Женщина лежала на постели одна укрытая простыней. За окном разгорался ясный летний день - солнце заливало комнату все больше и больше. Она смотрела телевизор, в котором был выключен звук, и наблюдала за сменами кадров на экране. Раздался звонок телефона. Переносная телефонная трубка, принесенная из соседней комнаты, в которой отсыпался ее муж, жалобно зазвенела - кончалась подзарядка аккумулятора. Но она была не из тех, кто бросается сразу за трубкой при первом раздавшемся телефонном звонке. Телефон звонил, а она продолжала смотреть на безмолвный мерцающий экран телевизора.
Сев на край широкой кровати, она после шестого или седьмого сигнала подняла телефонную трубку.
- Алло, - сказала она.
Послышался женский голос:
- Маргарита? Это ты?
Особа чуть отвела трубку от уха:
- Да, Лиза. Здравствуй, как дела?
- Безумно за тебя волнуемся. Почему не отвечаешь на звонки? Как ты, Маргарита?
- Я стараюсь поменьше общаться, мой тут вошел в раж - который день приходит на рогах…
- Ну, как ты с ним справляешься?
Маргарита еще немного отодвинула трубку от уха:
- Чудесно справляюсь. Я его просто не трогаю, понимаешь? Меня больше жара мучает, она такая ужасающая. Такой жары давно не было. Вчера видела дождевые облака на горизонте. Может скоро пойдет дождь?
Послышался напряженный женский голос:
- Ты не боишься? Смотри, уйдет! Он у тебя такой, ни одной юбки не пропустит.
- Не смеши! Кто из нормальных с ним пойдет, когда пьяный? Он когда пьяный такой мерзкий. Убила бы.
-Неужели ты не боишься? Тогда брось его! У тебя же все есть и его ты в фирму устроила, а он, неблагодарный.
- Да, все чудесно. Перестань спрашивать одно и то же...
- Нет, зачем он тебе? Он тебя обижает. А ты ничего не делаешь! Как же так, он должен страдать. Давай сегодня с нами - мы с компанией в ресторан идем. Познакомишься - у нас такой кандидат есть…
- Хорошо! - сказала Маргарита, - только, зачем одно никакое на такое же менять? Нет уж, увольте. Все они одинаковы. А ты бы лучше со своими проблемами разобралась, а то меня поучаешь. Наконец, замуж выйди, а то порхаешь из квартиры в квартиру, скоро свой адрес забудешь.
- Ничего тут нет смешного, Маргарита. Абсолютно ничего смешного. Это ужасно. Я, может, еще своего не встретила, но как посмотрю, как ты мучаешься, все желание надолго оставаться улетучивается. Нет, это просто очень грустно. Когда подумаешь, как мы...
- Послушай, Лиза, никуда он не денется, у меня с родителями так было. Папа мой пил-пил, а потом, как заколдованный возле матери крутился до самого конца и все повторял, мол, какой я дурак, что обижал любимую женщину. И этот никуда не денется. Он слабый, и не захочет под забором помирать, остановится, вот увидишь. Он без меня никто, он понимает, что я наперед знаю, что ему надо. Вот он только подходит, а я уже знаю, что ему надо и, самое главное, он это понимает, что я знаю, что ему надо.
-Ну, ты даешь! Ты всегда среди нас была как колдунья или ведьма какая, любого зачаровать могла.
-О чем ты, какое колдовство? Просто, я ему нужна и никуда он не денется - мужики такие прогнозируемые, даже скучно! Да и одной оставаться не хочется – пусть в старости хоть кто-нибудь стакан воды подаст. Только я не желаю своему до конца пружину сжать - кончится тем, что дам ему пинком под зад.
В соседней комнате послышался грохот - видимо упал стул.
Маргарита торопливо сказала в трубку:
-Он, кажется, поднялся! Потом поговорим, - положила трубку и выглянула в коридор.
- Который день приходит на рогах…- услышал Петренко голос жены, потом слова стали плохо различимы.
Сквозь стену слышались отголоски разговора - супруга общалась по телефону с подругой.
Полежал немного, слушая неясные голоса из соседней комнаты, потом поднялся с постели и опрокинул стул - тут же донеслось:
- Он, кажется, поднялся!
Вышел в прихожую – супруга выглянула из комнаты, тут же захлопнула дверь и наступила тишина, которая хуже любого шума или грома.
Иван Николаевич взял ключи от гаража, которые брал в то утро как ненавистную тяжелую гирю, которую заставляли поднимать помимо его воли. Но за автомашиной не пошел, передумал и сразу поехал в офис, в котором пахло стиральными порошками - их фирма их реализовывала. Еле досидел до обеденного перерыва и решил куда-нибудь пойти - он чувствовал себя очень плохо после похода в пивной бар вместе с товарищами. Раздражало все - и сотрудники и начальство. Первые насмехались, и их смеющиеся лица казались ему как в кривом зеркале оскаленными мордами хищных животных, другие с видом классных руководителей делали замечания, но Иван Николаевич шептал: «сами, дураки, такие».
Он стоял неподалеку от троллейбусной остановки возле огромного платана, смотрел себе под ноги, и все пытался сглотнуть слюну, которой не было.
Муравьи стройными рядами затаскивали в свои отверстия в земле всякие кусочки пищи. У них получалось так, будто ими командовал невидимый колдун, и все происходило как по мановению волшебной палочки. Казалось, насекомые были ее рабы.
-Эй!- окликнул его тогда незнакомый голос.
Иван Николаевич обернулся и увидел молодую рыжеволосую женщину в синем платье, которая подняла брови вверх, вытянула свои пухлые губы на бледном лице, будто собиралась дунуть на свечу и произнесла:
- Ух, ты! Ошиблась! - тут же громко засмеялась, при этом замерла, чуть склонив голову вбок с застывшим взглядом и полураскрытым ртом, потом чуть высунула кончик своего лилового языка.
Петренко ощутил, как по спине стадо «мурашек», как древнее войско, тронулось в путь. Но это «стадо» двинулось медленно и поэтому казалось, что будет занимать пространство, пока не заполнит всю поверхность спины.
Он тряхнул головой и почему-то тогда подумал, что эта женщина, наверное, ждет от жизни только удовольствия и ради этого она пойдет на все. Он ощутил раздражение -почему? Опять нужно отказываться! А если ему не хочется избегать соблазнов? Все его сегодня только ругают!
Сразу успокоился, зачем-то посмотрел по сторонам. Но ничего он не увидел, а только поводил головой из стороны в сторону.
Тут он решил, почему бы ему не пообещать этой незнакомке неизвестно чего?
Он стал убеждать эту, как оказалось, Катю, всматриваться внимательнее в возникшую ситуацию.
Конечно, говорил он, соблазнение получается только тогда, когда объект, на который все это направлено, сам хочет быть вовлеченным.
Боже! Что он только тогда не говорил?
-Ты увидишь! Я приглашаю тебя совершить путешествие в новый мир, в котором мы сможем отыскать то, чего нам не хватает - говорил он и пытался сделать глоток, но слюны во рту не было.
- Это куда? - переспросила рыжая и стала жмуриться как кошка.
- Как только ты это осознаешь, с твоим сознанием и с твоей энергетикой что-то произойдет. У тебя откроются глаза, мир засияет, и вдобавок ты испытаешь прилив положительной энергии - совсем как в детстве, во сне, в полете или в сказке. И вопросы исчезнут, останется только одно желание - любить.
- Ух, ты!- сказала она и побледнела.
Тогда он понял, какого цвета была ее помада - темно-фиолетовая и еще от огромных витрин магазина «Золотой ключик» отражались яркие оранжевые солнечные лучи и слепили.
Петренко стоял с ней у витрины магазина «Золотой ключик» в самом центре Севастополя и смотрел на голубое небо и яркую листву. Повернул голову в сторону Большой Морской и увидел, далеко на горизонте насыщенные синим дождевые облака.
-Хочешь? Я покажу тебе «Ламборджини»? Она у меня в гараже стоит.
-Ух, ты!- сказала она.
В тот же момент он повез ее на такси в гараж, распахнул ворота и стал суетиться в салоне своей «восьмерки».
Она отказалась, мол, это не то место. Я здесь не буду.
-А где ты хочешь? - спросил он, внутреннее признавая, что она, видимо, знает себе цену, раз не хочет в гараже.
-Предложи, - не меняя выражения лица, произнесла она.
-Давай у тебя дома?
Она покачала головой, вроде как представила перед собой убранство своей квартиры и сказала очень четко:
-Нет! У меня нельзя. У меня дочка.
Петренко сразу вспомнил о Вадике, который сторожил машины ночью на стихийно образовавшейся автостоянке, что возле улицы Лебедя.
Вадик - взрослый мужчина примерно пятидесяти лет появился несколько лет назад, никто не знал, откуда. И появился уже спившимся. Вся его жизнь состояла из двух этапов - с вечера собрать деньги за оставленные автомашины и пить на них всю ночь, до утра. Утром уползти домой и спать до вечера, потом возвратиться на стоянку.
Иван Николаевич видел каждый вечер, как Вадик пил и охранял. Засыпал за столом в баре на открытом воздухе. Потом просыпался и бродил в темноте среди автомашин.
Несколько дней назад, Петренко оставил машину на стоянке - лень было гнать в гараж. Утром Вадик попытался с пьяной лаской подлезть к Ивану Николаевичу в полностью невменяемом состоянии. Видимо, хотел показать, что он на посту и как он четко исполняет свои обязанности. Но тот ударил Вадика по лицу - влепил пощечину и тут же почувствовал, что ему за этот поступок стыдно. И дело не в том, что он был на полтора десятка лет старше, а в том, что ударил, в общем-то, больного беззащитного человека. И это чувство вины заставляло искать способ заглаживания неприятной ситуации, вроде как в оправдание или плату.
В тот день Петренко попросил у Вадика ключи от квартиры и сунул ему тридцать гривен.
-Нормально!- неестественно хихикая из-за бившей его дрожжи, ответил тот.
Вошел в его покои - оказался в «бомжатнике»: старая разваливающаяся мебель, и потрескавшиеся посеревшие обои, грязные полы. Везде дух упадка и запустения. Но это Катю уже не смутило.
Она медленно раздевалась и смотрела себе под ноги. Все молча. Она не поднимала головы. Потом, прижав руки к груди, мелкими шагами быстро подошла к постели и спокойно легла и укрылась грязным одеялом. Она была красивая, и его это обстоятельство словно убило - слишком красивая. И то, ради чего он все затеял стало казаться невыполнимым, его желание стало исчезать, рваться на части страхом маленького человека, который оказался рядом с совершенством и осознавал, что недостоин его. И все потому, что партнерша ему казалась просто идеалом рядом с которым ему находиться никак нельзя.
А рядом была она! Ее тело даже не блестело. А зазывно мерцало и звало. Он взглянул на нее и опять осознал - какая она все - таки красивая, хоть отправляйся на тот свет, а она такая недосягаемая так и останется такой. Полный провал, фиаско. Время остановилось и возникло состояние постоянного падения или полета притом непонятно куда - то ли вниз, то ли назад, то ли в сторону. Только не вверх!
«Наверное, она ведьма? Точно! Ведьма она и есть ведьма!»- решил он.
Потом она взяла в свою горячую руку и мягко сжала. Тут же отпустила, оставив при этом лежать на раскрытой ладони, словно на показ. И по велению волшебницы мир пришел в движение - проявились признаки жизни, собирались составные элементы, как восстающий раб всем известной скульптуре Микеланджело.
Стало нестерпимо жарко и влажно, а ее глаза не насмехались над ним, а улыбались как бы говоря, ну, видишь, все нормально, чучело, все будет нормально, не дергайся. Все ведь нормально. Разве не так? Словно лавина снесла подпорки, и все накопившееся хлынуло вниз, сметая все на своем пути.
Тогда он обнял ее плечи, в ответ она легла на спину. Он стал снимать с нее остатки одежды. Бросил трусики и бюстгальтер на грязный пол.
Когда все началось, она приглушенно охнула. И далее никаких проблем, даже мысли не было, что могут появиться какие-либо проблемы.
И тут же Катя высвободилась и, повернувшись к стене, замерла, обездвижила, будто приняла запредельную дозу снотворного, стала как колода. Ее зрачки уставились в то место, где шторы соединялись с потолком и оставались недвижимы, как у собаки в ожидании команды.
-Тебе, что? Так плохо? - спросила она.
-Все нормально,- натужно прошептал Петренко и осознал, что ему еще плохо - голова была тяжелая, и он двигался как робот.
Одеяло сползло на пол. От разгоряченного тела женщины исходил какой-то незнакомый запах. Он стал вспоминать, что ему напоминает этот резкий запах? Что-то в нем было резкое от удушливого запаха мочи, или даже гниющего кошачьего тельца, которое он присыпал в далеком детстве землей, неподалеку от дома, потом понял, что так пахнет пот, смешанный с не смытой вовремя косметикой. Захотелось, чтобы все закончилось быстрее.
Тогда он решил сменить положение.
- Ты же сам говорил, что тебе этого не надо, - прошептала она.
Он испугался - решив, что пока он будет устраиваться и обращать внимание на ее шепот все пропадет безвозвратно. В висках он ощущал частое и напряженное пульсирование. Дыхание сбилось, и он почувствовал небольшой приступ удушья, отчего еще сильнее ощутил жар во всем теле.
Он отвалился на спину и охваченный навалившимся приближением ожидания завершения всего этого стал смотреть на скользящие по потолку узоры, которые - то появлялись, то пропадали. Но вместо чувства удовлетворения на него навалилась злоба. Он ясно ощутил - его заполняло желание ударить партнершу. Как вода из открытого и забытого нерадивой хозяйкой крана, наполняла литровую стеклянную банку - так его поглощало это навалившееся неестественное желание. Тогда он приподнялся опершись на локоть над ней и посмотрел на неподвижное тело, на ее голову, которую она так к нему и не повернула, ее рыжие разметанные волосы, на белую шею и складки на животе.
Она повернула голову к нему, и он увидел ее фиолетовые губы. Он лег на спину. Тут перед ним возникла картина, ему привиделось, что он коротким движением своей руки нанес удар Кате точно по носу, который раздувался ноздрями внизу его живота, и по лицу обильно потекла кровь. Но в реальность его вернула как пронесшаяся вспышка, захлестывающая истома, внезапно охватившая его тело, будто вся кровь из разбитого носа излилась ей на лицо. Ему стало страшно.
Петренко стал слушать, как она шла в ванную. Открыла журчащую воду и стала громко сплевывать и сморкаться.
Петренко с отвращением смотрел на грязный пол и засаленные обои.
-Пойдем, поедим где-нибудь!- крикнул он.
- Я не голодна, - ответила Катя.
«Откуда она взялась?» - озабочено подумал Петренко, двинувшись от остановки троллейбуса на проспекте Острякова к своему дому, который расположился неподалеку. Обернулся, чтобы увидеть свою новую знакомую. Но женщины уже не было видно.
« Откуда взялась эта чертова Катя? Лучше б я не встречал ее! Такая красивая, а столько мороки в простом, в общем-то, деле!» - с тревогой и сомнениями думал Иван Николаевич и ощутил беспокойство.
Он поднял голову и внимательно посмотрел на застывших в ожидании троллейбуса людей, но знакомое лицо не обнаружил.
Прощаясь, он очень удивился изменениям в ее внешности, хотя все это действо заняло немного времени. Он увидел обычную уставшую женщину тридцати лет, словно вернувшуюся с субботника и не имеющую желания сделать свой обычный макияж. Куда делась холеная, казалось избалованная вниманием молодая женщина?
И, самое главное, у нее после секса появился отрешенный взгляд, как у загнанного, но еще не сломленного животного.
Последнее его напугало, во всяком случае, насторожило, точно! Он понял про ее возможности, когда ей что-нибудь будет нужно, она сможет превращаться в сумасшедшее существо и таким будет пока не получит свое.
Он вернулся к автостоянке, на которой бродил, словно оглушенный, Вадик и пригласил его выпить.
Когда они выпили по сто граммов и Петренко немного успокоился, Вадик спросил:
-Ну как баба? Понравилось с ней?
Иван Николаевич неопределенно пожал плечами, мол, не пойму и сумничал:
-Мне все равно: страдать иль наслаждаться!
- Все они одинаковые!- отрезал Вадик, потом продолжил через минуту,- хочешь, я тебе скажу, она потаскуха или нет?
-Это как? - не понял Петренко.
- Ну, во-первых, потаскуха потому что сразу пошла, а еще, по словам, которые она говорила. Ну вот, например, говорила она « тебе что - так плохо?» или не говорила?
-Говорила.
-Значит, потаскуха! А говорила, мол, ты же сам говорил, что тебе это не надо!
- Говорила.
- Значит, точно она! А говорила, мол, «я не голодна»?
-Говорила.
-Ну вот! Не достаточно? Могу еще сказать про ее помаду!
- Что ты скажешь?
-Так она фиолетовая!
- Ну и что?
- Это же символ!
- Какой символ?
- Боли и страдания! Берегись ее! К тому же - она рыжая, а они все шельмы!
- А ты кто раньше был?- спросил Иван Николаевич.
- Я врач-реаниматолог.
Петренко широко раскрыл глаза.
-А здесь чего оказался?
Вадик выпрямился и попросил:
-Возьми еще водки.
- И все-таки? – и махнул рукой бармену, чтобы прислал официантку.
- Из-за бабы! Мать их так! Жена поймала с любовницей и ушла, а потом и любовница испарилась, сука! Кстати, тоже рыжая. Чтоб они провалились! Так и у тебя будет - свяжешься плотно с этой и окажешься рано или поздно на моем месте. Может тебе повезет! Пропадет наваждение, вроде как его и не было. Ты посмотришь ей вслед неожиданно ставшими зрячими глазами и увидишь дребезжащую при ходьбе развалистую задницу, мощные ноги, вывороченные колени, вдавления целлюлита и грубую мужскую походку. А не стремительность движений и полную утонченность, какую ты видел раньше. И, самое главное, ты почувствуешь к ней отвращение. Настоящее отвращение, не благодаря доводам, а как рефлекс, вызванный неприятным запахом. Ты прошепчешь: «Слава Богу! Слава Богу!» Ты поймешь, что все они одинаковые как жена. Только хуже. Осознаешь. Что ты не то делаешь. Но этого мало. И взяв в руки мобильный телефон - сотрешь ее номер из памяти. Еще раз посмотришь ей вслед и возрадуешься. И этого мало. Тебе должно повезти еще раз: беда как и удача не ходят в одиночку – главное, чтобы жена твоя не устала ждать. Не устала ждать! Понимаешь? Чтобы ей не надоело! Побежишь обратно, но одна мысль тут же пригвоздит тебя – не поздно ли? И это тебя так будет мучить… Так мучить… Как когда перед собой ощутишь бездну… Это что-то…Это надо пережить… Или поверить на слово? Ты мне веришь?
- Я брошу ее, когда захочу!- храбрился напряженный Петренко и все проводил ладонью по своим щекам.
- Нет, - сморщился Вадик, - она от тебя отстанет только, когда не дашь ей денег. Вот просто один раз откажи и она исчезнет! Как ветром пыль с дороги! Поверь! А вот отцепишься ли от нее ты – это вопрос! Они, гадины, на этом нас и держат!
- Каких денег?- возмутился Иван Николаевич, - и я сам ничего!
Вадик сморщился, как будто съел целый лимон:
-О чем ты, глупый? - сказал он и опустил голову, потом поднял глаза и сменил тему. Стало спокойнее.
Он стал говорить, что ему никто не верил, что работал в больнице и вел прием в поликлинике. Говорил, что всегда был выбрит и с блестящим портфельчиком в руках и непременно в ярком галстуке.
- Но бабы - это абсолютное зло!- опять вернулся в тему Вадик и начал рассказывать, что раньше не ложился в постель с красавицей только потому, что ее бретелька от лифчика была не свежая.
-Заметьте, не грязная, - подчеркивал он, - а только несвежая.
Петренко вспомнил грязное одеяло в его квартире и его передернуло – и от воспоминаний и неприятного для него разговора.
Вадик быстро выпил и опять попросил водки. Когда ее принесли, то взял слегка вздрагивающей рукой рюмку и выцедил напиток, при этом утирая возле рта ладонью.
Поставил рюмку и стал облизывать губы. Иван Николаевич вытащил палочку для чистки зубов из набора, что покоился на столе, подцепил и подал дольку лимона. Понимал, что уже никуда не хочет уходить от этого спившегося доктора.
- Закуси!
Тот подвел ладонь снизу и только тогда сомкнул пальцы и зафиксировал лимон.
Бросил его в рот и, вдруг, заговорил о запахе.
-Почему выпив водки, занюхивают корочкой хлеба? При том, нюхать нужно именно сухой хлеб. От него запах очень терпкий. Самый старый нерв - обонятельный, а потом все остальные - глазной, тройничный, лицевой, вагус и так далее. Но чем раньше образовался нерв в нашей человеческой истории, а об этом свидетельствует присвоенный порядковый номер, тем он сильнее подавляет раздражение других, позже образовавшихся, подъязычного, например, он стоит за номером двенадцать.
Иван Николаевич помолчал, а потом, вдруг, ощутив необъяснимый прилив теплых чувств к своему собеседнику, вроде как тот ему открыл что-то тайное и сокровенное. И пригласил Вадика на обед со своей новой знакомой и ее подругой - он был уверен, что она ее обязательно приведет.
-Знаешь, я тут с товарищем говорил сегодня, он меня в ресторан приглашал, - ответил доктор, - говорит, есть у тебя баба? Я говорю, есть. А он мне в ответ, а сколько ей лет? Я говорю ну, тридцать. А он, мол, тю, тридцать и у меня есть, вот молодые - это тема.
- Вот видишь, какие у тебя друзья! Им молодых подавай - это тело, эти глаза!
- Какие друзья? Это им конец, а не нам. Я мог бы ему сказать, сколько взрослых женщин настолько классных, что молодым и не снилось, но раз тот так сказал, значит, он слушать уже ничего не хочет.
- Вот видишь, всем нужны молодые!
- Ты поверхностно смотришь! Настоящему мужику должно быть все равно какая, понимаешь. Хоть молодая, хоть старая, хоть красавица, хоть уродина, хоть толстая, хоть худая - он все равно останется с ней наедине и найдет привлекательные черты, а если сразу ставит планку на молодых – значит, ему уже никто не нужен. Потом я знаю, что начнется - начнется нытье. Что у нее все не так! И где ты их взял? Да пошли они подальше и т.п. Как один мой знакомый: ему выкатили молодых девок, а он начал плакать, что они не мыты. Да какая разница, у тебя же целый номер в гостинице, мой их сколько хочешь. Но мыть-то ему не надо, ему надо с темы съехать! А с другой стороны, если девка хорошая какая разница мытая она или не мытая?
- А ты-то сам, кого бы выбрал?
- Я тебе больше скажу - сейчас разговор я могу поддержать, - и насупился.
Обед с доктором Вадиком, на который пригласили Катю с подругой, не получился.
Помешал неприятный запах на обводной дороге - пока ехали к дому Кати, то их накрыло как при газовой атаке, и все желания исчезли, кроме одного - выбраться из этого смрадного облака. Все это произошло на трассе из района Камышей сразу после поворота на Казачку. Рядом садово-виноградные частные хозяйства или по - простому участки, на которых люди выращивают фрукты и виноград.
В Севастополе строительный бум, застраивается коттеджами и высотками любая площадь, но этот садово-товарищеский кооператив все обходили стороной. Зеленеют деревья, виднеются крыши маленьких домиков - все, как в недалеком прошлом. Но крупных строений нет. Причина замершей жизни проста, стоит в машине открыть окно или вовремя его не закрыть - запах от очистных сооружений, этих коллекторов, которых и не видно, но очень чувствуется их присутствие, подавляет все. Поэтому этот район машины проходят на запредельной скорости и даже ГАИшники здесь не пасутся - уж больно запах силен. Отбивает все желания.
В кооперативе есть названия улиц. Одну надпись даже возможно прочитать, не выходя из машины - улица Ароматная.
Они стояли возле старого, обшарпанного серого двухэтажного дома, в котором жила Катя и резко выдыхали через ноздри воздух и сплевывали себе под ноги. Летний ветерок еле шевелил седые, жиденькие волосы на голове Вадика. Уже ничего не хотелось, но уйти они не могли, как в школе перед первомайской демонстрацией - и идти не хочется, но перед трибунами появиться надо!
- Наверное, подруга уродина? - вяло поинтересовался он.
- Нет, должна быть хорошенькая, со слов Кати. А разве тебе не все равно? - вытянул вперед губы, как в чем-то сомневаясь, и продолжил:
- Я им наплел, что ты стихи хорошо читаешь - поэт! Они и повелись, теперь тобой заинтересовалась, говорят, хотят послушать, как ты стихи читаешь!
Вадик удивленно раскрыл глаза.
- Стихи?
- Мне даже завидно! Тебя по стихам разыскивают! Надо же!
- А ты ее видел?
-Нет, ни разу. Катя сказала, что подруга хорошенькая. Да тебе что не все равно?
- А тебе какая разница? Может этот тот самый случай?
Вадик потоптался на месте, как человек, которому не хочется отвечать правду на вопросы.
-Надо! - напряженно продолжил он,- я за обед плачу, ты главное, чтобы подруга была. Может это - то самое?
Петренко подтянул свои спадающие брюки.
-А откуда у тебя деньги?
- Я на стоянке за ночь по полтиннику американских зеленых собираю! Жить можно!
-А куда их повезем?
- Ты не торопись, они начнут из себя строить, мы ж не молодые, поэтому цену набивать станут. А потом посмотрим! Не торопись!
- А что я жене скажу?
- Придумай что-нибудь! - уже просительным тоном ответил Вадик, - понимаешь, надо! С машиной не подведи! Не сломается?
- О чем ты?
Вадик быстро подошел к «восьмерке» и сел на место рядом с водителем. Он сидел и смотрел себе под ноги, высматривая что-то на коврике, когда дверь открылась, и голоса наполнили салон.
-Приветики!- сказала Катя, выпустила Вадика и стала опускать спинку сидения, чтобы влезть на места сзади. Следом за ней втиснулась молодая упитанная женщина, села рядом с ней и сказала:
-Здрасьте!
Потом Катя отпустила спинку сидения.
- Ну что? Поедем?- спросил Иван Николаевич.
- Поедем! – сказал Вадик, усевшись на свое место.
Выехали из нагромождения высоток на залитый солнцем проспект и повернули в сторону блестящего на солнце моря. Деревья только слабо шевелили листочками на ветру и казались беззащитными. Асфальт был чистым и сверкал на солнце.
Возле поворота на Алсу, в котором, когда-то располагалось ЗКП командующего на случай ядерной войны, они решили расположиться на открытом воздухе недавно открытого ресторана «Дубовая Роща».
Столы были расставлены среди молодых дубов. Было тихо и свежо. Солнце еще не выглянуло из-за возвышающейся через дорогу горы, но верхушки деревьев были ярко освещены. Подмигивал установленный на груде камней телевизор.
Петренко остановился на террасе и спросил у своих попутчиков, показывая на столики среди деревьев:
- Ну! Где присядем?
Мужчина неопределенно пожал плечами, а две женщины быстро переглянулись между собой и, не сговариваясь, показали на столик, застеленный белым в глубине рощи.
Катя в спортивных брюках и того же серого цвета кофте быстро прошла к столу и, не оглядываясь, села спиной к входу. Маша, полненькая, в длинном легком белом платье, семеня, обошла стол и уселась, тяжело отдуваясь, напротив подруги.
Вадик расстегнул рубаху и сел напротив Ивана Николаевича.
-Ну, что будем заказывать? – спросил он, как бы обращаясь ко всем сразу.
Официантка была очень молода, почти ребенок, только ярко накрашенная и вид у нее был утомленный.
- Меню, пожалуйста!- сказала официантка и, не меняя выражения лица, стала раскладывать перед каждым посетителем коричневые папки.
Звуки из телевизора стали хорошо слышны. Мордастый Потап и привлекательная Настя Каменских песней как бы докладывали на судебном заседании по поводу развода, чью-то историю.
Если можешь то прости меня, а можешь забудь.
Наши чувства не спасти, их уже не вернуть!
Если можешь то забудь меня, а можешь прости.
Наши чувства не вернуть, так лучше их отпусти!
Они рассказывали в своем стиле под музыку сюжет. Иван Николаевич подумал, что сюжет у каждого свой, хранится как соль в трухлявом мешочке на самой верхней полке годами не посещаемого чулана только тронь, тут же на голову посыплется.
Экран поблескивал, Потап и Настя пели.
Без твоей любви птицы не поют,
клубы не танцуют, пацаны не пьют.
Море не бушует, реки не текут.
Смотри, все остановилось без любви!
- Если мне мужчина не предоставит комфорта, я просто, поднимусь и уйду. Не останусь ни на секунду. Поэтому, пусть знает, что мне нужно, - прервала прослушивание Катя.
-А ему как?
-Что ему со мной плохо? Если начнет давить, в любом аспекте, я сразу уйду в себя и прекращу общение, пусть уходит.
- А он тебе нужен. Именно он, или правильнее сказать, именно этот?
- Ну, пусть появится. Пока проблем нет.
-Это как в драке - работать вторым номером! Ничего не делать и ждать движения или удара противника, и только потом отвечать. Главное, дождаться удара от противника. Ты тоже ждешь?
- В общем, да.
- Что, для тебя все мужики – противники?
-Так получается!
- Это все китайско-индийско-японские штучки. Всякий там дзэн или дао. Ты увлекаешься?
-Да, я в магазин вхожу, и все такое по психологии и восточным религиям скупаю.
- И что, все читаешь?
-Все! У меня дома столько книг!
Стало скучно разговаривать.
Напротив, за столом, под распускающимися дубками сидела молодая, красивая женщина и к ней не тянуло. Хотя ее вид должен был взывать.
Пухленькая Маша подала голос, обращаясь к Вадику:
-Вы стихи обещали прочитать!
Тот засуетился, пригладил волосы на голове и сказал:
-Давайте о друзьях, у нас здесь дружная компания, поэтому из Геннадия Шпаликова:
Эх, утону я в Западной Двине
Или погибну как-нибудь иначе…
Женщины переглянулись.
Вадик продолжал:
Они меня на кладбище снесут
Простят долги и старые обиды…
Женщины насупились и лица их стали напряженными.
Я отменяю траурный салют
Не нужно мне гражданской панихиды…
Катя подала голос:
- Вы что? Издеваетесь? Мы зачем сюда приехали? Чтобы вы нас похоронили!
И тут же заплакала и стала утирать глаза уголком платка.
- Ну, вас к черту!- шептала она.
В очередной раз все началось как обычно на ровном месте. Договорились встретиться. Иван Николаевич позвонил накануне в пятницу. Катя в ответ:
-Мы водку пьем, на работе!
Наутро в 10,30 Петренко позвонил, но в ответ в аппарате шум. Потом какие - то голоса. Значит, аппарат был включен. Потом вскрик: «Ох, он включен!». Громкая музыка, затем крик: « выключи музыку». И телефон отключили. Он набрал вновь. На том конце включились.
-Алло?
-Ты где?
-Я в топике.
И тихо- тихо, как в пустой комнате.
- В каком топике? Что за музыка?
-Ты что не знаешь, что в топике музыка?
- Так, ладно, потом созвонимся.
В Воскресенье не звонил. В понедельник вечером, набрал номер. Давай Катя, мол, домой отвезу. В ответ, мне еще рано я освобождаюсь в шесть.
Он покатался до шести часов вечера. Ровно в шесть позвонил.
- А мы сидим в баре и пьем пиво.
- А домой тебя везти?
-Нет, не надо меня никуда вести.
Петренко обиделся и терпел до вторника. Позвонил во вторник с утра. Сказал ей, мол, на работу подвезти?
-Подвези.
В машине Иван Николаевич помолчал, сколько смог терпеть, потом спросил:
-Кофе хочешь?
-Хочу.
Сели в баре возле Артбухты.
-Коньяка хочешь?
-Хочу.
Далее:
- Что у тебя с настроением
-Ты мне его испортил!
-Это как?
- Я знаю, что ты в 11 позвонишь, еду помидоры забрать и успеть к 11 часам. Еду в топике, а водитель Сережа, мой сосед. Тут ты звонишь, я ему говорю, сделай музыку потише. Тут ты начинаешь. Сережа говорит, что, ревнует? Значит, любит. Говорю, любит ли?
-Какое у тебя алиби прекрасное!
-Какое алиби, как дура с этими помидорами все выходные.
-А почему сказала, что пиво пьете?
-А ты что, не понял? Я же сказала где я, мог бы и приехать!
- Ты же не сказала, мол, приезжай!
-Что, догадаться трудно? И я не могла с тобой спокойно разговаривать. Я на тебя за воскресенье обиделась.
-Ну, у тебя и алиби! А сегодня что?
- А сегодня как вести себя будешь!
Петренко начал высказать себе после очередного ее сумасбродства: «Катя, ты идиотка, просто сумасшедшая идиотка (если такие бывают). Ты мне была нужна только для самоутверждения, что я есть и что я могу что-то делать. Сделать, располагая только тем, что имею. А не по принуждению или давая деньги. А теперь прощай». А в другой раз он говорил себе уже иное: « раз у меня так тяжко происходит, я должен уступить место следующему. Пусть этот другой попробует, может у него, что и получится».
Только вскоре она в очередной неудачный для него случай, вдруг, подняв голову, сказала: « Знаешь, не у одного тебя со мной не получается!»
Пьяный Вадик вещал, сидя за столом в баре возле стоянки автомашин: « Когда закончится таяние ледников, и всеобщее потепление состоится и под воду уйдет вся западная Сибирь, Англия, Голландия и т.п. И температура земли станет 70 градусов. Люди уйдут под землю, но и там долго не проживут, а наступит царство рептилий и тараканов».
Говорил, его школьная учительница рассказывала, что Гольфстрим создает всю погоду. Если столько льда растает и остудит воду, то понижение температуры Гольфстрима приведет к похолоданию. И вся Англия будет скована вечной мерзлотой и аварии на атомных станциях уничтожат много людей, но главное - лед втянет как губка в себя воду и заморозит ее, и уровень океана понизится. Белые медведи не вымрут от голода, им будет хорошо, т.к. чтобы поймать тюленя, нужна только полынья.
Утром он проснулся, и долго лежал с пустой головой, не понимая, что с ним происходит? Сколько можно с женой жить в разных комнатах? Когда будет конец этому безумству? Почему-то вспомнились слова супруги во время последней размолвки: «А что, я плохая жена?» И ему крыть было нечем. Она прекрасная жена. А он очень плохой муж.
Жена была в соседней комнате и, казалось, не подавала признаков жизни. Но Петренко знал - она там. Все видит и слышит. Стало тоскливо и одиноко. Хотелось помириться и жить как раньше, спокойно.
Потом медленно, как вода, наполняющая кружку из текущего ночью не полностью закрытого крана, осознавал, кто он и что вчера было. Далее, стоя перед зеркалом в ванной и водя зубной щеткой, видел только ее лицо. Все это становилось каким-то не нормальным, как развивающаяся психическая болезнь.
Когда они снова встречались, то сначала все шло по старой схеме - Катя молча сидела и смотрела в окно автомобиля. Нехотя отвечала на дежурные вопросы и, казалось, чего-то ждала. Потом делала, что всегда делали. А когда подходило время для чашки кофе или чая, то молча, косилась в сторону, и ждала, когда ей предложат выпить чего-нибудь крепкого. Не дождавшись предложения, начинала просить и всегда просила коньяк, пусть паленый, пусть дешевый, пусть мерзкий на вкус, но только коньяк. Просила пятьдесят граммов и ждала, когда он предложит ей: « Может сто?» Она всегда отвечала:
-Ну ладно, давай!
Потом, быстро пьянела и разговор продолжался по схеме, как переход через реку по одной и той же подвесной лестнице: говорила, что у нее на счету телефона совсем нет денег, потом просила чего-нибудь поесть, и после бутерброда требовала что-нибудь посущественнее: мясо по - французски или шашлык, потом, что у нее дома кушать нечего, далее, что она хочет всего - подарков, поездок, внимания, и, наконец, начинала рыдать, внезапно, без повода и никакими уговорами нельзя было ее успокоить. Сквозь слезы отрывисто выбрасывала слова, что ей нечего надеть, даже бюстгальтера нет, не говоря уже о трусиках и нет никакой, просто никакой по определению, обуви, а на дворе рано или поздно наступит осень. И если он не будет ей помогать, она перестанет с ним встречаться, Да, перестанет встречаться, совсем!
- Но ведь только на днях я тебе оставил двести баксов? Тебе мало?
- Ничего себе, я ребенку купила игрушки и мы с девочками отпраздновали день рождения далай-ламы Тибетского Лхамо Дхандруба который стал Джецуном Джампелом Гьяцо! Ты что не понимаешь?
Утро.
Петренко не спалось, и он тихо вышел из квартиры, чтобы не разбудить супругу в соседней комнате - хотя знал, что она все слышит и все о нем знает!
Выгнал из гаража свои «Жигули» и поехал в Артбухту. Сел в баре и заказал кофе. С Катей они расстались, поздно вечером она сказала, что пойдет домой и запретила ее провожать.
На площади у моря почти никого нет. Яркое утреннее солнце, поблескивающая вода у берега. Из «крутого» бара выходит девушка в белых джинсах, несет в руке ведро. Отходит от двери заведения и выплескивает содержимое на проезжую часть. Отводит руку с ведром чуть назад и медленно возвращается к бару. И тут Иван Николаевич видит ее - Катя еле бредет по набережной и даже издали видно, что она пьяная - походка тяжелая и такой же взгляд, кажется, пробуравливает асфальт. Петренко быстро встает из-за стола и отходит на угол. «Только бы не увидела, только бы не увидела!»- шепчет он. Быстро садится в машину и уезжает к себе домой. У дома вертится пьяный Вадик.
-Эй!- приветствует он, - мужчина умеющий танцевать, всегда сопровождает партнершу, чтобы смотря на нее, ей все наслаждались. И тогда, он выглядит очень хорошо, про такого говорят, что он умеет танцевать. Чем лучше выглядит она, тем лучше выглядит он. Ты понял?
-Что понял?
-Знаешь, как смотрит на тебя волчица? Она смотрит не на тебя, она смотрит сквозь тебя!
-О ком это ты?
- О бабах, все они волчицы!
-Да пошел ты в..! - обрывает его Иван Николаевич и быстро идет к себе домой, - ты мне еще про тонкую рябину сказку расскажи!- бросает он на ходу раздраженным голосом.
- Ты чего? Ты чего? - испуганно бормочет Вадик.
Наконец, она вышла из дверей офиса, в котором работала.
- Привет!- сказал Петренко, как дела?
Она промолчала и по своему обыкновению стала смотреть на свои ноги.
-Мне денег надо, - тихо сказала она, - много. Понимаешь?
-Зачем тебе деньги? Ты же красавица! Но если смотреть со стороны, то ты кажешься женщиной, лишенной мужского внимания. Я готов выполнить эту почетную миссию, эту недоработку, этот пробел. Ты, как слон в басне Крылова. А слона-то мужики и не приметили. Они на шавок и на всяких там мосек западают. Несовершенен мир!- и взял ее за руку,- так в 18.00?
Она резко вырвала руку:
- Я не приду в шесть часов, я занята сегодня.
- А завтра?
- И завтра тоже!- резко произнесла она и вышла из машины.
Наваждение пропало, вроде как его и не было все это время. Он смотрел ей вслед и видел развалистую задницу, казалось дребезжащие при ходьбе, мощные ноги, вывороченные колени, вдавления целлюлита и грубую мужскую походку. А не стремительность движений и полную утонченность, какую он видел раньше. И, самое главное, он почувствовал к ней отвращение. Настоящее отвращение, не благодаря доводам, а как рефлекс, вызванный неприятным запахом.
- Слава Богу!- прошептал он, - слава Богу!
И первое, что он сделал, взяв в руки мобильный телефон - стер ее номер из памяти.
Еще раз посмотрел ей вслед и опять возрадовался
-Слава Богу!- включил передачу и с легкостью погнал машину вниз,- слава Богу! Слава Богу! Все, теперь домой! Только домой! К жене! Пусть делает со мной, что хочет! Да, еще по пути Вадику бутылку поставить! И домой, только домой! К жене! Скорее!
Проехав немного он, вдруг, затормозил у обочины:
-А она меня пустит? Не поздно ли?
Включил скорость и медленно поехал в сторону дома, как на место казни, ощущая бездну перед собой …
