жирной змеей между скользких пальцев...
Небо рисуют мои метисы.
Небо танцуют твои китайцы.
Верую в небо, в котором - шашни
шпажечек птиц, раскаленных в - "дышат...."
Небо умеет коптить вчерашним.
Небо умеет скользить на лыжах
глаз, опрокинутых, как столицы
Чуждых Равнин и Холмов Утратных...
Тихо над армией краснолицых
хижин флотилия черноватных
мошек танцует: как в стенке - тени
перед затмением их - руками...
Верую в тихое откровенье
смерти их, в желто-лиловой гамме
мертвых святых, что следят за нами,
учат мерещиться и молиться:
небу с глазами казненной лани,
лунной потресканной черепице,
спелым крыжовникам туч, залитых
темным румянцем - от наших плясок
на изумрудных шершавых плитках,
вышитых втравь по земному мясу.
Яркая краска тускнеет. Стремный
всадник - Тень Боинга - режет вечер.
Стаи китайцев впадают в дрему.
Толпы Матиссов пакуют вещи -
в память лодыжек, скрещенных с мутью
теплой прохлады...
... как робкий хищник,
небо катает по кромке блюда
нас, суеверных, - и душно дышит.