, дует, шумит, а в самый последний момент – как бы застывает, как застываем мы перед заветной дверью, готовясь отворить её, шагнуть через порог и увидеть…
И вот он начинается: кап, кап.… А дальше… дальше всё зависит от того, когда, в какое время года происходит это диво, это удивительное явление, названное таким коротким словом, произносимым одним дыханием: дождь. Первый весенний дождь – самый светлый, искрящийся бесцветным, необычайно прозрачным светом. В конце мая – это дробь редкими крупными каплями, и одновременно с дождем светит яркое солнце, так и кажется, что само солнце умывается, и капли воды, каждая из которых несёт с собой искорку солнца, которая смылась с него мягкой нежной водой, падает на землю, прокалывает её и в этом месте, проклёвывается зелёным ростком и уж от этого «слепого» дождя, как прозывают его в народе, никому не приходит в голову прятаться под зонт, так же как и в первый весенний дождик, когда
под зонтиками люди
беспомощно смешны,
сердца от омовения
у них защищены…
В самыё же разгар лета дождь прорывает густую ватную завесу зноя ливнем, всё смывающим, ломающим и прибивающим к земле, а, затихая, высыпает ещё и мелкие ледяные шарики – град. От этого дождя уже не спасают и зонты, их с ожесточением вырывают из рук ветер и вертикальный поток воды. К тому же ливневые и грозовые дожди обрушиваются на землю так внезапно, без долгих приготовлений, поистине «как дождь на голову», когда все, выходя из дому, проверяют, не забыты ли солнцезащитные очки, вместо того, чтобы захватить зонт.
А как сер и тих мелкий осенний дождь. Так и кажется, что небо от весенних и летних дождей прохудилось на сито и теперь моросит устало и дробно косыми длинными водяными нитями. Эти секущие дожди особенно радует грибников - «любителей тихой охоты», как назвал их какой-то фразоизобретатель.
И вот упали на землю последние брызги дождя. Все начинает светлеть. В наступившей тишине выпрямляется каждая травинка, поднимается каждая головка цветка, но особенно хороши деревья. Как люди зимой выходят из бани с парилкой притихшие, приятно утомлённые и спокойно-домашние, так и деревья, словно умывшись, спокойно застыли и только поблёскивают мокрыми листьями. А мокрый асфальт, блестящими ровными полосами вырезавший островки газонов, только подчёркивает то весеннюю зелень, то летнее разноцветие клумб и, как на последнем балу, пестроту жёлто-оранжево-коричнево-красого осеннего наряда земли, особенно яркую после дождя.
В один год ни весной, ни до середины лета не выпало ни единой капли влаги. Трава, казалось, уже выростала сухой. И вот однажды среди тихого соблнечного раскаленного зноем утра мгновенно поднялся просто-таки смерч, плыь с песком поднялись над землей густой высокой завесой, деревья, наклоняясь до земли, раскачивались из стороны в сторону…
А всё с утра ждало дождя.
И вербы били так поклоны,
Что не от ветра, а от них
Шли по пруду, казалось, волны.
Всё так давно ждало дождя.
Земля уж пылью исходила.
Вот ветер дунул и затих,
А пыль всё шла, как дым с кадила.
На сено выжжена трава,
Зной подкосил своей косою
Её, в июне взяв права,
Каких лишь в августе достоин.
Всё изнывало по дождю,
Для жизни всё просило влаги.
Так от врага пощады ждут,
Склонив потрёпанные флаги.
Вдруг ветер тучи притащил
И драгоценную прохладу.
Земле, что прежде истощил,
За муки ливень дал в награду!
Дождь пошёл совсем внезапно,
Редко, крупно, невпопад.
Гром за ним ударил залпом,
Будто ливню задал старт.
Только молний ярких пламя,
Грома выстрел прервали покой.
И земля, застывшая в камень,
Потекла единой рекой...
Дождь на лужи кругами ложился,
Пузырился, словно кипел.
Прочной мир стеной обложился
Из воды, шумел и шипел.
ТУМАН
То было редкое для зимы утро: тепло и тихо, на деревьях невероятно легко, тополиным пухом, лежал нетолстым слоем снег. И туман! Необычайно густой, не серовато-мокрый, как то бывает поздней осенью, а молочно-белый, словно заливший все.
Буквально в двух шагах уже ничего нельзя было различить, никого нельзя рассмотреть. И от мысли, сто тебя тоже никто не видит, было легко и спокойно, просто-таки радостно-спокойно, ей хотлость ступать по-кошачьи тихо и мягко, как бы боясь кого-то разбудить. И тут она поняла, что спокойно не только от тишины и тумана, а спокойно как-то изнутри. У нее было точно такое состояние, как бывает после тяжелой болезни – ничто и не беспокоит, не болит, а все еще по-привычке и не полной грудью дышшь, и не полным шагом ступаешь. Спокойствие в ней было именно внутреннее, душевное спокойствие, Подумлось, что завтра еже, собираясь на работу, не пронзит вдруг, как всегда прежде последние полтора года, колючий испуг: « Не увижу… не придет». И с утра, сидя за рабочим столом, не придется загадывать уже, как иногда случалось, изведя себя волнением, выходить из комнаты, пока он сам не придумает причины зайти к ним, чтобы увидеть ее, изо всех сил стараясь скрыть свою к ней любовь.
Нечаянно в дверях столкнуться
В луче запыленного света,
К тебе случайно прикоснуться,
В твоё дыханье окунуться,
“Люблю”, - взглянуть и ждать ответа.
Прожить в мгновеньи невесомом,
Оно уже катится вспять,
При этом, не сказав ни слова.
Столкнуться и расстаться снова
С надеждой встретиться опять.
И больше уже не задохнется она тайной, но безудержной радостью, когда, войдя и здороваясь нарочито дежурным тоном сос всеми, направиться к кому-то, а смотреть при этом будет на нее. На нее! На нее!..
Все это время она несла какой-то груз, словно привязанный за шею и тянувший вниз, а голова, с воспаленными глазами на усталом лице. Упорно не хотела наклоняться и боролась с шеей и грузом, висемшем на ней. Это было совершенно неясное чувство, непонятное ей и теперь, когда она от него освободилась. Нет – не любовь. Любовь без уважения – это по-другому называется… а уважать его она не могла уже по той простой причине, что не понимала, не знала его. Три года изо дня в день внимательно наблюдала за каждым его движением, вслушивалась в каждое слово, всматривалась в глаза, в улыбку, и не могла, не могла сказать об этом человекке ничего. Ей с детства приходилось переезжать, а потому – множество бесконечно новых знакомств и встречь. И о каждом, кто задерживал ее внимние на себе, с кем прижодилось общаться, она старалась, вернее, привыла иметь хоть какое-то мнение: плох, хорош, добра, глупа…С ним же никогда нельзя было знать, чего от него было ждать, и в двух совершенно аналогичных он вел себя совершенно по-разному, имел полярно противоволожные суждения и мнения по одному и тому же вопросу. И так во всем, и так всегда. Он и был человек-туман, его не знал никто, при этом все перед ним благоговели. Потому туман в зимний день освободил ее от него. Теперь пожалуй она одна вышла из-под его гипнотического тихого подавления. И он это понял. И испугался!..