Снизу слышны голоса. Они здесь, мои дети, дочка и сын. Моя кровь и плоть, но не сознание. Сознание не принимает их...
Как назвать такую болезнь? Я не знаю.
Джози пронёс бутылку мимо моей жены, старый пройдоха. Она в условленном месте.
Прислушиваюсь к своему состоянию – пять глотков, три явно не хватит.
Скрипнула дверь, это жена. В этом доме она единственная не признаёт мои правила. И я давно смирился с этим. Смешно - против травки она не возражает , а вот алкоголь...
С детства люблю поезда. Каждое лето мы с родителями ездили на море. Чёрное море. Этот запах, океан так не пахнет.
Опять поезд, еду в Москву. Возвращаюсь кандитатом наук.
Молодой доцент с двумя профессорами на свадьбе у сотрудника. К нам приставили надсмотрщика. В этой деревне такие правила, если гость уйдёт на своих, значит его не достаточно уважили.
- Может вы и академики, но я ни чем не хуже вас, - во всю развезло соглядатая.
- Я не академик, мои друзья профессоры, и нас совсем не волнует кто из нас лучше.
Нам срочно меняют «надсмотрщика». Ха-ха скольких ещё уложить. Мы не потоплямые. Потому-то и приехали, остальные , зная местные повадки отказались.
Мир перевернулся, зарплату доцента едва хватает на буханку хлеба. А у меня уже жена и двое детей. Надо искать выход из положения. Надев свой лучший костюм иду устраиваться на другую работу.
- Знаете, молодой человек, один директор у нас уже есть, а вот электриком мы вас принять сможем.
А где наша не пропадала, электриком так электриком.
Могу больше, меняю работу за работой. Всюду не нарадуются – типа нашли дурака.
Всё. Достало, хатаюсь за сомнительный шанс...
Африка.
Дорога проходит сквозь густой лес. Чек пойнт : шлагбаум, у шлагбаума что-то на подобии пюпитра , в нём дырка, в неё шеей вставлена отрубленная голова, а с низу прикреплена коробка. Хочешь проехать – вкладываешь купюру в рот и палкой проталкиваешь сквозь глотку пока купюра не падает в коробку. Это повстанцы, поймали сторонника правительства и соорудили из головы кассовый аппарат.
Те тоже не лучше.
Мод мостом растреляли целую деревню, женщин и детей. По подозрению в пособничестве в лучшем случае обрубают конечности, и кое-кто лакомится свежеотрубленной человечиной.
Старый ливанец жадно пялится на мои камушки:
- Какой это фэнзи, не тот цвет, это грязный камень.
- Разуй глаза, взгляни на таблицу, - торгуюсь для порядка. Камешки маленькие, разница по цвету не сильно влияет на общую сумму. Мне бы зафиксировать факт продажы. Потом доказывай - целый сезон копался, а где камни. А дальше - в потайном месте и сквозь таможню, редчайший фэнзи – розовый, огромный как гора, за него торговаться не будут. Надо знать к кому обращаться.
Джэк-пот.
Еду домой. Долго же я мотался. Тяжело – когда чувсвуешь себя чужим в собственном доме.
- Отец, пора вернуться к нормальной жизни, твои манеры и эти словечки... Ты слишком много пьёшь...
Остаётся вернуться в тот мир который приемлет тебя таким какой ты есть на самом деле. Жена меня любит, понимает через что мне пришлось пройти.
А в горле застрял ком, обида...
Покупаю дом на берегу океана, война уже закончилась, больше не стреляют, но люди поколениями не отойдут от тех ужасов. А я от своей войны.
Что я сделал, на что променял собственную душу?
Живой мертвец, гниющий в склепе у белоснежного пляжа.
Боюсь собственных детей, убеждая себя что они сами в чём-то виноваты.
Полный бред. Раз, два, три, четыре, пять - сейчас полегчает. Потом может пойду мириться с детьми. Нет, надо ещё, жена молча плачет за спиной... Ещё чуть-чуть. Эх, опять развезло. Таким не пойду к ним.
В моей комнате нет зеркал – я все разбил в первый день, зато с балкона видны цветные паруса.