катиться в бутылку обрывком неба, щепоткой бездомной меди…
Ты можешь реветь, что ты – гриб бессмертный, и черви тебя спасут,
ты можешь кричать, что, мол, всё, фонарь – и давиться фонарным светом.
Ты можешь крестить себя Гекльберри или невещий Финн,
ты можешь верить в псалмы от Готье, напиваться, как пёс, из лужи…
Бесплотный фонарщик мотает на ветки сухие всё тот же фильм,
в котором идут в ладонь режиссёра негритята, а кто-то их ждёт на ужин…
Всё так же задиристо звякают ложечки, допингом пахнет суп,
вращаются купола и окна мёртвым котом, серее
меха небесного…
А негритята звёзды, поди, пасут,
и развлекаются тем, что рисуют пятый глазок сирени.
Город не верит в сирень и негров тёти Агаты – он
больше силён в крематориях, ядрах, таксомоторах рыжих…
Ты можешь быть его лучшей трелью, но однажды пробьёт рингтон
суки-фонарщика – и два лимона глаз твоих кто-то выжмет,
только без сока…
Стопки, горбушки, лапочка, лапу бы,
Бим с чёрным ромом в зрачках…
По затылку фонарик скребёт заколкой…
Тот, что ведёт фонарём по вселенной, пробует долюбить
смутных актёров, переставляя их имена с полки на полку…
