________________________________________________
1.
Здесь день-деньской стихами стены дышат,
взыскует дверь и форточка гремит,
здесь дождь дробит морщинистые крыши –
скорлупки снов и грани пирамид.
Здесь грёзы объявлением прибиты:
«продам рояль, недорого возьму…»
и слёзы с крыш роняют сталактиты
как тремоло невысказанных мук.
О, муки творчества! О, памяти узоры, –
разводы на известке и стекле…
И семафор открыт, и поезд скорый
как ундервуд на письменном столе.
И снова в путь! Нацелены турели –
Призыв – не крик, а посох – не костыль.
Тоннели изгибаются как змеи,
рессорами изогнуты мосты.
Остановись у путеводной стрелки –
не торопись, ты лезешь на рожон!
Маршруты как разводы на побелке,
и словно лист развернутый флажок.
2.
Остановись! Пока еще не поздно –
и звезды гаснут в сутолоке дня,
и степь дрожит – визжит как свора борзых,
но… казака еще никто не догонял…
Здесь не вольер, не вздохи вестибюля –
здесь револьвер и браунинга щёлк –
и стих упрям и точен словно пуля,
и щерится как одинокий волк.
Вот он идет уверенной походкой –
вали его, целуй его взасос,
пали огнем, трави паленой водкой –
гони его, чтоб стал он гол и бос!
Чтоб напрочь позабыли птицеловы
протяжный свист и глиняный свисток –
ведь западнёй застигнутое слово
и западни решетчатый лоток,
и осыпи горячие каменья,
и осени песок и молочай
вас доведут до белого каленья
как пойманную птицу невзначай.
Хоть ночь светла, да лошади упрямы –
а пристяжной, задерживая бег,
все норовит по кочкам, да по ямам
не очень-то надеясь на успех.
Хоть лунный свет неярок и небросок,
но серебрист как папиросный дым, –
припомни, затянувшись папиросой –
ведь был и ты когда-то пристяжным?
Ты помнишь? дом и улицу, и школу –
роняли пух и перья тополя,
и крик галчат – булавочным уколом,
а не ударом острого копья.
И вспомнишь ты такое время ночи,
такой мечты нетронутый уют,
когда сады цикадами стрекочут,
и кузнецы про молодость поют.
Легки шаги и слезы на помине –
скупы слова и кошельки пусты,
стучат часы на мраморе каминной,
а на гладильной морщатся холсты.
За карточным не убыло азарта,
и лузы разбивает карамболь,
и ломберный как контурная карта…
– Который час?
Мне отвечают: – Ноль
без десяти…
Но замерли куранты
и шестерни, накапливая вес,
скрипят в ночи как голос обскуранта.
– Который час?
Он отвечает: – Без-с…
Без десяти – мир надвое поделен,
на до и после – отзыв и пароль!
Хохочет шут под маской Асмодея.
– Который час?
Он отвечает: ноль…
Ноль времени! Все стрелки воедино!
Не спят каминные и ходики спешат.
Как Золушка торопится картина
в курзал… и с острия карандаша.
. . . . . . .
3.
И ночь темна, и фантики, и блестки… –
забудь про них как про десерт Лукулл –
застигнутый разводом на известке
ты часовой и взял «на караул».
Не то темно, не то глухая пьянка,
не то редут застыл на холоду –
солдаты рвут знамена на портянки,
а маршалы что хочешь продадут.
Ты часовой, не знающий сомненья –
приклад и штык, а за стеной ни зги
и тишина, и до того мгновенья
как часовой отмеривай шаги,
пока следов не видно за поземкой,
пока друзья не поднялись в ружье,
а грудь дрожит перегородкой тонкой,
и сердце одинокое твое.
4.
Не жги венков и падших – не кори,
не уповай и попусту не кайся.
Тебе флажками машут снегири,
ты оставайся, слышишь? – оставайся,
не уходи!… Здесь площади не спят.
Ты в трубку забивай крепчайший кнастер.
Фрегаты поднимают якоря,
как колыбель раскачивая снасти.
Ведь лед – бумага, а форштевнь – перо,
и снегири пощипывают грудки.
Птенцов ватага и родной порог
тебя берут сегодня на поруки.
Еще морозом схвачены поля,
еще зима нам шлет поклон прощальный,
намечен курс и скулы корабля
беспечный prom-e-nad не обещают.
Не кончен счет и почестей не жди,
ломай лекал привычные обводы, –
ты звездочет и верный паладин
прекрасных дам изменчивой породы.
Non рaradise и горизонт заснежен,
а купол льдист как зонтик февраля,
и как тунцы танцуют на манеже
фрегаты, обрывая якоря.
. . . . . . .
. . . . . . .
5.
Был день как день, летали самолеты,
звенел трамвай и искрами трещал –
был месяц май и усмехался тот, кто,
казалось, ничего не замечал.
Казалось гром попахивал вендеттой,
казалось город замышлял побег,
мостам передавая эстафету
столбов… и колокольчик на столбе.
Рулады роз и бледных симболарий
как будто оказались не у дел –
пылали подоконники кострами,
и звездочками алых асфодел...
Пылали подоконники и лица,
шипела брага, щерились костры
огнем, кипела светлая водица,
звенели пилы, пели топоры –
мы строим дом – дай Бог! он будет крепок –
поднимем кубки старого вина –
окно не прорубать и в Старый Свет нам,
и в Новый Запад тоже на хрена....
Был месяц май. Сменялись караулы,
смеясь, на баках щурились коты,
май выпускных, звонков последних – гул их
не умолкал до самой темноты.
Бал выпускной – и платьица, и банты,
черемухи роняли лепестки,
и за стеклом пылились фолианты,
и не спеша подтягивали ванты
на галеонах братья-моряки.
Ноль времени – усмешка Асмодея!
И восклицательными стрелки у часов.
До скорого! До белых асфоделей,
до новых встреч, до алых парусов…
6.
Тебя весь день поэма торопила –
навскидку, влет – промазал? – не жалей! –
сгибая поднебесные стропила
как ветви серебристых тополей.
Был день как день и, надо же, под вечер
когда глаза продрал «сороковой»,
как снежный путь засеребрился Млечный
и запуржил облавой снеговой
над трубами умолкнувших котелен,
над кронами дерев и фонарей,
как долгожданный чистый понедельник
и легкий бриз, и трепетный борей.
Но сумерек прилив упруг и липок,
синее чем сироп на пироге –
сотрет как слезы россыпи улиток
и закружит в сиреневой пурге…
7.
Ты вспомнишь дом, где страсть полуденной
казалась – от жары нет спасу –
ни смех, ни бряцанье иудиных
монет не предвещали Пасху.
Ты вспомнишь сад, где листья плавали
в рассоле колыханья летнего…
Вода на тротуарах – паводок,
бачки мороженого – в ледниках…
Душа, хрустя стаканом с корочкой,
насвистывала о несбыточном
(стаканом вафельным «с иголочки»
и с очертаньем башни пыточной).
Душа, тебя пытали с ложечки:
пока не съешь – да хоть подавишься!
Тебя питали, как положено – дыши!
пока не разонравишся!
8.
...в начале седьмого, когда разносили графины
и гости шептались у окон, дверей и зеркал,
горели огни и настойчивый дух парафина,
смиряя с собою, к смирению сам привыкал...
нет! было иначе - когда-то, когда поневоле,
срывая с лица безупречную маску тоски,
склонялись друзья к исполнителю, как к изголовью,
и струны вздыхали от трепета нервной руки...
потом баритон, или нет, но спокойней и строже
бродил среди стен и развалин сердечных причуд –
казалось, не будет на свете другого, дороже...
а дунул – и нет! Приручал и тебя приручу,
вещал...
Да упомнишь ли? сколькие нам не вещали,
и руку держали, и смело глядели в глаза –
великий кудесник и дева, и цвета печали
актриса, готовая ноги Господни лизать...
Да сколько ж нас было? героев, безумцев, поэтов,
прошедших сквозь залы, каморки, сквозь радужный дым,
делясь второпях опаляющей рот сигаретой
и правом ласкать золотые как пламя лады...
Как пламя и воск, возгораясь, дают обещанье
светить даже если любимым глазам невтерпеж,
сжигать алтари, никогда не тревожить речами.
Вот так и жила золоченая ты молодежь!
Когда бы любой предавался похмелью и страху,
а Ирод плодил только жадных и злых иродят –
тогда для кого вожделенная звонкая плаха?
кому вы нужны и парадный, и смертный наряд?
В начале седьмого, когда собирались в гостиной –
я вспомнил оброненный в темной парадной платок
и преданный взгляд, и виденье грядущих бастилий,
и ветер свободы, и первый стыдливый глоток...
9.
Товарищ, чур! – здесь день синее ночи
и часовые намертво стоят,
клавиатур оттачивая почерк
и голоса выстраивая в ряд.
Здесь глаз прищур надежнее прицела
и свет очей, пронизывая тьму,
встречает по одежке бракоделов,
мастеровых – венчает по уму.
Тебе армяк, барану – смокинг клубный,
душа в кулак, а барин зол и глуп, –
молчали, но сквозь стиснутые зубы
и плакали, не разжимая губ…
Ты говоришь, весна синее лета,
а осень ярче бархатных гвоздик?
Не сделан шаг, и песня не допета –
до той поры и ты не уходи…
останься до конца, до дней последних,
когда разбудит алая заря
сплин мастерских, литургику передних
и корабли поднимут якоря.
10.
Мы здесь стоим на страже и надолго –
кривят улыбки каверзные рты,
дурманя фимиамом кривотолков,
и обходя надежные посты.
Здесь день-деньской звучат стихами стены –
встречай Дантеса, праздничный Марсель!
Кривляются лабазники Каперны
и сматывают удочки отсель.
Ты будешь петь как Лель под образами,
как менестрель с синицею в руке!
Как тот чудак с веселыми глазами,
что говорил на странном языке*…
* * *
___________________________
* [ Л.Н.]