Заметил я, что в бытности любой,
Мне слышится, подобно наважденью,
Как спорят обо мне наперебой.
Понятно, удручение не тает,
Сказать, пустяк, язык не поверну;
Куда ни шло днём, – дел всегда хватает,
И ночью ведь все слышу, не усну.
В себе я разделился, стал как двое,
И слышу постоянно, как в бреду,
Как спорят мои «Я» между собою,
Когда лежу, сижу или иду.
Один другому уступить не может;
Как часто, словно третий в стороне,
Я думал все, какой мне «Я» дороже,
Какой нужнее и каким быть мне?
Вот первый «Я» слышнее «Я» второго:
– Уймись наглец, довольно мир злобить,
Был я рожден от верности и Бога,
И он таким же честным должен быть.
Однако, «Я» второй боец достойный,
Не зря он вырастает на страстях, –
Как бес беспечен, будто солнце знойный,
Находчивый в интригах и в гостях.
– Ты первый «Я», сомнений в этом нету,
Ты дашь ему сознания вину,
Но в жизни с ней не обойдёшь по свету,
С ней – вверх, на небо, или вниз, ко дну.
А я ему другую дам дорогу
В чести людей и с массой благ земных,
Угодную чертям любым и Богу,
Без лишней и ненужной стороны.
Заботы все на ней о личном благе, –
Учись вертеться, если хочешь жить,
Наградой будут слава, честь и флаги
Не надо будет в старости тужить.
– Но ты ведь дать не сможешь благородства,
Ни честных чувств, ни доброй простоты!
– Зачем ему душевное уродство
И, вместо ягод, глупые цветы?
Всё это благородство – идол мнимый,
Бессмысленно против судьбы играть,
Когда суровым случаем гонимый,
Он будет неизбежность выбирать.
Не зря признали издавна в народе,
Что хуже воровства та простота, –
Удобная для окруженья, вроде,
А чувство самого – как снят с креста.
...Летели годы, с ними жизнь менялась,
За ней и сам я поспевал едва,
Но та проблема так и оставалась,
Где в двух натурах был я тоже два.
Один твердил упрямо: «Будь смелее!
Бери её, она, дружок, – твоя»,
Другой, в ответ: «Доверие – милее
И делать подлость не намерен я»…
Святая тема всем – отцы и дети,
Все ей даем и время, и дела
И трудно отыскать того на свете,
Кого б проблема эта обошла.
И доводы резки, и факты жёстче,
Мои два «Я», приличия поправ,
В горячке спорят, как живётся проще,
Кто делает ошибки и кто – прав?
Твердит один: «С далёких дней до ныне
Родители стремятся «крест нести»;
Себя самих с надеждой в дочке, сыне
На старости желают обрести.
Но жизнь свои им коррективы вносит,
Закон реальности невероятно строг, –
Отдав себя, отцы нередко просят
Кусочек хлеба на краю дорог.
И дети их живут, бывает, рядом,
Не смея честно бросить им пятак,
Стыдясь себя. Об этом спорить надо?
И ты желаешь жить ему вот так?!»
Другой в ответ, «чеканя» в гневе слово,
Парирует, примеры перебрав:
«Возьми пример нормальной жизни, новой
И сам поймёшь, что в этом ты не прав.
Когда бы твой пример был безупречным,
Сошла бы жизнь «на нет», в конце-концов;
Смысл жизни нам природой дан навечно,
И твой пример лишь для плохих отцов.
Ведь в жизни все проходят обе роли
И способом другим никто не жил:
Коль сам – неблагодарен, поневоле
Готовишься к тому, что заслужил.
А, вырастив своих детей, он может
Надеяться на лучшее в конце,
Когда накормят и в постель положат
Без мины отвращенья на лице»…
Я думал, слыша одного, другого,
Ведь выросли и дочь, и сыновья, –
Что ждёт меня, «папашу дорогого»
Из доводов таких моих два «Я»?
