Два солнца водили на небе странный хоровод, а планета вращалась вокруг жёлтого карлика. Поэтому на ней девять месяцев в году не было темного времени суток, ночи в нашем понимании. И по этой простой причине здешние жители понятия не имели о часовых поясах. Время было единым для всей планеты.
А в остальном этот мир был очень похож на наш с вами. Конца ХХ – начала ХХI века Новой эры. И жители его были похожи на нас. Очень похожи. Разве что кожа у них была несколько светлее, да оттенок загара был иным, с выраженной оранжевой составляющей.
И вот в этом мире однажды родилась одна девочка. Она росла, взрослела, в жизни её, как и у всех детей, случались радостные и грустные события. Так вышло, что грустных на её долю почему-то выпадало немного больше, чем радостных. Но от этого некуда было деться. Она прошла через всё, и вот ей исполнилось двадцать шесть лет. Двадцать шесть, со всеми появившимися под влиянием пережитого в детстве и юности комплексами - скелетами в шкафу и тараканами в голове. Вроде, настала пора устраивать свою личную жизнь, но душа ещё так молода, ещё не наигралась в детские игры, не нагулялась, не осознала своих реальных лет. И мечется, мечется между рассудком и чувствами, как птичка в клетке…
Мужчины в ее жизни… на самом деле их было не так уж и много - так, раз, два, и ...
Заглядывала в глаза каждому, как маленькая девочка, доверчиво ища папу. Папу, так рано ушедшего из жизни, и не давшего ей защиты от сурового, безжалостного мира. Позже она искала в мужчинах заботу, отдавая все самое лучшее, что у нее было: молодость, красоту, нерастраченную нежность и любовь. Да-да, море любви! И ей платили. Кто любовью, а кто заботой. Но ведь ей, максималистке, всегда нужен был идеал. Т.е. добрый, - но не ленивый - флегматик; заботливый, - но не мешающий ее личному пространству. С другой стороны, подарки дарить и делать все для него, любимого, - было просто потребностью для нее.
С каждым новым днем, раскрашенным в классические краски домашнего уюта, когда вместе с благоверным они лепили котлеты на кухне, она все острее чувствовала одиночество. И все чаще, в отсутствие его, выходила в Сеть, стараясь прикоснуться к чужой, яркой жизни. Наблюдала за развитием чужих отношений, общалась и помогала неожиданно обретённым в Сети друзьям. Со временем она создала на своей страничке эфемерный мир, в который пускала всех, кто ласковым перышком пытался дотронуться до ее нежного сердечка. Радовалась, как ребенок, видя успехи своих друзей, счастливо засыпая.
Но однажды среди её друзей появился мужчина, при виртуальных встречах с которым её сердце начинало бешено колотиться, а щёки заливал румянец. Что-то в нём было такое, что она, даже не видя его, седьмым чувством воспринимала идущее от него тепло и взаимную… взаимное… одним словом, то, что словами выразить нельзя.
Он предостерегал её однажды: - Только не вздумай в меня влюбиться! – но разве женскому сердцу можно приказать? И она обрекла себя на эти сладкие страдания, когда расстояния и обстоятельства – ничто по сравнению с великим магнитом Чувства, и, тем не менее, мешают, делают невозможным, - почти невозможным, - обоюдное счастье.
Благоверный несколько раз пытался её образумить, но она просто уходила от разговоров на эту тему. По инерции они прожили вместе ещё пару месяцев, а потом он тихо собрал свои вещи и исчез. Из её квартиры и из её судьбы – понял, что любви у них или вообще не было, или уже нет. А она и забыла сразу про него. Другие проблемы сейчас не давали ей покоя: она страдала от невозможности быть рядом со своим новым знакомым и чувствовала, как он тоже страдал вдали от неё.
Всё же их страстное желание, изворотливый ум и – отчасти – те же обстоятельства помогли влюблённым хоть как-то устроить жизнь. И он, писатель, и она, археолог, иногда – по работе – вынуждены были ездить в командировки. Трудно, но возможно оказалось спланировать эти командировки так, чтобы они совпадали во времени и пространстве, хотя бы раз в год - полгода.
Встречи их были редкими, то ему, то ей приходилось порой выскакивать из дому совершенно спонтанно, чтобы успеть пересечься на какой-то час или два, иногда планы рушились, встречи срывались по той или иной причине, но каждая из этих встреч была таким счастьем! Словно безумные, они бросались друг к другу навстречу, в аэропорту. Иногда он встречал ее, а иногда она поджидала его у reception.
Эта непонятная, но такая привлекательная жизнь, продолжалось, казалось, целую вечность. И ничего уже не было важно, кроме того, что они вместе. Это было лучше, чем наркотик, это и был сам наркотик. И то, что происходило с ними в гостинице, на чужих влажных простынях, уже не имело никакого значения. Оно было так светло, так красиво, так необыкновенно, что не могло опошлить. Дыхание останавливалось. Ничто не существовало кроме. Кроме него. Кроме нее. Они были одним целым. И неважно было, сколько им лет, и что у кого осталось в прошлом. Это - элегия любви. Это самое-самое настоящее. Вечное.
Небо диктовало: ночь. День. Опять ночь. Пьяные от любви, пьяные друг от друга, забывшие работу и дом, потерявшие счет часам...
~~~***~~~
Однажды ей пришлось ехать в командировку без него. На одном острове, большую часть которого занимали горы, обнаружили следы неимоверно древней цивилизации. Некоторые находки полностью перевернули все представления учёных об истории планеты. И директор института, в котором она работала, отправил к месту раскопок большую группу сотрудников, в которую попала и Льюит – так звучало её имя.
Льюит давно мечтала попасть в такую интересную экспедицию. Поэтому, хоть и с некоторым огорчением от того, что любимого не будет рядом, согласилась ехать. Интерес перевесил.
Раскопки продолжались второй месяц, когда была обнаружена подземная пещера, представлявшая собой лабиринт явно искусственного происхождения. Сами по себе размеры подземных коридоров и с безупречным качеством отшлифованных и точно пригнанных гранитных камней, из которых были сложены стены и арки, вызывали немое восхищение. Уже было ясно, что строители этих катакомб были по размерам раза в три больше жителей современного мира. Эта пещера, судя по всему, была последним убежищем погибшей расы. В разных местах в стенах её были найдены захоронения. Огромные черепа, исполинские кости, странные украшения на лбу из камней, похожих на янтарь, но чрезвычайно твёрдых, - твёрже алмазов, - пронизанных сложным узором рубинового цвета прожилок. Строение гигантов тоже довольно сильно отличалось от строения современных жителей. Хотя их и можно было по основным признакам отнести к гуманоидам, тем не менее, было ясно, что они никак не могли быть предками современной расы. Это было так же неожиданно, как и таинственно.
В одном из отдалённых закоулков пещеры-лабиринта археологи нашли странные контейнеры, похожие на двустворчатые раковины. Их было десятка два, не больше. Решено было контейнеры на месте раскопок не вскрывать, а отправить в институт, где работала Льюит, для дальнейших исследований. Все артефакты были тщательно упакованы в деревянные ящики, обложены мягким пористым материалом и с очередным вертолётом отправлены на материк. Так случилось, что сопровождать ценную находку в пути, а потом и работать с ней выпало Льюит.
Поздний вечер в лаборатории. Она только что закончила разговор с ним, её Атьямо. Накопившиеся в её голове впечатления от экспедиции и предстоящей интересной работы рвались наружу во время разговора. Она даже испугалась один раз, что он обидится – разговор ушёл далеко в сторону от их личных отношений. Но Атьямо, человек творческий, увлёкся интересным рассказом и нисколько не сердился. Его, как писателя, очень заинтересовали необычные находки.
- Послушай, Льюит, а не может быть так, что наша планета некогда вращалась не вокруг жёлтого солнца, а вокруг голубого? И орбита у неё была другой, и формы жизни зародились совсем иные? А потом, в результате какого-то космического катаклизма, она оторвалась от голубого гиганта, изменила орбиту и стала вращаться, как и сейчас, вокруг жёлтого карлика?
- Слушай, а ведь ты прав! Ну, ты… да ты же вообще - гений!!! Как я раньше не догадалась! Конечно же, так и было. Только этим и можно объяснить нашу находку и – главное! – почему они вымерли. Они просто не могли существовать в преобладающем свете жёлтого солнца. Им не хватало родного голубого света. Не росли растения, к которым они привыкли, вымирали животные… как это, наверное, было ужасно! Какая трагическая судьба была у последних их представителей!
Когда изображение Атьямо исчезло с экрана компьютера, Льюит задумалась. Ей не давала покоя ещё одна загадка: что за украшения носили на лбу эти существа? Все одинаковые… как-то неестественно получается: украшение – часть индивидуальности, личности. Оно должно подчёркивать или маскировать что-то своё, особенное. И, конечно, должно быть строго индивидуально. А у них – все одинаковые. Почему? Может, это вовсе не украшения? Что же тогда?
Она бросила взгляд на один из контейнеров, который завтра собирались вскрывать её коллеги. Большая, – с кулак взрослого мужчины, - раковина была уже закреплена на верстаке в лаборатории. Рядом аккуратно были разложены инструменты: пилка, несколько ножей разного размера, небольшой электрорезак с наждачным диском. Такой когда-то она видела у отца в гараже. Тогда она боялась брать его в руки – и папа запрещал, и сам вид вырывающегося из-под наждака снопа искр приводил в трепет сердце девочки. Но сейчас рука вдруг сама потянулась. Вилка оказалась в розетке, на голове – защитные очки, а в руках – электрорезак.
Вжиии….
Круг завертелся. Уверенным движением она поднесла его к раковине, приложила к тому месту, где сходились створки, и тонкий диск немедленно проточил аккуратную щель между ними. Расширив эту щель до такого размера, чтобы можно было вставить нож, она отложила резак, аккуратно поддела ножиком верхнюю пластину, слегка нажала и створки со щелчком раскрылись.
В середине раковины покоился камень, похожий на звезду. Такой же, как носили на головах древние гиганты. Нужно было только прикрепить его к какому-нибудь обручу, или ремешку…
Почему ей так хочется надеть на себя это украшение? Украшение ли? Она не отдавала себе отчёта. Обернулась в поисках подходящего обруча, вспомнила про защитные очки. Двойной дерматин, по краям простроченный, как раз чуть выше переносицы. Сделала аккуратный надрез ножом, развернула края, разогнула две канцелярские скрепки и с их помощью закрепила камень-звезду в разрезе оправы. Почему, зачем? - она не отдавала себе отчёта, но очки немедленно оказались на лбу.
Облегчение… Как после выполненного долга. По телу разливается сладкая истома, усталость, мысли уносятся куда-то. Куда? В мир фантазий, где она, наконец, соединяется со своим Атьямо навсегда. Где это может произойти? Образ Атьямо вдруг начинает таять, исчезать, на его месте возникает странный морской пейзаж, залитый мертвенным голубым светом. Нет! Она хочет быть с Атьямо. Изнутри начинает подниматься волна протеста, будто кто-то пытается отобрать у неё самое дорогое - её любовь. Сильный укол в голове, потом ещё один… Льюит сорвала очки с лица, швырнула на верстак. Боль отпустила, пульсируя и мягко уходя сначала в затылок, потом ниже, в позвоночник и, наконец, исчезла совсем.
Так вот, в чём тайна! Это не простой камень, это какая-то неизвестная науке сущность, вполне одушевлённая! И эта сущность хочет вернуться куда-то. В свой мир, где она изначально родилась? Возможно… Но для этого ей необходим посредник – гуманоид. Эти мысли возникли, когда Льюит начала анализировать свои ощущения. А можно ли установить контакт с этой сущностью? Или мы настолько разные, что между нами может существовать только антагонизм, подчинение, подавление друг друга? Попробовать ещё раз?
Рука потянулась к очкам. Льюит собрала все свои душевные силы и вновь надела камень с импровизированной оправой.
Снова те же расслабляющие ощущения, но она настороже. Не даёт фантазиям увести себя в никуда. Она мысленно спрашивает звезду, кто она?
В ответ всплывает знакомая картина - морской пейзаж, залитый светом голубой звезды. Картина стремительно надвигается, расступаются волны и Льюит видит морское дно, голубые блики бегают по волнистому жёлтому песку, а на нём – бесконечное множество таких же «ракушек» - контейнеров. Некоторые приоткрыты, некоторые распахнуты настежь, и янтарного цвета звёзды с рубиновыми прожилками красуются внутри.
Так, это её мир, мир звезды. А что она может? Как попасть туда, в этот мир?
Картинка сменяется. Темнота, космос, звёзды… всё вдруг расчерчивается светящейся сеткой с кубическими ячейками. Сетка слегка прогибается вблизи звёзд – как будто на надувной матрас высыпали бильярдные шары… Льюит летит вдоль этой сетки… вдруг впереди появляется глубокая воронка. Она засасывает всё вокруг. Огромные звёзды – бильярдные шары – скатываются в неё, как в лузу, гаснут, исчезая в бездне. Льюит влечёт туда. Она пытается сопротивляться – безрезультатно! Ещё миг, и Льюит проваливается, как во сне, в эту страшную воронку и с неимоверной скоростью летит по какому-то сужающемуся тоннелю. Всё исчезает – сетка, звёзды, свет - вокруг одна тьма…
В комнате полыхнула вспышка, и на том месте, где стояла девушка в защитных очках, осталось облачко голубоватого дыма. Запахло озоном.
В дверь заглянула уборщица. Удивилась, заметив на вешалке плащ и сумочку Льюит. Позвала несколько раз в пустоту. Потом взгляд её упал на вскрытый контейнер – как и все, она знала, что вскрывать его планировали только завтра, - и в душу закралось беспокойство. Ворча под нос и ругая «этих неуёмных учёных, которые однажды доэкспериментируются», женщина поковыляла на четвёртый этаж, где ещё горел свет в кабинете заместителя директора по научной работе.
~~~***~~~
После таинственной пропажи сотрудницы работы по изучению артефактов были строго засекречены. Сами контейнеры были перенесены на четвёртый, - самый верхний, - этаж института. Оттуда срочно выселили всех сотрудников. На лестницах поставили решётки, внутри – охрану. Теперь никто не мог попасть в лабораторию без пропуска или в одиночку. Все исследования проводились в обязательном присутствии ассистента, а лучше – двух.
~~~***~~~
Атьямо второй день не находил себе места: Льюит не было в «Скайпе», а её мобильный телефон не отвечал. Такого никогда ещё не случалось за время их знакомства. Он прекрасно знал, что она без него не может и дня прожить, как, впрочем, и он без неё. Значит, случилось что-то серьёзное. И случилось неожиданно, иначе Льюит его предупредила бы. Добавляло беспокойства ещё и то, что она в последнее время проводила эксперименты с таинственными артефактами. И к обеду второго дня Атьямо, наконец, решился и позвонил в её институт по рабочему телефону Льюит, что для него всегда являлось табу – по понятным причинам они не афишировали своего знакомства.
Трубку долго не снимали. Наконец чужой женский голос ответил на его просьбу пригласить Льюит:
- Её сегодня нет!
- А вы не могли бы сказать, когда она появится?
- Не знаю…
- Девушка, а у кого я могу это узнать, мне очень нужно…
- Попробуйте позвонить заместителю директора, – Атьямо показалось, что девушка всхлипнула, –
может, он вам скажет. Его номер…
Когда Атьямо набирал второй номер, у него дрожали руки. Предчувствие, что случилось что-то плохое, уже прочно засело в сознании:
- Здравствуйте, не могли бы вы мне помочь? Очень нужно найти вашу сотрудницу, Льюит.
- А кто её спрашивает? – отозвался усталый мужской голос.
- Её двоюродный брат.
На другом конце воцарилась продолжительная пауза. Спустя некоторое время тот же усталый голос произнёс:
- Вы только не волнуйтесь, но… видите ли, она нарушила технику безопасности… и теперь мы даже не знаем, где она, и что с ней случилось. Больше ничего не могу вам сказать. Крепитесь, может быть, всё обойдётся, мы… э… сообщим вам, как только что-то станет известно. Можете оставить свой телефон.
- О, боже! Она погибла?! Скажите правду!!!
- Поймите, мы не знаем этого! Мы надеемся на лучшее… Пока идёт расследование, я не имею права, - поймите же меня! – никому ничего рассказывать. Даже родственникам. Я сочувствую…
Атьямо бросил трубку. Теперь он был уверен: во всём виноваты эти чёртовы штуки, ракушки, или как их там? Неважно. Но надо идти туда, искать ответы, делать что-нибудь! Неизвестность и бездействие просто сводили его с ума.
Попытка пройти в институт закончилась неудачей. Уже при входе у него потребовали удостоверение и «завернули». Напрасно он ходил вокруг здания, надеясь найти незапертый чёрный ход. Обе найденные им двери были обиты железом и не открывались. Тогда Атьямо стал внимательно осматривать здание. Десять лет назад он служил в силах быстрого реагирования и кое-какие навыки у него остались. Но даже ему, бывшему десантнику, совершенно не представлялось возможным скрытно проникнуть в помещение. Все окна первого и четвёртого этажей были забраны металлическими решётками, и даже пожарная лестница была обрезана на такой высоте, что с земли до первой её ступеньки добраться нельзя. Что же делать?
Идея пришла неожиданно. Он вспомнил о пылящемся на антресолях десантном костюме, который ему с трудом удалось выпросить у старшины «на память», когда демобилизовался. Костюм был тогда совершенно новым. А старшине приглянулся его такой же новый мобильный телефон. Обмен совершился к обоюдному удовлетворению. Правда, за все прошедшие десять лет Атьямо этим костюмом ни разу не воспользовался. А вот теперь, кажется, настало время. Раз с земли проникнуть в здание нельзя, то можно через крышу. Крыша была совершенно не защищена. Слуховые окна, вентиляционные трубы – всё это предоставляло вполне лёгкие пути внутрь. Оставалось только попасть на неё. Каким образом? Имея десантный костюм, оснащённый специальными перепонками, как у белки-летяги, - это не проблема. Достаточно просто найти более высокое здание по соседству. А таковое имелось – девятиэтажный жилой дом в каких-то двадцати – тридцати метрах, а окна лестничных площадок выходят в сторону института. И – о, счастье! – в эту пору года голубое солнце светит на небе одновременно с жёлтым, и почти четверть суток противоположную двум солнцам сторону планеты ничто не освещает, кроме звёзд.
С наступлением темноты Атьямо, одетый в десантный костюм, уже стоял на верхней площадке лестничной клетки «девятиэтажки». Переодеваться пришлось в лифте, тормознув его между этажами. Хоть костюм и жал слегка – за десять лет бравый десантник прибавил в весе соответствующее количество килограммов – но сидел, как влитой. Волнение пробирало лёгким холодком, как тогда, на первом тренировочном вылете. А! Ерунда. Атьямо рванул створки рамы, встал на подоконник, и, как учили когда-то, прижав руки к груди в том месте, где находилось фиксирующее кольцо, прянул в темноту. Через секунду рванул кольцо, развёл руки в стороны, и перепонки хлопнули, развернувшись в воздухе. Крыша института стремительно надвигалась. Атьямо пришлось вспомнить всё, чему он научился в армии – приземлиться на довольно крутой скат крыши, не задев антенны и электрические провода, было «высшим классом». Он, правда, и опомниться не успел – всё произошло очень быстро. Только тряслись ноги и руки - от пережитого нервного напряжения и ощущения высоты.
Минут пять, – с непривычки, – ушло на приведение десантного костюма в исходное состояние. Атьямо огляделся. Неподалёку – чердачное окно. Чуть дальше – решётка вентиляционной шахты. В окно проникнуть легче. Но кто поручится, что лаз на чердак не заблокирован решётками? Вентиляция – другое дело. Там если и есть решётки, то лёгкие. И при помощи мощных ножниц для резки стальной проволоки, которые Атьямо прихватил с собой, их можно легко убрать.
Решётки по пути встретилось две. Атьямо полчаса провозился с ними, стараясь, по возможности, не наделать шума. Резиновые перчатки и ботинки из комплекта костюма позволяли отлично преодолевать вертикальные участки трубы – они как будто прилипали к гладкой металлической поверхности. Правда, пыли здесь было… Атьямо пожалел, что вместе с костюмом не прихватил в довесок противогаз. Но вот, наконец, через жалюзи вентиляционной решётки он разглядел полутёмный коридор четвёртого этажа. Мощные ножницы щёлкнули, перекусывая крепёжные болты, и решётка повисла на пальце левой руки, продетом в прорезь. Аккуратно втащить её внутрь, не звякнуть, а главное – не уронить…
Всё!
Атьямо спрыгнул на пол. Паркет предательски скрипнул, но кажется, никто не услышал. До ближайшей лестничной площадки, где, – предположительно, - находился охранник, было далеко. Теперь предстояло найти кабинет, где хранятся эти чёртовы раковины. Осторожно Атьямо стал продвигаться вдоль коридора, оценивая мысленно, за какой дверью они могут находиться. Не успел он пройти и двух шагов, как замигали люминисцентные лампы – кто-то в дальнем конце коридора включил свет. Атьямо метнулся назад, в два прыжка добежал до конца коридора и… спасение! Двери туалетов не запирались на ночь. Автоматически он выбрал мужской.
По коридору приближались шаркающие шаги. Пару раз звякнуло ведро. Атьямо вжался в простенок за косяком между кабинками и раковиной.
Вспыхнул свет, вошла уборщица. Привычно насадив на кран умывальника кусок резинового шланга, она подставила ведро под журчащую струю. Атьямо секунду размышлял, потом решился: шагнул из своего убежища и, зажав пожилой даме рот, взял её в «захват сзади». Уборщица трепыхнулась пару раз и обмякла.
Такой поворот событий совсем не входил в планы Атьямо. С трудом удержав обмякшее тело, он аккуратно опустил его на пол - уборщица не подавала признаков жизни. Лишь слабое, едва заметное дыхание указывало на то, что женщина просто в обмороке.
Ждать, когда она очнётся, было некогда. В любой момент её могли хватиться охранники. Поэтому направленная ей в лицо струйка холодной воды из шланга пришлась как нельзя кстати. Дама вздохнула, набрала в грудь воздуха и открыла глаза. Пришлось срочно зажать ей рот, потому, что громкий вопль уже собирался вырваться на волю со всей силой, на которую только был способен ещё не старый организм. Дама тут же, вращая глазами, сделала попытку освободиться, едва не увенчавшуюся успехом – попыталась укусить Атьямо за ладонь. Пришлось многозначительно погрозить ей тяжёлыми ножницами.
- Тихо! Лежи и слушай меня! Если не будешь дёргаться, уйдёшь отсюда живая и здоровая, нет – увезут на машине с чёрной полосой, поняла? – страшным шёпотом проговорил Атьямо.
- Два дня назад у вас пропала девушка, Льюит. Я её ищу. И ещё я ищу ракушки, которые привезли неделю назад. Мне надо знать, где они хранятся. Сейчас я уберу руку, а ты тихо-тихо, - поняла? – тихо-тихо скажешь мне, в какой комнате лежат ракушки. И только попробуй заорать – ножницы красноречиво щёлкнули перед носом уборщицы, легко перекусив ручку ведра – я тебе вивисекцию сделаю!
С этими словами Атьямо осторожно убрал руки со рта женщины. Видимо, его угрозы подействовали, потому что она, опасливо косясь на ножницы, горячо зашептала:
- Я знаю эту девушку, Льюит твою. Позавчерась вечером мо́ю я коридор, слышу – что-то хлопнуло у ней в лаборатории. Никак, думаю, упало что? Дай посмотрю. Ну и захожу. А там – дыму! И воняет, как в поликлинике, где я раньше работала, когда «кварцуют» палаты. И её нетути. А сумка валяется, и плащ на вешалке висит. Я звать – никого! Туды – сюды, смотрю – а на верстаке раковина эта вскрытая. Её-то, гадость эту, утром только вскрывать хотели, весь институт об этом гудел. Ну, я и бегом к замдиректору - он не ушёл ещё. Часа два её искали, вахтёра спрашивали, говорит – не выходила, кабинеты все открывали и осматривали – нет никого! Вот я и говорю – доэкспериментировалась! Потом ещё приезжали эти, из полиции, спрашивали, чо пропало, может? Ничо не пропало, только очки защитные. И апосля того, все энти цацки сюда перенесли, в бухгалтерию. А главбуха и всех остальных переселили в другие комнаты, ниже. Только сейф евоный здеся остался. Никто его тащить не захотел. Тогда директор и сказал, что пусть здесь стоит, пригодится ракушки энти складывать. А бумажки пусть главбух свои забирает и к нему в кабинет, в директорский, тоисть, мол, там тоже сейф есть. Так теперя они в одном кабинете и сидят. Главбух шибко недоволен был, что вольница его закончилась – то, как обед, так он шнырь, и нет его. По делам, дескать. А теперича у начальства под носом так не побегаешь! Теперича сидит до шести, как все…
- Так, всё! Я понял. Давай, поднимайся, пойдём в бухгалтерию. И не бойся, я тебя не трону. Только веди себя тихо! – Атьямо помог даме подняться с пола и, придерживая сзади за локоть, подтолкнул к двери. Та послушно двинулась по направлению к бухгалтерии.
- Ключи есть?
- Как же, есть! Куда ж я без ключей? Чай, все уже разошлись, а мне убирать…
- Открывай тогда, не разговаривай!
Замок щёлкнул, дверь отворилась, уборщица, не глядя, нажала на выключатель и прошла внутрь, Атьямо – за ней. В левом углу возле стены стоял железный шкаф – цель его экспедиции. Оставалось совсем ничего – извлечь из запертого сейфа ракушки. Атьямо пришёл в замешательство – так далеко его планы не заходили, и для вскрытия сейфа у него не было ни инструментов, ни опыта. Похоже стало, что все его старания пропали даром. Но тут уборщица взяла инициативу на себя. Подошла к сейфу, засунула руку за него, пошарила секунду и извлекла ключ. Надпись на брелке гласила: «Запасной от сейфа г.б.»
- На, вот, открывай! В прошлом году главбух на вечеринке выпил крепко, да ключи от сейфа и «посеял» где-то. А как назавтра обнаружил, что ключей нет, с лица сбледнул, бегает по институту, орёт почём зря – украли, мол! Кой чёрт украли? У его крали их и нашли, у зама по кадрам. На кушетке в кабинете. Вот тогда запасной ключ и заказали. Там в сейфе зарплата всего института лежала. Накануне из банка деньги привезли, а назавтра выплачивать собрались. Скандал-то какой был!
Ключ скрипнул в замочной скважине, с усилием провернулся, и дверца распахнулась. В полутьме на полке лежали в два ряда ракушки. Атьямо решил, что двух штук ему вполне хватит для экспериментов, быстро запихал их в карманы, захлопнул сейф, подал ключ уборщице, мол, – повесь на место. Выглянул осторожно в коридор. Там никого. Обернулся:
- Спасибо за помощь. И извини, что напугал. Пришлось…
Обратный путь на крышу занял меньше пяти минут – с решётками уже не надо было возиться. Отряхнув пыль, перекинул ноги через ограждение, и снова прыжок в темноту, вырванное кольцо, хлопок перепонок…
Земля больно ударила по ногам, пришлось перекувыркнуться. На детской площадке в незнакомом дворе никого не было, только кошка заполошно метнулась куда-то в темноту. Спрятавшись между горкой и домиком, Атьямо торопливо переоделся, перекинул через плечо рюкзак с костюмом и ракушками и быстро зашагал к ближайшей станции подземки. Основное было сделано. Появилась твёрдая уверенность, что он сможет найти Льюит.
В своём гараже он выложил обе ракушки на стол, достал инструмент и, провозившись несколько минут, вскрыл одну. В свете электрической лампочки янтарно-рубиновым цветом заблестел камень, похожий на звезду. Про такие Льюит говорила, что ископаемые гуманоиды носили их на лбу. Зная характер и неуёмное любопытство своей любимой, Атьямо сразу предположил, что она пыталась украсить свою хорошенькую головку этой звездой. Но осторожность заставила его задуматься: он знал много историй, выдуманных и произошедших когда-то в реальности, об амулетах и заговорённых камнях. Как правило, для активации камня требовалось какое-то действие. Заклинание или манипуляция. Некоторые волшебные предметы могли выполнять различные роли в зависимости от этих заклинаний. Не совершает ли он ошибку? Вряд ли Льюит могла знать заклинание – никаких записей в подземном лабиринте найдено не было, значит остаётся манипуляция. Пожалуй, да. Надеть на голову – вероятней всего. А что дальше? Тупик… не сделав этого невозможно что-то предположить. Как поведёт себя каменная звезда? Что произойдёт? Остаётся надеяться, - то же самое, что и с Льюит. Но неплохо было бы подстраховаться. По крайней мере, надо иметь шанс на вторую попытку.
Приняв решение, Атьямо быстро вскрыл вторую ракушку. Вынул камень и сунул в брючный карман. Заметил, что голова слегка кружится, когда он приближается к артефактам. Прямое действие на мозг? Ну, что же… какая разница, сойти с ума от горя, потеряв любимую навсегда, или свихнуться под воздействием дьявольского камешка?! В последнем случае хоть будешь знать, что не просто покорился судьбе, а пытался что-то сделать для любимой, переломить ситуацию.
Итак. Камень должен находиться на лбу. Значит, нужно изготовить оправу-обруч или ремешок. Он поискал глазами подходящий предмет. Кажется, в автомобильной аптечке есть резиновый бинт. Это то, что надо.
Отрезав кусок бинта, Атьямо обвязал им голову, потом, оттянув бинт на лбу, вложил под него камень. Мысли помутились, но Атьямо встряхнул головой и снова взял себя в руки. Кажется, этот камешек пытается его гипнотизировать… Ну, что же! Пусть попробует! Как то в юности мать водила его к гипнотизёру. Мальчик заикался, и ей сказали, что гипноз может помочь. Но гипнотизёр напрасно убил на него час времени – Атьямо оказался невосприимчив. А заикание с возрастом прошло само собой. Но, может быть, это гипнотическое воздействие необходимо, чтобы найти Льюит? Он попытался расслабиться…
Атьямо чувствовал, как чужой разум осторожно проникает в его мозг. В воображении возникали видения странного мира. Сияло огромное голубое светило, заливало мертвенным светом морское побережье. Бесчисленное множество раковин, таких, которые он похитил в институте, было рассыпано по морскому дну, а преломлённые морской водой лучи зелёными зайчиками бегали по волнистому песку. Атьямо мысленно нарисовал образ Льюит и потянулся к нему сознанием. Картина сменилась. Теперь он будто глядел из-под воды на берег. Недалеко от воды он видел сидящую на песке девушку. Очертания знакомы до боли… Да, это безусловно она, его Льюит! Слёзы навернулись на глаза, в носу защипало… Он понял: камень-звезда - живой. И он стремится в мир, где родился. Но для этого ему нужен посредник, гуманоид. Возможно, те ископаемые великаны и служили такими посредниками. С их помощью звёзды расселялись во вселенной. Но на этой планете произошла катастрофа - изменилось основное светило. Великаны не смогли существовать, приспособиться к новым условиям…
Как бы в подтверждение догадки он увидел скалистый берег и огромного гуманоида, лежащего без движения у входа в пещеру. Медленно, передвигаясь с большим трудом, из пещеры вышли ещё двое таких же созданий, склонились над умершим. Один приподнял туловище неподвижного теперь собрата и вытащил незнакомый круглый плод, который мёртвые руки бережно прижимали к груди – вероятно, один из последнего скудного урожая, принесённого умирающими растениями. Второй снял с головы умершего обруч с камнем, и живые поволокли мёртвого в сумрак пещеры.
Умирали ли камни-звёзды вместе со своим носителем? Атьямо понял, что нет. Нужна ли им была определённая раса? Для жизни – да. Для возвращения в свой мир – не обязательно. Понимание приходило в голову извне. Будто кто-то утвердительно отвечал на его немые вопросы. И тогда он решился задать столь волновавший его вопрос: можно ли возвратиться назад из их мира?
Ответа долго не было. Потом он снова – будто из-под воды – увидел странную бабочку, мелькнувшую в воздухе. У бабочки была почти человеческая фигура. На крыльях – незнакомый узор, напоминавший древние руны. Только размеры бабочки он не смог определить. Она промелькнула очень быстро.
Что ж! Значит ещё не всё потеряно. Хорошо, звезда! Я помогу тебе попасть на родину. Лишь бы быть рядом с Льюит. Неважно, где! Может, мы не сможем жить в твоём мире? Пусть так. Но я должен быть рядом с ней. Только подожди: надо захватить с собой немного пищи и воды, хотя бы на первое время. А потом, - я обещаю, - мы полетим.
С этими мыслями он вытащил звезду из-под резинового бинта и опустил в карман. Вновь тряхнул головой, возвращаясь в реальность. Распахнул дверь гаража. На улице уже рассвело. Прохладный ветер приятно освежал. Вдалеке видны были фигурки пешеходов, сновали автомобили. Прихватив несколько полиэтиленовых пакетов, Атьямо завёл мотор своего авто, выехал из гаража и направился к ближайшему супермаркету.
~~~***~~~
Мелодия…
Чуть слышна мелодия, тоо-онкая такая, на скрипочке будто играет кто, - ветерок свистит, запутавшись в снежно-белом, бархатном, шевелящемся как живое, бескрайнем ковре, укрывающем пространство впереди неё. Только далеко на горизонте проступает темная зеленая масса. Всюду, насколько хватает глаз, волны живой материи, как бы призывающие ее:
- Иди ко мне, не бойся, я нежное!
Льюит шагнула, - не без страха, - в это море «ковыля», - так она назвала его про себя. Ковыль доходил до груди, и она будто утонула в нем. Медленно подталкиваемая нежными травинками, она как плыла по морю, - только серебристому и пахнущему озоном, свежестью. Странное ощущение – будто за спиной у неё крылья… лёгкие, почти невесомые, но сильные крылья, которые могут поднять в воздух.
Как-то незаметно, увлечённая созерцанием живого ковра, Льюит оказалась у темно-изумрудного массива мангровых деревьев, вошла в сумрачный лес. Деревья, словно живые, трогали ее волосы, спускали с разгоряченного загорелого плечика белоснежную лямочку, целуя нежную кожу своими бутонами-листочками. По телу пробежали мурашки озноба.
- Да где это я? Мысленно Льюит задала вопрос в окружающее пространство. Неизвестно откуда пришёл ответ:
- Так надо. Это вселенская предопределённость. Фатум. Ты должна была сюда попасть, и это случилось.
Деревья развели в стороны свои пушистые лапы, открыв хрустальную тропинку, хрустальную, - как лед зимой, на котором каталась в детстве, на коньках, - а там, внизу, - рыбы проплывают, диковинные. Вот ты и в сказку попала, Льюит!
Голова слегка кружилась, от нереальности происходящего.
- Я хочу быть с тобой…Я хочу быть с тобой…Где ты, милый мой, родной? Мне так хорошо сейчас, эйфория, полное счастье… Вот если бы и ты был здесь, сейчас… Это, наверное, звезда постаралась, чтобы мне не было так одиноко здесь без тебя…
Она протянула руки к небу, и страстно произнесла:
- Да сделайте же что-нибудь, Боги чужой планеты, я хочу, чтобы он был здесь, со мной!!!!! Ну пожалуйста!!! – маленькая хрупкая отважная девушка, одна на всей планете, на хрустальной дорожке, посреди чужого мангрового леса с изумрудными листочками-цветами, нежно ласкающими ее обнаженные плечи, старающиеся забрать себе ее мысли и подчинить чувства, желающие оставить ее здесь навсегда.
Вдруг она заметила, что среди хаоса деревьев есть одно, - к которому вела дорожка, - больше всех, изящнее, и похожее на человека, с ветвями-руками правильной формы. Цветы-листья на нем были бело-розовые, как у сакуры – японской вишни – и источали ни с чем не сравнимый аромат, вдохнув который, забываешь все на свете. Подбежав к дереву, Льюит обняла его, и стала нашептывать слова, будто в экстазе, слова ее любимому Атьямо, представляя его вместо дерева. Дерево, в свою очередь, обнимало ее, оно было теплым, гладким и… мускулистым! Сердце бешено колотилось, кровь пульсировала в жилах, девушка будто сходила с ума. Полуоткрытые горячие потрескавшиеся губы жаждали влаги, шепча:
- Атьямо, Атьямо!
Сквозь навернувшиеся слезы Льюит заметила неподалеку людей. Они были необычайного роста, – огромные, обнаженные, и покрыты татуировкой золотистого оттенка, с изображением рун, по всему телу. Они радостно улыбались, показывали на нее друг другу, и жестикулировали. Испугавшись, она вдруг непроизвольно оттолкнулась от земли, расправила крылья и взлетела на дерево, уцепилась за ветку. О, чудо! Наверху, как будто специально для нее, между ветвями было подобие площадки, покрытое нежнейшим пухом, а прямо над головой висел янтарный плод, больше похожий на яблоко, - медовое, наливное, золотое яблоко. Он так и светился изнутри! Аромат яблока щекотал ноздри, заставляя руку тянуться, чтобы сорвать.
- Здесь, наверное, ангелы живут – подумала она. - И такие чудные плоды, и сок живой по стволу, и райские яблоки…
Сквозь полупрозрачные лепестки сверкнул внимательный глаз. Глаз дракона, с розовым хохолком-короной на голове.
Льюит чуть наклонилась и протянула руку, чтобы сорвать такой манящий плод…..
- Не трогай его! – раздался вдруг сзади чей-то встревоженный голос.
- Разве ты не знаешь, что эти плоды нельзя есть?!
Льюит обернулась и увидела странное существо. С виду – обычный человек, но за спиной большие крылья, как у бабочки. И на крыльях странный переливающийся узор – куда там бабочкам, которых знала она! Этот узор ни с чем нельзя было сравнить. Человек-бабочка, явно мужчина, сидел на краю площадки, расположенной чуть выше на этом странном дереве, свесив ноги. От неожиданности она дёрнулась, пошатнулась и сорвалась с площадки.
Она хотела взмахнуть крыльями, но они не держали. Льюит продолжала падать вниз. Ей стало страшно, и от этого она проснулась.
Было ещё темно. Только мириады звёзд освещали пляж и бесконечную морскую гладь. Льюит заметила какое-то движение на песке, между нею и морем. Присмотрелась, придвинулась ближе…
По песку, медленно вытягивая лучи-щупальца, ползла к воде янтарная звезда. Когда она успела превратиться из камня, который был твёрже алмаза, в живое существо с мягким, почти студенистым телом? Или то, - окаменевшее, - её состояние было защитной реакцией на чужое, враждебное окружение? Так, или иначе, но теперь она была дома, в своём родном мире, в своей, привычной среде и стремилась, наверное, поскорей встретиться со своими сородичами.
Льюит осторожно подняла звезду, положила на ладонь, сбросила туфли с ног, туничку и босиком пошла к морю. Тёплая морская вода лизнула её ступни раз, другой – уже смелее. Вот она, почти по колено в воде, осторожно приседает, опускает ладошку со звездой в воду и бережно отпускает её на дно, на волнистый песок. То же чувство облегчения, как и тогда, когда она впервые познакомилась со звездой, сладкая истома – всего на несколько секунд – и наваждение исчезло. Прощальный привет звезды? Да, наверное!
Льюит ещё несколько секунд постояла в воде, а потом, осторожно ступая, вошла в неё по пояс и поплыла. Вода у берега была, как парное молоко, но дальше попадались прохладные участки. Они чередовались с тёплыми, приятно освежали, а в голове прояснялось. Брызги попадали ей в глаза, в рот. Против ожидания, морская вода оказалась пресной и очень вкусной. Но вот горизонт вдруг вспыхнул, вдоль него протянулась ярко-фиолетовая линия, и сейчас же из-за неё маленьким ослепительно-голубым холмиком показался диск местного солнца. Оно действительно слепило, мешало смотреть, поэтому Льюит развернулась и поплыла к берегу.
Когда она вышла из воды, рассвет уже осветил неверным утренним светом странный пейзаж. Он показался ей знакомым, она вспомнила свой сон. И тут же пожалела о том, что скатерть-самобранка даже во сне так и не появилась! Голод ощущался всё явственнее. Но двигаться куда-либо в сумерках она боялась. Поэтому, отойдя от воды шагов на двадцать, снова села на ещё тёплый песок и задумалась. Ей, почему-то, казалось, что никакой катастрофы не произошло. Хоть разумом она и понимала всё отчаяние её теперешнего положения, но вера в то, что её обязательно найдут, не покидала её. И не вызывало сомнений, что именно он, Атьямо, найдёт её первым. Спасёт, уведёт с собой. А может, не уведёт, останется с ней здесь, в их персональном раю, который приснился ей несколько минут назад? Льюит была согласна на всё, лишь бы – с ним!
Она прерывисто вздохнула и закрыла глаза. Представила себя, лежащей на коленях у Атьямо, здесь, возле моря, волшебной тёмной ночью, под небом, усыпанном незнакомыми созвездиями. Как он ласково гладит её по лицу, касается ушных раковин. Тепло от его ладоней чувствуется, когда он даже ещё не дотрагивается, а просто подносит свою большую руку к её виску. От этого ей немного щекотно и безумно приятно. Она не выдерживает, берёт его ладонь и кладёт себе на грудь. Тихонько шепчет: «любимый!» Он ласково проводит тёплой, шершавой ладонью по груди, касаясь только соска. По её телу пробегает сладкая судорога, сосок набухает, делается упругим и твёрдым. Тогда он нежно сжимает его между пальцами. Грудь заныла, наполнилась сладкой негой, ещё одна судорога прошла по её телу. К лицу прилила кровь, сердце заколотилось. Она приподнимается, обхватывает Атьямо за шею и подставляет свои губы его губам. Он не заставляет себя ждать. Сначала нежно и коротко касается, а потом со всей страстью приникает к её губам. Его язык проникает к ней в рот, переплетается с её языком. Дыхание у Льюит перехватывает, она почти теряет сознание: «О, Атьямо, о! Ещё!» Его рука продолжает ласкать ей грудь, потом опускается ниже, ниже, по животу… достигает места, где – да! Того места, где ей неимоверно приятно. Тёплыми мурашками в ней поднимается волна, которую она не в силах уже сдержать. Льюит крепче обхватывает руками Атьямо, тянет его на себя: «Иди ко мне, мой, мой! Я не могу уже, я хочу с тобой, вместе! Ну, же! Давай!» Ощущает его тяжесть – как приятно её ощущать! Прижимается к нему, выгибается, чувствует, как он сам торопливо, на ощупь, пытается отыскать дверцу… О! Как это невозможно-сладко и немножко больно, когда он медленно входит! Она вся дрожит, еле сдерживаясь, боясь поменять положение, помешать ему. Но вот они уже слились в одно целое. Она больше не может сдерживаться – из её рта вырываются стоны, нежный рык, она легонько впивается ногтями в его спину и двигается, двигается навстречу ему, в бешеном ритме выгибается, поднимаясь на всё новый и новый уровень удовольствия. Все мысли исчезают, мозг заполняет лишь его образ. Она с наслаждением втягивает ноздрями запах его пота, слышит его тяжёлое дыхание, и от этого всего перестаёт быть человеком, женщиной. Она – самка, она – демоница. Она вытягивает из него все чувства без остатка и так же – без остатка – отдаёт ему свои. Свою любовь. До апогея, до сладкого его стона, до судорог, охватывающих оба их тела в этот неповторимый момент. А потом…
Потом она снова лежит рядом с ним. Под её головой его плечо, и он сладко шепчет ей слова – неважно, какие. Главное – слушать его голос, его нежные интонации, знать, что он рядом, дотрагиваться до него, ощущать всеми органами чувств! Какое это наслаждение, какое счастье!
- Где же ты, Атьямо? Я не могу без тебя, я умираю без тебя! Ни от голода, ни от жажды, а оттого, что тебя нет сейчас со мной! – Льюит почти готова была разрыдаться.
~~~***~~~
Когда Льюит вновь открыла глаза, ей показалось, что она бредит: вокруг неё плотным кольцом стояло несколько десятков людей-бабочек! Она вздрогнула, зажмурилась, помотала головой, в надежде, что видение исчезнет, и опять открыла глаза. Бабочки никуда не делись. Наоборот, она узнала среди них своего знакомого из сна!
- Смотрите, вот эта странная женщина! – обращаясь к собравшимся бабочкам произнёс её знакомец. Потом он почтительно приблизился и представился:
- Меня зовут Эл. Мы – эмсы, население этого мира. Вот это – он указал на голубое светило – называется Ра, вот это – он указал под ноги – называется Теа. Остальные понятия второстепенны, и без них можно прожить. А теперь позвольте узнать ваше имя.
Льюит ничего не оставалось делать, как назвать себя. Случайно вспомнив, что так и не надела платье после купания, девушка оглядела себя и удивилась: тело покрылось перламутровыми блестками, составляющими необычный рисунок, напоминающий древние руны, которые еще более украсили его, - как арт-визаж. Ей всё ещё казалось, что она спит. Долго она пыталась объяснить эмсам, как и откуда попала она на Теа, но они, похоже, плохо её понимали. Их волновало что-то другое. Наконец Эл набрался храбрости:
- Милая Льюит, не будете ли вы так добры ответить нам, куда девались ваши прелестные крылья? Вчера они были, я их сам видел. А теперь вижу вас в таком бедственном положении…
- У меня ДЕЙСТВИТЕЛЬНО были крылья? – удивилась Льюит.
- Ну, да! Удивительный рисунок, между прочим! Я даже залюбовался. Тем более интересно, куда они могли деться?
- Простите, уважаемый Эл, но здесь со мной случаются какие-то странные вещи. Я не могу понять, сон это, или явь. То ли я брежу наяву, то ли со мной в действительности что-то непонятное происходит. И на ваш вопрос я пока не могу ответить. Но осмелюсь спросить: где в вашем мире можно достать еду?
- О, да вы голодны? Нет ничего проще! В нашем мире еда почти везде. Можно есть всё, что растёт на деревьях и кустарниках. Ягоды в траве. Исключение – тот плод, который я вам показывал.
- Да, я помню. А почему его нельзя есть? Он ядовитый?
Эл замялся:
- Не то, чтобы… но я бы не советовал пробовать. Это запрещено а́вгерами.
- А кто это – а́вгеры?
- Вы, кажется, могли их видеть: это такие большие, с золотистым узором на теле…
- Ах, это были авгеры?
- Да, да! Они нас создали и управляют нами. Они создали весь этот мир – Эл пафосно повёл рукой, – им подвластны Теа и космос. Они всемогущи и преисполнены любви к нам. А мы – к ним. И друг к другу. Мы стремимся сделать нашу жизнь как можно счастливее. Отсюда проистекают основы общественной морали: мы всеми силами стараемся доставить окружающим как можно больше положительных эмоций. Красота, вот что должно стать главным! Только прекрасное, самое лучшее везде и во всём. И ничего нет превыше!
Толпа одобрительно загудела, поддерживая Эла и выражая солидарность с ним.
В желудке у Льюит в этот момент так громко заурчало, что стоявший ближе всех Эл расслышал этот звук, несмотря даже на гул толпы.
- Ну, да ладно, что я вас тут мучаю, голодную, рассуждениями о морали? Идёмте, лучше, ко мне домой. Мы с моей подругой Эллис будем счастливы принять вас в качестве гостьи.
- А… это далеко? – уточнила Льюит, раздумывая над предложением Эла.
- Да нет же, вы вчера были практически рядом с нашим жилищем! Если вы не возражаете, мы можем вас туда отнести, правда? – обернулся Эл к сородичам. Те согласно закивали и заулыбались.
- Тогда я, в общем, не против, если вас это, конечно, не затруднит…
Льюит не успела окончить фразу – её подхватили под руки, даже за ноги, – что страшно её смутило, – и понесли над полем белого ковыля к высокому мангровому лесу.
~~~***~~~
Сборы заняли немного времени: Атьямо был лёгок на подъём. Сказывались писательская работа, связанная с постоянными, порой срочными, командировками, и привычка, выработанная ещё в армии. Спустя каких-то десять – пятнадцать минут он уже стоял возле верстака в гараже, облачённый во всё тот же десантный костюм, с увесистым рюкзаком за плечами. Справа и слева от него находилось по двадцатилитровой канистре воды, на поясе болтались туристический топорик в чехле, десантный нож в ножнах, электрический фонарик, алюминиевый походный котелок и фляга. Ещё раз мысленно проверив, не забыл ли он взять что-то важное, Атьямо натянул на голову повязку из резинового бинта и торопливо извлёк из кармана… два одинаковых камня!
Растерянность, которую он испытал, граничила с паникой: с какой из «звёзд» он уже установил контакт?! Определить было невозможно, - два камня были похожи, как две капли воды! Но поразмыслив, Атьямо немного успокоился: в конце концов, вероятность того, что «звёзды» эти из разных миров, практически равна нулю. Значит, с любой из них он сможет попасть туда же, куда и его Льюит. Придётся, всего лишь, вторично пройти «процедуру» первого знакомства. И то – с вероятностью «50 на 50».
Он вставил одну из звёзд под резиновый бинт на лбу и торопливо подхватил обе канистры с водой.
По телу вновь разлилась приятная слабость, - чужое сознание осторожно проникало в его разум. Атьямо мысленно нарисовал образ, который уже видел однажды – взгляд из-под воды на берег, где сидела девушка – его Льюит. Потянулся к ней. В ответ он почувствовал растерянность чужака. Тогда Атьямо понял, что «звёзды» он, всё же, перепутал. Пришлось представить сначала морское дно, усыпанное ракушками, затем снова Льюит. В довершение всего, чтобы уже совсем сомнений не оставалось, Атьямо представил себя, во всей амуниции, стоящим рядом с девушкой.
Судя по всему, его поняли. Перед его мысленным взором возникла та же картина, но… что-то в ней было не так: он, рядом с Льюит, но без рюкзака и канистр! Атьямо мысленно дорисовал недостающее снаряжение. Тогда… тогда он увидел Льюит снова одну - ему явно давали понять, что с таким грузом попасть в нужный мир невозможно! Но как обойтись там без всего этого? Что же делать?
Решение пришло неожиданно. Атьямо извлёк из кармана вторую звезду и заткнул за резиновый бинт рядом с первой. Логика его была примитивна до предела: если одной звезде тяжело его донести, то ей может помочь вторая. Уж вдвоём они его точно доставят, куда надо!
В голове немного помутилось. По телу волнами заходил жар, то подкатывая к голове, то опускаясь ниже. В последний момент Атьямо снова подхватил канистры, но чуть было не выронил их, потому что голова сильно закружилась. Это, однако, заставило его вновь сосредоточиться и нарисовать вожделенную картину в сознании: он и Льюит на берегу моря под голубым солнцем чужой планеты. Вид из-под воды. Несколько секунд ничего не происходило, наконец, - «звёзды», видимо, договорились друг с другом, - картинка пришла извне в его сознание. На этот раз рюкзак и канистры были на месте. Пропали фонарик и фляга. Что же, с этим можно смириться. Пресная вода важнее. Атьямо мысленно выразил благодарность, поставил канистры на пол, быстро отстегнул фонарь и фляжку, положил их на верстак и вновь подхватил воду. Расслабился мысленно.
Тьма, редкие звёзды. Он несётся в пространстве с огромной скоростью. Звёзд всё больше и больше. Появляется светящаяся координатная сетка. Звёзды катятся по ней, как бильярдные шары, оставляя небольшие вмятины. Но вот вдали сетка прогибается. Всё сильней и сильней. Атьямо видит воронки, две огромные воронки, в которые звёзды-бильярдные шары скатываются, как в лузы! Неодолимая сила влечёт его туда. Он не знает, в какую из воронок попадёт – вероятность одинаковая. Воронки медленно начинают сближаться, соединяться друг с другом, но его уже затягивает, как в исполинский водоворот, в одну из них. Кажется, правую. Впереди него гаснут на дне воронки звёзды и он летит вниз со всё нарастающей скоростью. Яркая вспышка в мозгу, и сознание полностью отключается.
~~~***~~~
Он открывает глаза. Над ним исполинские зелёные деревья уходят верхушками в голубое небо, с которого ослепительно сияет горячее жёлтое солнце. В голове шумит, как после обморока, воздух гудит от жужжания сотен насекомых, откуда-то раздаются голоса птиц, или ещё каких-то созданий, а вокруг– мох. Сплошные кочки, поросшие мхом, среди которых кое-где проступает вода. Болото? Атьямо пытается встать на ноги, оглядеться. Почва под его тяжестью подозрительно прогибается и подрагивает. Рюкзак на спине – слишком опасный груз на такой зыбкой почве! Он оставляет попытки встать, переворачивается на живот и озирается по сторонам. Со всех сторон стеной поднимается первобытный тропический лес. Гигантские деревья оплетены лианами, через которые не пробиться. Только вокруг него - небольшая заболоченная поляна.
Первое, что приходит в голову: как бы то ни было, но из болота надо срочно выбираться! Атьямо оглядывается. Рядом две канистры с водой, только одна из них уже почти скрылась во мху, продавив поверхностный слой травы и торфа. Осторожно он снимает рюкзак, достаёт крепкую капроновую верёвку, связывает одним её концом канистры, а сам осторожно ползёт к берегу, потихоньку разматывая шнур и лавируя среди водяных «окон».
Ощущение дежа-вю не оставляло: что-то было не так, Атьямо ожидал увидеть совершенно другой пейзаж. Сейчас он не помнил, как и зачем отправился в путешествие, но отчётливо ощущал, что попал не туда, куда рассчитывал попасть. Продолжая ползти, Атьямо с удивлением оглядывался по сторонам. В густых кронах деревьев порхали птицы и бабочки, по веткам стаями носились какие-то мелкие животные, оглашая лес криками и визгом. Вот он достиг твёрдой земли – мох сменился колючей травой, под которой огромными змеями во все стороны расползались корни деревьев. Добравшись до ближайшего дерева-исполина, Атьямо обвязал верёвку вокруг широченного ствола и принялся подтягивать тяжёлые канистры. Было жарко, пот стекал по лицу. Он провёл рукой, пытаясь утереть его, и обнаружил, что голову по-прежнему сжимает резиновый бинт, удерживая два камешка янтарного цвета, с рубиновыми прожилками. Воспоминания нахлынули, выводя Атьямо из состояния сомнамбулизма. Он вспомнил всё, и всё понял. Это был совершенно другой мир, другая планета. Его любимая осталась одна, неизвестно где, возможно, за тысячи световых лет от него. И мир, где он родился тоже остался за тысячи световых лет. Обида и отчаяние наполнили душу, мурашками прошлись по спине. Он упал на траву и в бешенстве заколотил кулаками по земле: - «Чёрт, чёрт, чёрт!!!» - больше у него не находилось слов. Но никто не слышал его, никому не было дела до его чувств в этом чужом мире. Впереди была неизвестность, борьба за выживание и призрачная надежда – найти Льюит. Когда-нибудь. Сверкнула шальная мысль: а как же «звёзды»? Могут ли они помочь? Атьямо взял себя в руки, ещё минуту посидел на траве, собирая разбежавшиеся мысли и, сосредоточившись, задал вопрос «звёздам».
Долго он не чувствовал в своём сознании никакого присутствия чужого разума. Потом навалилась усталость и опустошённость, казалось, невозможно шевельнуться, даже сделать вдох. Атьямо понял, что «принимает» ощущения звезды. И ещё он понял, – это пришло извне, - что энергия, запасённая «звёздами» за много лет, кончилась, произошло какое-то рассогласование во время переноса между мирами, и теперь надо ждать. Ждать долго, пока не накопится достаточно энергии. Несколько лет. Он не успел ничего больше спросить: усталость внезапно исчезла – звезда вышла из контакта с ним.
Внутренне он уже подозревал нечто подобное, поэтому не удивился. Просто принял, как неизбежность. Встал, поплевал на руки и снова ухватился за верёвку.
~~~***~~~
Дежи́ возлежал посреди своего жилища, раскинув крылья, а две избранные его фанатки, «допущенные к телу» кумира, порхали вокруг, нанося на эти крылья модное тату. Рядом со знаменитым музыкантом и певцом они слегка робели и суетились. Льюит сидела чуть поодаль, с безразличием наблюдая происходящее.
Прошло чуть менее года после её попадания на Теа. Мир бабочек, казавшийся поначалу счастливым, экзотическим и безумно интересным, теперь казался ей чуждым и непривлекательным. Когда Льюит поближе узнала его обитателей, порядки, существующие в нём, этот мир начал тяготить её, сделался настоящей тюрьмой. Эмсы ничем полезным не занимались. Единственное, что они делали – рвали с деревьев разнообразные плоды, которые росли и зрели круглый год в разнообразнейшем ассортименте и в огромном числе, и поедали их. Разумеется, при таком количестве свободного времени им надо было чем-то его занять. И в то время, когда они не спали, не ели и не занимались любовью, каждый придумывал себе «занятие» в соответствии со своими способностями и желаниями. Выбор был небольшой: музыка, пение, ораторское искусство и поэзия. Ах, да! Ещё – татуировка на крыльях. Ну, в этом деле упражнялись все, кому не лень!
Ораторов было подавляющее большинство. Что ни эмс – то оратор. Они постоянно вели разговоры между собой; при этом пафосности, изысканности и вычурности их речи мог позавидовать Спиноза. На Льюит они смотрели свысока: с их точки зрения она разговаривала, как трёхлетний ребёнок. Музыканты и певцы занимали в равных долях второе место по численности. По два раза на дню певцы с музыкантами собирались и музицировали большими и мелкими группами. Надо сказать, что их музыка и песни Льюит не впечатляли. Музыка хоть и была красива, но в ней почти не было того, что заставляет музыку «ложиться на душу». Буйства чувств, динамики. А в словах песен не было романтики, да и – по большей части – смысла. В песнях эмсы то восхваляли авгеров, то воспевали на все лады прелести своих подружек или друзей. И пение их было похоже на музыку, которую ставят в кабинетах психотерапевтов для релаксации. Спустя пару месяцев Льюит оно опротивело. Ну и поэты – этих было меньше всего. Процентов десять от общего числа эмсов. Тем не менее, их стихи не сильно отличались от музыки и песен – наборы красивых слов, не более. Только в рифму. Стихи Льюит и раньше не особо любила – так, некоторые классические произведения знаменитых авторов, ещё со школы, - а эти так и вообще не могла слушать! Но что было делать, если в мире эмсов не принято было доставлять окружающим неприятные эмоции! Стихами, музыкой и песнями принято было восхищаться. И это больше всего «доставало» Льюит. Однажды она не выдержала и попыталась – очень мягко и тактично – объяснить одному такому поэту, что не любит стихов. Боже, как на неё после этого смотрели знакомые! Оказалось, она совершила тягчайшее преступление. А несчастный поэт вообще улетел на другой конец континента. По слухам, после этого неделю он не мог писать стихи. Льюит потом долго мучили угрызнения совести.
Ещё Льюит очень не нравилось, что многие виды плодов здесь содержали лёгкие наркотические вещества. Вроде бы у эмсов привыкания они не вызывали, а вот насчёт себя Льюит была не уверена. Но как было отказаться от предлагаемых угощений? Ведь так можно обидеть хозяев! И ей волей-неволей приходилось эти плоды есть. Чувствовала она себя после этого, как в юности, на дискотеке, когда по глупости они с подружкой приняли «экстази» - сначала эйфория, хочется петь, танцевать, обнимать и целовать всех окружающих, а потом «отходняк». И если не взять себя в руки, то тянет пробовать ещё и ещё раз. Подруга её так и «подсела» на эти таблетки. Пришлось девочке потом долго лечиться. Поэтому теперь Льюит заранее следила, что несут домой Эл с подружкой. И если видела у них в руках подозрительные фрукты, старалась под благовидным предлогом заранее куда-нибудь уйти. Уловка – сделать вид, что она чем-то сильно занята – не «прокатывала»: заняться было практически нечем.
Третья причина, по которой Льюит разонравилась Теа – сны. Как утверждали эмсы, во сне она превращалась в бабочку и порхала вместе с ними. И сама Льюит наутро вспоминала, что действительно летала во сне. Но, так как контролировать свою вторую сущность она не могла, то всё время боялась, что сделает что-то страшное и от этого будет плохо или ей самой, или эмсам, которые приютили её. Кроме того, ей во сне всё чаще являлся Атьямо. Это было прекрасно, но Льюит страшно смущалась от того, что эмсы могли видеть то, чем они с Атьямо занимаются в её снах.
Эмсы же занимались любовью открыто, у всех на виду и не видели в этом ничего стыдного или предосудительного. Тем большую тоску испытывала Льюит, глядя ежедневно на то, как Эл с Эллис осыпают друг друга ласками.
Время шло, Льюит училась тактичности, старалась, как могла, не доставлять никому огорчений, а у самой на душе становилось всё тоскливее. Отрицательные эмоции постепенно наполняли чашу её терпения, - ведь она вынуждена была держать их в себе! – и, в конце концов, переполнили. Однажды, всё обдумав и взвесив, она поняла, что больше в этом мире жить не сможет. Надо было искать какой-то выход.
Прежде всего, она попробовала обратиться к звезде. Но ту звезду, которая перенесла её сюда, конечно же, не нашла. Когда она представила себе Атьямо и мысленно потянулась к нему, незнакомая звезда дала ей понять, что ничем ей помочь не сможет: разыскать путь к Атьямо – не в её власти.
Тогда она стала задавать вопрос эмсам : кто может помочь ей найти дорогу в мир, где она встретится с Атьямо? Но каждый эмс, к которому её посылали, в свою очередь называл новое имя и уверял, что его обладатель - точно поможет. В последний раз это имя было – Дежи́.
И вот она сидит в жилище Дежи́. Его подружки – фанатки уже закончили татуировать ему крылья, а сам он заканчивает трапезу. И ест, подлюга, один из этих наркотических фруктов – похожий на мандарин, только тёмно-фиолетового цвета. Только бы не предложил ей!
Дежи́, однако, спокойно проглотил остатки фрукта, встал с ложа, потянулся, взял свой музыкальный инструмент – нечто, напоминающее лиру, - и запел, аккомпанируя сам себе:
Ты вся такая нежная, ого-о!
Ты вся такая страстная – ого-о!
Немножечко небрежная – ого-о!
Но, в общем-то, прекрасная – ого-о!
И по такому случаю – ого-о!
мы с тобой
Друг друга нежно мучаем, – ого-о!
пестик мой,
А я твоя тычиночка, вся в пыльце,
А у тебя улыбочка на лице,
Оооо- о-го-го- йо- ёй,
Я вхожу в мир твой!
Снаружи толпа фанатов и фанаток громко подхватили припев. Девушки, которые только что татуировали крылья Дежи, словно по команде затрепетали крылышками, призывая его к любви, чем тот и не замедлил воспользоваться, как только закончил песню. Льюит отвернулась, но до неё всё равно доносились звуки вполне определённого происхождения.
Наконец Дежи очень вежливо попросил фанаток удалиться и повернулся к Льюит, приветливо улыбаясь.
Вначале, как и следовало, Льюит восхитилась новым тату на его крыльях, потом высказала благодарность за то, что уделил ей несколько минут своего драгоценного времени, и только потом задала свой вопрос.
Дежи немного подумал, почесал совершенно лысый череп, улыбнулся и…
Старая песня: «я не знаю, но вот тот-то и тот-то наверняка поможет!», но теперь в исполнении Дежи! И кого же он называет? Эла! Того самого, которому Льюит первому задала этот свой идиотский вопрос! Круг замкнулся. В голове у неё наступило прозрение: эмсы не могут ей прямо сказать, что не в их силах оказать помощь. Они боятся доставить этим отрицательные эмоции! Вот почему уже двадцатый или двадцать первый эмс посылает её всё к новым и новым «специалистам»! Это ей ещё повезло, что круг так неожиданно замкнулся. Могла бы всю жизнь ходить от одного к другому – этих эмсов на Теа не один миллиард. А кто кроме эмсов?
Льюит не хотела идти к авгерам. Она их боялась – это раз, они создали мир эмсов – это два. Два, потому что к создателям такого нелепого мира она доверия не испытывала. И тут она вспомнила свой первый сон на этой планете. Несравненное яблоко на дереве-сакуре и чей-то внимательный жёлтый глаз. Кажется, это был дракон?
Льюит не была уверена, на самом ли деле это был дракон, или кто ещё. Но выбора у неё не оставалось. Она вежливо простилась с Дежи, ни одним словом или жестом не выдавая своей досады, и направилась в мангровый лес.
~~~***~~~
Дерево, то самое, тёплое, со стволом, похожим на человеческую фигуру, находилось совсем недалеко от жилища Эла. Хрустальная прозрачная тропинка быстро привела Льюит к цели. Но сейчас крыльев у неё не было, так что пришлось карабкаться на дерево по сучьям и веткам. Наконец она достигла знакомой площадки, покрытой белым пухом, взобралась на неё и устало повалилась на мягкий пол. От напряжения – давно ей не приходилось так напрягаться – дрожали руки, и кровь гулко стучала в висках. Она перевернулась на спину, раскинула в стороны уставшие руки и лежала, отдыхая и рассматривая чудесные плоды, один из которых видела ещё в первый день своего пребывания на планете эмсов. Плоды манили, источали нежный аромат, светились изнутри, но Льюит помнила, что есть их - запрещено, и просто любовалась этим чудом природы. Эмсы, как всегда, шумными стаями носились над лесом, но её сквозь густую листву разглядеть было почти невозможно. Так прошло минут десять. Сердце перестало бешено колотиться, дыхание успокоилось и Льюит начала оглядывать крону в поисках дракона. Сначала она нигде его не видела. Ветви, переплетаясь, уходили вверх и в стороны, исчезали в густой листве, и её взгляд не смог различить никакого движения среди них. Но вдруг почти над самой её головой толстая ветка открыла жёлтый глаз с вертикальной чёрточкой-зрачком, и этот глаз не мигая уставился в глаза Льюит! Она вздрогнула от неожиданности - это надо же так замаскироваться, прикинуться обыкновенной веткой! - но взяла себя в руки и попробовала мысленно обратиться к дракону. Однако опыт общения со «звёздами» ей не пригодился. Большая голова с гребнем, покрытая чешуйками и шипами, медленно свесилась с ветки, и приятный баритон вполне внятно произнес:
- Так устроен мир – всё возвращается к началу пути. Вот и ты вернулась. Хочешь, я скажу тебе, зачем?
Льюит решила не торопить события и глазами дала понять дракону, что да! Она хочет.
- Ты никогда не смогла бы вписаться в жизнь этого мира, девочка. Ты не настолько тупа и по-другому воспитана. А в сердечке у тебя пылает такой костёр, что нигде не даст тебе покоя, пока ты не окажешься с тем, кого любишь!
Тут Льюит не выдержала:
- Как ты это смог узнать?! Ой, прости меня. Я даже не знаю, как тебя зовут – смутилась она. Почти год жизни с безукоризненно-вежливыми и тактичными эмсами давал себя знать.
- Да не бойся, я не обидчивый! Зови меня Вельзом, если тебе нужно имя. Странная у вас, людей, привычка – всему давать имена. Она меня всегда удивляла! Вы ещё не постигли сути вещи, а уже спешите дать ей имя. А ведь имя – часть сущности. И от него потом зависит очень многое. Судьба того, чему, или кому вы его дали – в частности. Ну, да ладно! Вернёмся к твоему вопросу.
Вельз выжидательно уставился на Льюит, а она смущённо стала излагать ему суть своего желания:
- Понимаешь, Вельз, я попала сюда не по своей воле. Я хочу… даже не знаю, чего больше. Быть с Атьямо, или вернуться домой, в родной мир? Скорее – быть с Атьямо, да! Пусть даже я навсегда останусь здесь, но только с ним. Ты можешь мне чем-нибудь помочь?
Вельз усмехнулся, обнажив клыки. Улыбка его выглядела зловещей:
- Ты уж определись, что тебя больше устраивает, а то неконкретно как-то!
- Ну… я очень хочу к Атьямо. Так – конкретно?
- Так – нормально. Могу тебя обрадовать: ты обратилась по адресу. Но давай договоримся: я тебе помогу, но сначала ты поможешь мне. Идёт?
- Вельз, ради этого – что только смогу, честное слово!
- Хорошо. Мне давно хотелось замутить в этом идиотском мире что-нибудь необычное. Это – долгая история. Если хочешь – расскажу, нет – не стану…
- Расскажи, Вельз – попросила Льюит. Как учёный, она была любознательна и стремилась к разгадке любых тайн. Да и истории ей нравилось слушать.
- Тогда начнём с самого начала. Нас было семеро – учёных, занимавшихся созданием миров. И стояла задача – создать мир, населённый разумными существами, близкий к идеалу. А это значит, такой, чтобы постоянно развивался, но не пришёл к саморазрушению, да к тому же, чтобы все в нём были счастливы. Там ещё куча разных требований была, долго перечислять, но эти – основные. Наш руководитель, Саваоф, сосредоточился на последней задаче. Он хотел сделать счастливый мир. А идея у него была – чтобы жители получали как можно меньше отрицательных эмоций.
Саваоф стал проектировать такой мир и пришёл – вот к чему (Вельз мотнул головой, показывая вокруг) – к миру эмсов. Кстати, ты знаешь, что такое эмс?
Льюит отрицательно качнула головой.
Эмс – Эфемерная Мыслящая Сущность. Она есть внутри каждого человека. А здесь они существуют отдельно, поэтому принимают вещественную форму. И вот Саваоф создал все условия для счастья – в том виде, в котором он это «счастье» понимал. Не надо трудиться – всё растёт прямо над головой, только что само в рот не падает. Не с чем бороться – природных явлений, наподобие штормов, землетрясений, цунами – нет. Законы даны «свыше»: табу на отрицательные эмоции. И что получилось? То, что имеем. Им некуда стремиться, им хорошо, они считают, что совершенствуются внутренне и выдают это за прогресс! Но ты же слышала их песни, их стихи, их музыку?
Я с самого начала, когда Саваоф только озвучил свою концепцию, пытался убедить его, что это утопия. Но он ничего не хотел слушать. Аргументов не воспринимал. Он хотел прославиться, создав идеальный мир! Тогда я поднял вопрос об этике: насколько этично создавать такой мир, где все только считают себя счастливыми, развивающимися, но на самом деле идут в тупик? Ведь на это должны быть затрачены определённые ресурсы, труд учёных, энергия и много чего ещё. Целесообразны ли эти затраты? Почему Саваоф так настаивает на заведомо провальной концепции?
И тогда на меня обрушились все его сторонники. Оказалось, что Саваоф имел высоких покровителей и кучу таких же, как он, прихлебателей, лжеучёных, которые объединились не ради науки, а чтобы сделать карьеру. И теперь они на меня набросились, как свора собак! Пятеро из нашей группы – в том числе. А я так рассчитывал на их поддержку…
Оказалось, что наша группа специально создавалась «под Саваофа», а все, кроме меня в группе – родственники его влиятельных покровителей. Я стал неудобен. Мне намекали, чтобы я прекратил высказываться против «мнения большинства», но я считал, что наука – не то место, где всё решается большинством голосов. Я лез со своими контраргументами. И тогда со мной поступили вероломно.
В нашей лаборатории был генератор, позволяющий транслировать генетическую информацию, снятую с какого-либо живого существа, на другие живые существа. Когда-то его использовали для опытов, позже запрещённых. Суть их в том, что физическое строение организмов обусловлено не только кодом ДНК, но и неким волновым излучением, несущим определённую информацию. Если записать сигналы, генерируемые генами определённого существа, а потом воспроизвести это излучение и направить на существо другого вида, то у облучаемого организма появляются признаки организма, с генов которого записывали сигнал. С помощью этого генератора можно было получить любые гибриды – вот пример – Вельз указал на дерево, на котором они находились. - В частности, растения можно было превращать в животных и наоборот.
Генератор этот давно бездействовал. Чёрт знает, как, но однажды кто-то его включил. А я находился в зоне излучения. Не знаю, какая генетическая матрица, какого организма была вставлена в считыватель, но я превратился в то, что ты сейчас видишь! А Саваоф и его дружки приняли все меры, чтобы правда о «несчастном случае» не вышла из стен института: я вынужден был отправиться в этот мир и остаться здесь навсегда. Авгеры следят за тем, чтобы я отсюда никуда не делся. Эмсами они не занимаются, это всё миф!
Теперь о том, что потребуется от тебя. Вот этот плод – Вельз указал на яблоко, так понравившееся Льюит, содержит вещество, которое снимает барьер между разумом и подсознанием. В подсознании и у тебя, и у эмсов находятся такие колоссальные возможности, такой супер-компьютер, что и не снился никому из людей. В обычном состоянии между разумом и подсознанием существует плотный барьер, через который изредка, и то не у всех, просачивается одна миллионная доля информации, имеющейся в этом супер-компьютере. Подсознания всех существ в мире соединены как бы глобальным информационным пространством. Если разум сможет воспользоваться информацией из подсознания, осмыслить её, он познает суть своего обладателя. Увидит его прошлое и будущее. Тогда разумная сущность сможет правильно выбрать путь своего развития, счастливого и безопасного. Мне бы хотелось, чтобы эмсы сделали это. Но они никогда этого не сделают, если им кто-то не подаст пример. Ты поняла, к чему я веду?
- Ты предлагаешь мне съесть яблоко и угостить им эмсов?
- Именно!
- Но что после этого произойдёт со мной?
- С помощью своего подсознания ты без труда отыщешь Атьямо и даже сможешь перенестись к нему. Ведь его мозг тоже подключен к глобальному информационному полю через подсознание! «Звёзды» так и используют людей. У них есть способность подключаться как к сознанию, так и к подсознанию. Но эта способность у них имеет ограничения. Они могут использовать их только для своих путешествий между мирами. Но не могут, например, отыскать твоего Атьямо – ты сама в этом убедилась.
Так что, ты согласна?
Сразу предупреждаю: плоды действуют не сразу, в течение полутора – двух суток. Эффект наступает, как только количество вещества в коре головного мозга превысит критическое.
- Согласна! Чего не сделаешь ради любви?! А ещё мне это жутко интересно - подключиться к глобальному информационному пространству… я даже представить себе этого не могу! И ещё мне хотелось бы узнать, что станет с этим миром, когда эмсы познают себя!
- Тогда ешь!
Льюит решительно протянула руку и сорвала соблазнительный плод.
- И сколько таких «яблочек» нужно съесть?
- Хватит даже половинки. Не бойся, на вкус они так же прекрасны, как и с виду.
- И последний вопрос, можно?
- Ну, если последний – валяй!
- Сам-то чего это яблочко не съел, да к мировому информационному полю не подключился? Не надоело тут на дереве сидеть?
- Веришь, надоело! Ты тут и года не пробыла, а я несколько - веков. Так что этот мир уже в печёнках сидит. Но на меня в теперешнем моём состоянии это вещество не действует. Я ведь уже не один урожай этих яблок слопал – не «втыкает», хоть тресни! Только мечтать остаётся…
- Понятно… ладно, пошла яблочки собирать, а заодно думать, как ими эмсов накормить. Спасибо тебе… за надежду, хотя бы!
- Не за что, смотри только – не прозевай момент, когда действие вещества закончится. Полчаса – не больше. Запомни, в твоём распоряжении полчаса!
Дракон оскалился своей зловещей улыбкой, а потом снова слился с веткой и закрыл глаза.
~~~***~~~
Льюит не была коварна от природы. Но слишком многое стояло на кону, и она собрала в себе всё женское коварство, на которое была способна. Набрала в грудь побольше воздуха и…
- Эл! Э-эл, ты дома?
Эл полулежал в послеобеденной дреме на одном из мангровых деревьев. Он только что вернулся с концерта, на котором они с другими эмсами распевали свои немудреные песни, и сами же, как завороженные, кружились в танце, мелко-мелко подрагивая крылышками, так что воздух вокруг звенел от тысяч разноцветных одеяний. И вот теперь, наевшись фиолетовых плодов, Эл с улыбкой Джоконды на лице, бездумно всматривался вдаль, где на горизонте море соединялось с небом, образуя неожиданный эффект перламутровой дымки, притягивающей взгляд. Заметив приближающуюся к нему Льюит, он нехотя повернул к ней голову.
- Эл, приветик! Ты свободен сейчас?
- Приветик, Льюит! – Эл вяло взмахнул ладошкой: чувство такта не позволяло ему отослать её, хотя она и помешала ему заниматься созерцанием природы, - Да, свободен, а ты чего-то хотела?
- Да, - тихо ответила девушка, - А ты?
Эл сам не понял, каким образом вырвалась у него эта дурацкая фраза:
- Побыть с тобой… то есть… я хотел сказать, что ты могла бы составить мне компанию.
Всё то время, пока Льюит находилась на Теа, Эл пребывал в состоянии перманентной влюблённости. С тех самых пор, как увидел её на чудо-дереве, тянущей руку к запрещённому плоду, с крыльями, узор которых его совершенно очаровал!
Льюит присела рядом с ним, удобно устроившись на дереве, ветви которого сами сплелись в подобие корзины или гамака, как будто специально созданного для удобного времяпрепровождения.
- Эл, а ты знаешь, что ты очень красивый эмс? – спросила его Льюит
- Знаю, - грустно усмехнулся он.
- Нет, я не так выразилась. Ты – САМЫЙ красивый, у тебя необыкновенно красивые крылья, моего любимого зеленого цвета! И самый умный, и самый талантливый, ты – гений! Я часто слушаю твои песни, стихи, и просто впадаю в эйфорию! - Комплименты щедро сыпались из уст девушки на благодатную почву расслабленного наркотиком сознания несчастного влюблённого.
Эл вспомнил, как с трепетом ожидал, когда у Льюит вновь появятся крылья, безответно вожделея её, но всякий раз, когда девушка засыпала, к ней являлась какая-то другая бабочка, и они немедленно улетали вместе неизвестно, куда.
- Почему же ты раньше мне этого не говорила? Я-то думал, – тебе не нравится мое творчество! Я бы писал только для тебя! Я бы не спал ночами, чтобы каждое новое утро пропеть тебе новую песню, и приносил бы нектар в постель…- Эл приподнялся, нежно вглядываясь в лицо Льюит.
- Ну, я думала… тебя будет ревновать Элли!
- Что значит «ревновать»?
- Это значит, когда любишь кого-то, не хочешь, чтобы этому человеку никто другой уделял внимание, или чтобы он никому не уделял внимание, свое время, никому не посвящал свои песни, стихи… да и даже чтобы не думал о другом! Потому что если так происходит, то сердечко – вот тут, - и она приложила руку Эла к своей груди, - сжимается и больно!
Эл почувствовал сердцебиение Льюит, прикоснувшись к нежной коже, почувствовал, какая она горячая. В горле пересохло. Он протянул обе руки к девушке, забыв все на свете. Они спрыгнули с дерева, и медленно-медленно, взявшись за руки, пошли вглубь леса, к тому самому необычному дереву, - дереву жизни.
- Посмотри, какое оно красивое, оно всё – цветы, бело-розовое, как невеста. Я часто во сне сижу на веточке, - там, где пуховый ковер, - вдохновенно произнесла Льюит.
- Да, мне оно тоже нравится. Но здесь живет дракон, и это его дерево.
- А он – мой друг. Я сегодня подружилась с ним. Он хороший, он нам разрешит здесь побыть, посидеть как в шатре, как будто на другой планете. – Посидим?
- Да, - произнес ничего уже не соображающий Эл, поддавшись магии низкого, грудного голоса девушки, что говорила такие приятные слова. Лесть сбивала с толку, а дурман в голове не давал возникнуть сомнениям в искренности Льюит.
Уютно устроившись на дереве, сквозь листву и цветы которого иногда сверкал желтый глаз и ехидная улыбочка Вельза, лежа на мягком пуховом ковре и глядя в купол из зелёной листвы и розовых цветов, они с Элом наслаждались красотой, ароматом, смеялись и распевали мелодии. Прямо над ними висел один из запретных золотых плодов.
- А давай откусим кусочек, - с улыбкой произнесла Льюит
- Это запрещено, - счастливо засмеялся Эл, уже не вдумываясь в слова, а просто получая наслаждение от общества предмета своего обожания.
- Если очень хочется, то можно, - смеясь, отвечала Льюит
- Это кто сказал? – повернулся счастливый эмс к девушке, подложив крылышко под щечку.
- Это… известно… давно – от… сотворения… мира! – пропела-прошептала прямо ему на ушко Льюит, поднося сорванный плод к губам Эла, бесёнком заглядывая в его глаза и дразня эмса. При этом она надкусила яблоко и стала его жевать, жмурясь от удовольствия, смакуя на языке и всем видом показывая, что наслаждается его чудесным вкусом.
- Льюит, что ты делаешь? – почти протрезвел Эл.
- Я? Я хочу, чтобы ты разделил со мной удовольствие! Но сначала – она снова поднесла яблоко к губам Эла – тебе надо обязательно съесть кусочек, а то я обижусь на тебя! Ты же не хочешь доставить мне неприятные эмоции?
- Н-нет! – дрожащими губами пробормотал Эл. Его затуманенный мозг тщетно искал компромисс между двумя взаимоисключающими решениями. Он не мог отказать Льюит, потому что это было бы страшным преступлением, но и одновременно боялся нарушить многовековый запрет, запрет, который существовал без всяких объяснений – априори.
Льюит прекрасно понимала, что он сейчас чувствует, но безжалостно подлила масла в огонь:
- Эл? Я могу подумать, что ты боишься, и это доставит мне разочарование! Ну, же, Эл! Смелее!
Содрогаясь от страха, несчастный эмс откусил кусочек плода, медленно прожевал и проглотил. Небо не упало на Теа, Ра не погасло. Мир не раскололся. А вкус даже понравился!
- Ну, вот! Видишь? Я же не стану предлагать тебе что-то нехорошее! – пропела Льюит, срывая второе яблоко:
- А теперь лети и угости этим яблоком Элли! Давай же, поднимайся, смелее! Это теперь новое развлечение на Теа – угостить подружку запретным плодом! – Льюит, таинственно улыбаясь, подталкивала Эла. – Расскажи всем, каковы на вкус эти плоды, объясни, что запрет теперь снят!
Оторопевший Эл с яблоком в руке, непрерывно оглядываясь на Льюит, оттолкнулся от края площадки и полетел. Потом внезапно развернулся и подлетел к девушке:
- А… я забыл спросить, кто снял запрет?
- Мы с тобой! Мы обнаружили, что запрета просто не было! Никогда! Лети же! Это всех обрадует!
Эл скрылся в небе. Последняя фраза Льюит оказалась ключиком к его сознанию: «Это всех обрадует!»
Через некоторое время его можно было видеть в окружении ликующей толпы почитателей. Он произносил речь о том, что апофеозом положительных ощущений является игнорирование всяческих запретов.
Это было ни на что не похоже! Как будто в голове прорвало плотину, и поток мирового сознания хлынул в мозг! Она не могла думать, она чувствовала. Миллионами глаз – видела, миллионами ушей – слышала. Вся вселенная стала для неё единым целым. Она была повсеместно. Времени не существовало: прошлое и будущее было в поле её зрения одновременно. Бесконечность мира полностью компенсировалась бесконечностью сознания. Она познавала мир от самой малой из его частиц до… до его бесконечности! Сверхновые звёзды, «чёрные дыры» раскрывали ей свои тайны. Она видела пространство со всеми его слоями. Смешно! Оказывается пространство похоже на матрёшку сферической формы. И в каждом слое сидит новый слой! А сквозь «чёрные дыры» можно попасть с одного слоя на другой, как через дырки в сыре! Со страшной скоростью мелькают в голове образы, понятия, скрытая суть чего-то… боже, как остановиться?! Как отказаться от этого немыслимого дара?
Полчаса, полчаса… она знает уже, что это произошло. Но одновременно и не произошло. Мировой разум ждёт её действия. Нет, надо сосредоточиться! Что-то важное она забыла… Атьямо!!! Где же он?
Вот! Он выходит из маленького бревенчатого домика, обросший бородой, с длинными нестрижеными волосами. В руках – лук и копьё… боже, что это с ним? Почему там никого больше нет? Да это не их мир! Совсем другой, опасный и враждебный, но в будущем… в будущем это – великий мир! Их с Атьямо мир.
Она приготовилась, сосредоточилась, и пространство начало складываться, как салфетка, послушное её воле. Она стояла под деревом-сакурой с чудесными плодами, а рядом простёрся мир другой планеты, отделённый тонкой невидимой плёнкой. Её внутренний взгляд встретился с жёлтыми глазами Вельза, проник в его суть, прочёл все его мысли, желания, тайны и… она сделала шаг вперёд. Длинное зелёное тело скользнуло следом за ней и растворилось в густой траве.
~~~***~~~
Мысли Атьямо занимала единственная проблема: как избавиться от обезьян? Даже сейчас, когда с метательным копьём, луком и стрелами он неслышно пробирался густой травой вдоль опушки леса, выслеживая антилопу, его не покидало беспокойство об оставленном без присмотра жилище. Обезьяны проникали везде и всюду. Ладно бы – просто проникали - с оставляемым ими помётом можно было бы мириться. Но они уносили с собой всё, до чего могли добраться и утащить. Они разоряли его огород, уничтожали урожай, своими пятипалыми лапками расстёгивали рюкзак, развязывали мешки, открывали погреб, съедали всё съедобное и оставляли после себя настоящий разгром. Даже на жестяных банках Атьямо находил следы их зубов!
Эти отвратительные твари ухитрялись раздирать решётки, сплетённые из деревянных прутьев, проникали в дом через крышу, покрытую камышом, оставляя в ней дыры, короче, с ними не было никакого сладу. Даже после того, как он убил несколько штук и развесил их черепа на кольях ограды.
После одного подобного визита он обнаружил, что бережно хранимые им в стальной банке с завинчивающейся крышкой «звёзды» бесследно исчезли. Вместе с банкой! Тогда он едва не сошёл с ума: вместе со «звёздами» исчезла последняя его надежда на встречу с Льюит! Сколько Атьямо ни искал банку, - так и не нашёл. Теперь оставалось надеяться разве что на чудо.
И вот сейчас он нутром чуял, что в его отсутствие обезьяны снова хозяйничают в доме. Это страшно его раздражало. Он не мог сосредоточиться на охоте, а это было плохо! Антилопы – очень осторожные животные, и если он их спугнёт, придётся отматывать лишние километры вслед за стадом. И не факт, что потом он успеет до темноты вернуться домой. А в сумерках возвращаться с убитым животным – опасно: на запах свежей крови собираются хищники. Да и тащить на себе добычу лишние километры – то ещё удовольствие. Атьямо нащупал рубцы на груди – «автограф» леопарда, шкурой которого он укрывался теперь ночами. Зверь напал на него, стоило только на секунду утратить бдительность, и лишь благодаря ножу, который – случайно - находился в руке, Атьямо удалось одержать победу в схватке. Тогда он едва добрался до дома, истекающий кровью, и почти неделю не мог ни охотиться, ни работать.
Всё! К чёрту воспоминания и размышления: вспомни, чему тебя учили в армии, перестань хлопать ушами и считать ворон! Ты на охоте, мужик! И здесь не пригородная роща. Держи хвост пистолетом, если хочешь жрать. Другие тоже хотят, так что зазеваешься – сам станешь пищей.
В очередной раз, осторожно раздвинув высокие стебли, Атьямо остолбенел: перед ним в траве сидела девушка! Он увидел её со спины, но всё равно тотчас узнал. Не померещилось ли? Перед ним была его Льюит! К горлу подкатил комок. Он хотел позвать её, но не мог произнести ни слова. Может, за год он разучился говорить, может, лишился дара речи? Атьямо беззвучно открывал и закрывал рот…
И в этот момент трава с противоположной стороны от Льюит раздвинулась, и в просвете появилось страшное обезьяноподобное существо. Не горилла – эту обезьяну Атьямо много раз видел и наверняка узнал бы. Существо было немного ниже Атьямо ростом, но кряжистее и шире в плечах. Тело покрывали кучерявые чёрные волосы, но не сплошь. Внутренние поверхности рук и бёдер, бока и – частично – живот были свободны от шерсти. Зато с головы на плечи ниспадала лохматая грива, густая борода и усы скрывали всю нижнюю половину лица. Но самое удивительное: через левое плечо чужака была перекинута убитая антилопа, а в правой рукой он сжимал толстую палку, к концу которой берестой был плотно примотан острый осколок камня. Человек?!
Чужак, видимо, тоже не ожидал встретить здесь таких необычных существ. Он замер на месте, а его орудие мгновенно взлетело над головой. Копьё Атьямо синхронно повторило движение незнакомца. Льюит с визгом вскочила на ноги, и в этот момент каменный топор качнулся в её сторону. В тот же миг в голову незнакомца с хрустом ударило копьё Атьямо. Грузное тело рухнуло, едва не задев девушку топором.
- Льюит! – наконец выдохнул Атьямо.
Девушка, уже готовая рвануться в заросли травы, с глазами, расширившимися от ужаса, обернулась.
~~~***~~~
Ещё выдёргивая копьё из черепа несчастного дикаря, Атьямо понял: быть войне. Он нанёс местным страшную обиду: убил их сородича и отобрал у него добычу (оставить косулю шакалам и гиенам было бы верхом расточительства, тем более что охота как-то не задалась). Поэтому домой они с Льюит возвращались почти бегом.
Едва отдышавшись, стали готовиться к нападению. Дом и огород Атьямо были окружены высоким, - почти полтора человеческих роста, - частоколом. Он отлично защищал от диких свиней, носорогов и даже слонов, но вот против обезьян, к сожалению, был бесполезен. Вот и сейчас они прыснули врассыпную с оглушительными воплями, прошелестели в густой траве стометровку до кромки леса и расселись на ближайших деревьях, рассматривая «добычу». На этот раз ею оказались вытесанные Атьямо деревянные клинья для раскалывания брёвен. Невелика потеря, но труда жалко.
Первым делом Атьямо вздул огонь в печке и налил воды в алюминиевый котёл, вмурованный в неё. Что бы он делал без этого котла? Потом Льюит вооружили длинным тонким шестом, к которому была примотана литровая - алюминиевая же – кружка. Чисто женское, надо признать, но весьма эффективное оружие. Потом Атьямо занялся своим вооружением. Было приготовлено несколько копий, лук, стрелы, булыжники – весь его арсенал. В довершении экипировки он разложил на столешнице три ножа разного размера. Топорик и охотничий нож висели у него на поясе. В напряжении тянулись минуты. Вода едва начала закипать, как появились дикари.
Их было десять, может, немного больше. Они явно шли по следам. И по этим следам они ясно видели, что их противников всего двое. Поэтому совершили самую распространённую тактическую ошибку: полезли нахрапом, рассчитывая «раздавить числом». Разумеется, высокий частокол их озадачил, но ненадолго. После нескольких попыток его сломать, дикари полезли через верх. Ещё одна ошибка. После того, как уже обнаружили себя, не следовало так нагло выставлять над частоколом головы и прочие части тела. Двое получили по стреле в лоб, а ещё двое (один подсаживал, другой лез) с отчаянными воплями шарахнулись в траву: сработал кипяток, аккуратно вылитый Льюит прямо на макушку дикаря, появившуюся над забором.
Тогда нападающие отступили и принялись забрасывать двор камнями. Атьямо и Льюит укрылись в доме, которому камни не могли причинить никакого вреда. Изрядно утомившись, их противники снова попытались проникнуть во двор. Но другого способа не изобрели, в результате чего получили ещё одного убитого и двоих ошпаренных.
Трое или четверо оставшихся дикарей удалились на приличное расстояние, но не ушли. Взобравшись на крышу, Атьямо увидел, чем они занимаются: добывают огонь! Чёрт, этого только не хватало! Если они подожгут траву, здесь можно будет задохнуться от дыма, да и дом с частоколом наверняка загорятся. Нет, так дело не пойдёт! Нужно устраивать вылазку.
Атьямо внимательно оглядел окрестности. Больше вокруг, похоже, дикарей нигде не было. Только те трое. Или четверо? Ладно, на месте разберёмся. Он перекинул через плечо лук, сумку со стрелами и перескочил частокол с обратной стороны дома, чтобы дикари не заметили его маневра. Густые заросли травы скрыли его, и он начал осторожно подбираться к дикарям кружным путём. Это заняло минут десять. Атьямо заходил против ветра, чтобы запах его не почуяли нападавшие, а те уже вздували трут. Виден был густой дым, на который и ориентировался Атьямо. Наконец ему удалось приблизиться к дикарям на расстояние уверенного попадания из лука. Тенькнула тетива, и тот, что держал трут, повалился со стрелой в спине. Пока оставшиеся двое соображали, что случилось, ещё один получил стрелу в горло. И в этот момент кто-то набросился на Атьямо сзади.
Отчаянно-тошнотворный запах немытого тела, волосатые мускулистые руки сжимают шею до хруста в позвонках. Становится нечем дышать. Руки рефлекторно тянутся к горлу, пытаясь освободиться от захвата. Но это неправильно! Усилием воли Атьямо берёт себя в руки, заставляет тело выполнять команды мозга. Вот нашарена ручка ножа, вот он уже в руке… секунды тянутся, словно часы… дикарь пытается оторвать Атьямо от земли… тщётно! Куда ему с его ростом? Туловище чуть в сторону, отвести локоть и ударить в живот, в правое подреберье! Удар, ещё один… захват слабеет, но через пелену в глазах Атьямо видит приближающуюся фигуру с топором в руке. Второй дикарь! Едва успев стряхнуть с плеч руки убитого и судорожно вздохнув, он метает окровавленный нож. Нападающий успевает увернуться в последний момент. Но это даёт лишнюю секунду. Топорик оказывается в руке Атьямо.
Дикарь замахивается, как в замедленной съёмке, а действия Атьямо опережают мысли: нырнуть под руку с топором и ударить по топорищу, ближе к руке нападающего. Хруст, топор вылетает из руки дикаря, с глухим стуком падает где-то сзади. Но грузное тело с размаху наскакивает на Атьямо, сбивает с ног, валится сверху. Глухое рычание, тошнотворный запах, грязные, сальные руки, пытающиеся добраться до горла…
Теперь уже проще: режущего и колющего оружия у дикаря нет. А чтобы освободиться, достаточно вывернуть руку нападающего, для этого и одного пальца достаточно. Атьямо ухватывает дикаря за средний палец на правой руке и начинает заламывать его. Дикарь выгибается от боли, но левой рукой несколько раз бьёт по лицу. Удары скользящие, – Атьямо уже достаточно пространства, чтобы увернуться, - но из носа потекла кровь. Ему удаётся сбросить дикаря с себя, и когда он уже собирается навалиться на соперника сверху, кто-то с размаху опускает тому на голову каменный топор!
- Льюит, ты откуда здесь?! Сдурела?!
- Я увидела с крыши, что на тебя напали сразу двое, ну и…
- С ума сошла! А если их здесь много? Тюкнут по голове, и будешь у них на ужин вместо антилопы! – сердито проворчал Атьямо, поднимаясь и отряхиваясь.
- Ну, вот не тюкнули же! Живая! – попыталась оправдаться Льюит, - а теперь идём быстрее домой. Я тебе кровь остановлю и лицо умою. Вон – поцарапанный весь! Ужас!
И в этот момент её взгляд упал на дикаря с раскроенным черепом. Девушка пошатнулась, глаза её закатились, и Атьямо едва успел подхватить любимую.
Домой он нёс её на руках, а сам старательно запрокидывал голову, чтобы капли крови не попадали на Льюит. Мысли ему в голову приходили дурацкие… Может, тому виной был пережитый стресс, может долгая разлука?
~~~***~~~
Эта ночь была самой счастливой, самой романтичной и самой тревожной в их жизни. Они лежали, обнявшись, на козьих шкурах, накинутых на огромную охапку ароматной сухой травы, а роскошная леопардовая - покрывала их разгорячённые любовью тела.
Губами…
Губами, только губами можно передать свою любовь к нему!
Губами, медленно, она целовала каждую клеточку его, гладила и ласкала его такое родное тело, о котором мечталось в чужеземной дали, в разлуке, заставляя его судорожно вздыхать. Колола щетиной нежные пухлые губы, целуя щеки со шрамами, оставленными хищным зверем, слизывая, как собака с хозяина, капельки соленой крови.
Пальцы рук Атьямо переплетались с пальчиками Льюит, чуть сжимая их, и нежно-нежно, по внутренней стороне руки, от ладошки, до милой складочки возле локтевой впадинки, чуткими кончиками достигая округлой большой груди, круговыми движениями поглаживая ее так, что темно-розовые ареолы вдруг сморщились, а соски набухли и стали огромными, темными вишнями. Ниже, все ниже опускалась Льюит, изголодавшись по любимому, наслаждаясь его запахом, запахом мужчины, присущим только ему одному, чувствуя, как тело под ее руками и губами напряглось, и он застонал…
Вытянувшись в струнку, как тоненькая травинка, Льюит прикрыла его собой, стараясь впитать в себя его любовь, все сильнее прижимаясь к любимому, а он крепче и крепче обнимал ее, уверенными пальцами лаская изгибы красивого тела, шелковистый животик, настойчиво раздвигая складочки тела, достигнув самого заветного, женского, доставляя ей муки невыносимого наслаждения, заставляя стонать; языки, казалось, жили своей жизнью, - ощупывая губы любимого, проникая вглубь, соединяя в одно целое мужчину и женщину.
Когда Атьямо … вошел в нее, - она приподнялась, сильно сжав коленями его бока, так что грудь оказалась напротив его губ; а он поймал ее соски губами, не отпуская и наслаждаясь самым чудесным коктейлем, трогая языком и посасывая вишенку за вишенкой. Они забыли все на свете, - чуждую планету, опасность, - и сама природа, казалось, помогала влюбленным, - замерев - когда она обвила его торс ногами и руками, оторвав от шкуры, резко прижав к себе и обхватив за шею. Для них уже ничего и никого не существовало, когда Атьямо широкими ладонями взялся за ее ягодички, плотно придвинул Льюит к себе и с первобытным рычанием проник в рай. Льюит ни за что не отпустила бы его теперь, прижавшись торчащими грудками к его груди, втянутым животиком ощущая грубые завитки. Быстрые уверенные движения рук Атьямо приблизили крик ни с чем не сравнимого наслаждения, эхом растаявший в ночи…
В узкое, забранное деревянной решёткой окно, проникал серебряный луч Луны – ночного светила этого мира. В каменной печи тлели дрова, светились красными огоньками угли. Было жарко. Стемнело, но ночная прохлада ещё не опустилась на землю. Печь добавляла жары, но необходимость поддерживать огонь диктовалась жестокой реальностью. В близлежащих джунглях раздавались голоса их ночных обитателей. Изредка доносился грозный рык – львы вышли на охоту. Пахло сеном, дымом и смолистыми брёвнами, из которых был сложен теперь уже их дом. Они говорили и говорили: шёпотом, временами замолкая и прислушиваясь к звукам снаружи. Им столько надо было рассказать о своих приключениях! Целый год, – без малого, – ни он, ни она не видели друг друга, не знали, стоит ли надеяться на встречу, но не теряли этой надежды. Две половинки, потерявшиеся в бесконечности пространств и измерений, чужих миров, наконец, соединились!
Именно сейчас, в этот момент, на планете Земля зарождалась новая жизнь. Но наши герои ещё не догадывались об этом историческом событии. Гораздо позже оно обрастёт былями и небылицами, превратится в красивую легенду, и даже их имена видоизменит время. И из всего, что будут о них говорить, правдой останется лишь одно: они очень любили друг друга. Атьямо и Льюит – Адам и Лилит.