СолОмыч
Первый год моей жизни в Израиле. Мы с сыном снимаем в Хайфе малюсенькую квартирку на карке, на Адаре, где нам предстоит прожить целый год. Хозяйка – скупая и препротивная тетка, приехавшая из Польши, пытается выжать из нас побольше денег. Убеждает, что Адар – прекрасный район. Рядом – рынок, библиотека, клуб… Но пугают варварски гудящие под окном машины и шумливые соседи. Я еще не знаю, что в квартире рядом обитают проститутки, и клиенты, постоянно путающие адрес веселой квартиры, в любое время дня и ночи звонят нам.
Скучно, тоскливо, никого не знаю…
И вдруг стенд с объявлением: выступает пианист, исполняется музыка довоенных лет, цена билета 10 шекелей. В зале рядом со мной сидит приятная женщина, интеллигентная, гораздо старше меня. После концерта вышли вместе, познакомились, договорились гулять по вечерам.
И вот я, моя новая знакомая Альбина и ее приятельница Вера, ровесница и землячка Альбины, идем по пешеходной улице Нордау, беседуем о новых книгах, об искусстве, о своих бывших профессиях. Бурлит любимый горожанами фонтан, изрыгая зевом хрустальные брызги, в кафе излишне громко беседуют посетители, бегают ребятишки, радуясь тихому, теплому вечеру.
- Нина, - спрашивают меня новые подруги, - А чем ты занималась в России?
Пытаюсь рассказать им о своей прежней работе просто и доступно, но они не все понимают, далеки от этого: одна – библиотекарь, другая – педагог. И вдруг…в наш разговор вклинивается пожилой мужчина и вполне толково объясняет основы моей профессии.
- Соломон Львович, - представился он, - Из Казахстана, специалист по самолетам, а также математик.
Мы посмотрели на него и улыбнулись. Внешний вид его жутко комичен, несерьезен, и тем не менее… Наш новый знакомый - небольшого роста, средней комплекции, в клетчатой старенькой рубашке, белесых шортах и выцветшей кепке-бейсболке. Черты лица типично семитские, незапоминающиеся. Разве грустные навыкат глаза привлекали внимание. Ему было тоскливо одному, в этот вечер он шел с нами и говорил, говорил… без умолку. Слушать его было интересно: предлагались рассказы из жизни аэропорта и летчиков. Мне даже показалось, что ему понравилась одна из моих спутниц. Что ж, подумала, пусть знакомится, женщины его возраста, мужей у них нет, а он неглуп, интересный человек, а прибрать и придать товарный вид мужчине каждая женщина сможет по своему вкусу.
Мы проводили до дома обеих женщин, и Соломон Львович любезно довел меня до моего дома.
- Ниночка, - сказал он мне, - Вы мне понравились, я бы хотел встречаться с вами.
- Простите, - ответила я, - Это в мои планы не входит, и потом…вы намного старше меня, а я … в общем, давайте останемся просто знакомыми.
Я попрощалась с ним и пошла домой. Не придала значения этой встрече, мало ли кого встретишь на пути, училась в Ульпане, встречалась с Альбиной и Верой.
Субботним утром люблю поспать, вот и в эту субботу в 8 утра я видела сладкий сон. Меня разбудил звонок в дверь. На пороге стоял улыбающийся Соломон Львович с двумя огромными кастрюлями и пакетом в руках. Вид у него был торжественный и счастливый.
- Вы? – удивилась я, - Как вы узнали номер моей квартиры?
- Проследил, - улыбнулся он, - Впустите же меня!
- Ничего не понимаю, - сказала я, - Что вам надо? И тише: у меня сын спит.
- Пора вставать, уже утро, - добродушно произнес он, - Сын, иди сюда, утро на дворе, птички поют!
Сын, заспанный и недовольный, прямо в трусах прошел в кухню:
- Мама, - сказал он, - кто там пришел?
Увидев старика, поздоровался.
- Меня зовут Соломон Львович, - сказал он сыну, - Я недавно познакомился с твоей мамой. На Нордау, у фонтана.
Сын улыбнулся:
- Соломон Львович, звучит, как СолОмыч, здорово!
- Вот и называйте меня СолОмыч, оригинально. Молодец, - похвалил он сына, - Работает голова. А теперь все за стол! Намечается праздничный обед.
- У вас день рождения? – спрашиваю.
- У меня каждую субботу праздник. Я ночую с пятницы на субботу в ешиве, а это мне дали, - и Соломыч открыл кастрюли. В одной из них аппетитно румянились куриные четверти, в другой – фаршированная рыба, а в пакете – пудинг и куски сладкого пирога.
- Ну, как? – спросил он.
С тех пор Соломыч стал частенько появляться у нас в доме. Каждую субботу с провизией, а в такие дни без нее. Смотрел телевизор, играл с сыном в шахматы, рассказывал о своей жизни. Иногда казалось, что он - наш родственник, настолько старик был привязан к нам.
Соломыч родился на Украине в дружной еврейской семье. Когда говорил о матери, то на его глаза наворачивались слезы, и он, не стесняясь, плакал. Много у него братьев и сестер, он был младшим. Сейчас почти никого в живых уже нет, только две младших сестры: одна в Питере, другая – в Германии с дочерью. Соломыч с детства считался любознательным: читал все, что попадало под руку, а попадало немного: детство выпало военное, в эвакуации приходилось работать в колхозе после школы. Только ночью, при свете керосиновой лампы, удавалось немного почитать, керосин ценился на вес золота. Любил Соломыч и механизмы, разбирал и пытался собрать все, что попадало ему в руки, частенько за это бывал наказан или побит. Отец умер во время войны: тяжелый диабет, впал в кому и не вышел из нее. В жизни Соломыч пробивался сам: окончил математический факультет университета, преподавал математику, вскоре неожиданно пригласили преподавать летчикам, он согласился. Соломыч имел прочные знания во многих областях, талантов ему было не занимать. Рассказчиков таких, как он, немного на свете. Освоил специальность механика по самолетам, способный и трудолюбивый, вскоре получил хорошую должность и заработок.
Зато….в личной жизни ему не повезло. Личная жизнь Соломыча не складывалась с самого начала: уж больно он был сам по себе. Никаким законам и условностям не подчинялся.
С Ривой он познакомился в больнице, там лежал с воспалением легких. Она дежурила на посту, медсестра была строга и неприступна. Этакая нежная Снежная Королева, не улыбнется лишний раз.
- Я возьму эту крепость, - решил Соломыч и начал штурм. Дарил подарки, рассказывал байки из жизни летчиков. Потихоньку в сердце Снежной Королевы треснул лед, и брешь была пробита.
Рива была красива, и поклонников у нее хоть отбавляй, но настырный Соломыч всем дал от ворот поворот и завладел красавицей-медсестрой. Свадьба, хоть и скромная, состоялась. Молодая жена не распознала характер своего избранника, а ведь могла бы им управлять. Ей это не удалось, он для нее был непонятен. Родились две дочки, а Соломыч… Он любил вольную жизнь. Нет, он не был ловеласом, но и семьянина из него не получилось. Он мотался по командировкам, находил для себя доступных женщин, развлекался. Приезжал домой с радужной надеждой стать первоклассным мужем и отцом. Увы, его непостоянная натура не давала ему возможности сделать это, и все шло по-старому. На работе Соломыча считали чудаком, часто подшучивали над ним, порой даже жестоко. Один раз он упал в сугроб головой и еле выбрался оттуда, чуть не задохнулся. Таких случаев у него было немало. Его национальность не стала в жизни препятствием: евреем не обзывали, уважали за познания, звали «ходячей энциклопедией». Перед абсорбцией в Израиль все у него пошло наперекосяк: в семье стал чужим, заболел тяжелым диабетом, с работы уволили: казахи «разлюбили» людей другой нации, тем более, евреев.
В Израиль приехали все вместе: Рива, Соломыч, дочки с семьями и любимая внученька Наташка. Соломыч считал Наташку главным достижением своей жизни. Для нее он не жалел ничего, но девчонка видела отношение к нему взрослых, старика не почитала. Сначала они поселились в Холоне, а потом Рива предложила мужу расстаться. Он разозлился и уехал в Хайфу: здесь проживал его дальний родственник. Но тот его не принял.
Старик снял небольшую комнатку на Адаре и стал жить один. Старика мучил диабет, положили в больницу, отрезали большой палец на ноге. Но….
У Соломыча был необычно мобильный характер, он ничего не боялся и часто начинал жить сначала. Однажды он пришел радостный: в Хайфе для пенсионеров отремонтировали бывший дом арабов и начали заселение. Ему удалось попасть туда в небольшую комнату с общим балконом.
Мы помогли ему переехать. В этот момент ко мне пришла моя знакомая Эся, пожилая, маленькая женщина.
- Кто она? – спросил Соломыч.
- Понравилась?
- Ничего, аккуратненькая.
С тех пор Соломыч и Эся стали приходить вдвоем. Нет, вместе они не жили, встречались. Эся готовила своему приятелю борщи и котлеты, а тот ел с аппетитом и хвалил. Но эта идиллия длилась недолго: Соломыч показал свой взрывной характер, если ему попадала вожжа под хвост, он был невыносим. Этого мы о нем не знали: в нашем доме Соломыч был милейшим человеком.
Эся страдала от характера приятеля, но и расставаться с ним не спешила.
- Почему? – спросила я, - Любите его?
- Скучно одной, все-таки мужчина рядом, есть с кем погулять, не всегда же он такой дурной. Не пьет, не курит. Муж мой пил сильно, обижал меня, и то прожили 20 лет до его смерти.
Соломыч посвежел, поздоровел, в квартирке его была чистота и обед тоже. Вырос животик, округлились впалые щечки. Чем больше он хорошел, тем больше наглел: он уже не стеснялся кричать на Эсю при всех.
- Соломыч, что вы делаете? - сказала я ему, - Вы потеряете Эсю.
- Ну и что? – ответил он, - Нина, неужели ты не понимаешь, что она - безмозглая дура, у нее образование 3 класса, знаешь? О чем с ней говорить, о борще?
- Вы – страшный человек, - ответила я, - посмотрите, как вы похорошели, помолодели…Питаетесь нормально, рядом с вами приятная женщина.
- А интеллекта у нее никакого. Базарная баба. Я ее выгоню.
Я ничего не сказала Эсе, пусть сами разбираются. Старик остался один, ему это тоже не нравилось. Соломыч купил у соседки подержанный диван и гордился им, словно заслуженным орденом, показывал его знакомым. Это была единственная мебель, которую он не подобрал на улице.
Об Эсе забыл. Ездил на танцы, знакомился женщинами. Говорил о них нелицеприятно: Райка – морщинистая, ей все тело надо прогладить утюгом, Фанька – кривоногая, Симка – обжора и толстуха, у рыжей паразитки Ленки – сын полудурок… Тогда мы поняли, что этот человек не такой уж безобидный, каким кажется. Я и так не жаждала общения с ним, но как выгнать человека?
Помог случай. Он пришел и сказал:
- Мне дают в Кирьяте хостель, там есть даже мебель. Возьми пока мой диван, пусть у тебя постоит, я потом увезу.
В маленькой квартире места было мало, но я согласилась: не выбрасывать же его гордость, заберет через пару месяцев, сказал. Я обрадовалась, что не увижусь с ним долго.
Прошел месяц. Я шла от врача по улице Нордау и увидела Соломыча, сидящего на скамейке с мужчинами. Он окликнул меня. Я подошла, спросила, как он живет?
В ответ услышала:
- Нинка, отдай мой диван или 200 шекелей. Считаешь, что я тебе его подарил?
- Мне он не нужен, забери.
- Пошла ты на…., - мужики засмеялись. Этого я не ожидала, опешила. Шла по улице под веселый смех его приятелей.
Рассказала сыну, он возмутился и сказал:
- А мы о нем заботились, как о родном дедушке. Вот что значит не разбираться в людях, мама. Давай выставим диван на помойку.
- Нет, а вдруг он придет, а дивана нет? Закатит скандал, не обрадуешься. Пусть стоит.
Прожив год в Хайфе, мы переехали в город в центре страны. Думали, что делать с диваном? Решили взять с собой, вдруг объявится хозяин.
Диван стоит на балконе, иногда мы спим на нем, иногда складываем на него ненужные вещи. Прошло восемь лет. Не знаю, жив ли Соломыч, он и тогда был стар и болен, да и, честно говоря, не интересно мне это. Не знаю, где теперь Эся, Альбина, Вера….потеряла их след, к сожалению, в Израиле нет ничего постоянного, стабильного. Не знаю, хорошо это или плохо. Только, глядя на старый обветшалый диван, вспоминаю первый год жизни в Хайфе и в стране, знакомых, и такого неоднозначного, странного старика Соломыча. И понимаю: я на него не сержусь, всякие люди бывают. Просто он был в моей жизни когда-то. Так судьбе было угодно.