Эпиесе 11. НО СНАЧАЛА БЫЛ МАССАЖ…
Я сел на диван, гладя Аякса. Тот свернулся в клубок, укрыв нос хвостиком, и засопел. Муза с ногами устроилась в кресле-"антик".
- Ну, Виктор, рассказывай.
И я стал рассказывать. Кино в этот раз не было. Было радио. Голос мой звучал незнакомо, я слышал смену интонаций, как в "Театре у микрофона". Муза слушала молча, вопросов не задавала, но вид у неё, как показалось мне, был чуть рассеянный. Будто она прислушивалась ещё к чему-то в себе. Я замолк. Муза, пытаясь устроиться поудобнее, болезненно поморщилась.
- Что с Вами, Муза? Вы нездоровы?
Она встала передо мной.
- Да, ничего. Что-то плечо побаливает. То ли потянула, то ли застудила…
- А, может, Вам сделать массаж? Должно помочь…
Она посмотрела на меня долгим внимательным взглядом.
- А ты и массаж умеешь?
- Так я же курсы спортивного массажа кончал. Сколько уж я ребят-то разминал! Да и подрабатывать приходилось…
- Ладно, коли так. Попробуем.
Она сделала неуловимое движение рукой, и её бело-голубое одеяние, как по волшебству, оказалось на полу. Я не ослеп и не оглох. Я стоял и впитывал открывшуюся мне картину красоты языческой богини. Не знаю, почему языческой, но именно это слово возникло у меня в голове. Описать её тело я не могу, так же как вы не можете его увидеть. Но Оно было Прекрасно.
Муза едва заметно усмехнулась и лёгким своим шагом прошла в спальню. А я пошёл мыть руки. Требования гигиены нас всё-таки приучили соблюдать жёстко.
Войдя в спальню, я увидел, что одеяло на кровати отброшено, и Муза лежит вниз лицом, уткнувшись в подушку.
- Нет, подушку надо подложить под грудь, так лучше.
Она приподнялась, не глядя на меня, подвинула подушку.
И я коснулся её тела. Одно волшебство кончилось, но началось другое. Руки привычно делали своё дело, легко и осторожно разминая и разглаживая мышцу за мышцой. Двадцать лет занятий спортом не прошли даром – я научился понимать в них толк, да и в телах человеческих тоже. Мышцы её были упруги, длинны и эластичны. Это даётся либо единицам от Бога, либо достигается долгим упорным трудом. В теле не было ни капли лишнего жира, но не было и аскетичной высушенности старого упёртого профессионала. Это был изумительно настроенный инструмент бойца. Я быстро нашёл больное место: оно отзывалось на прикосновения короткими судорожными сокращениями. Да, точно, застарелое растяжение. Хотя, возможно, был и порыв. Руки делали, что им положено, а я мог прислушаться к своим ощущениям. Пальцы мои, кажется, начали петь. Каждый нерв тела обнажился и звенел. А всё это складывалось в удивительной силы мелодию, которая, подчиняясь моему приказу, вливалась через руки в лежащее передо мной тело. И я чувствовал его, как привык чувствовать себя самого. Я ощущал его боль, я собирал эту боль в комочек, поглаживал её, ласкал, уговаривая расслабиться, распуститься, раствориться и уйти. И она была послушна: расслабилась, стала засыпать и, наконец, исчезла где-то.
Глубоко вдохнув, я выпрямился, и почувствовал, что по спине моей бежит струйка пота, а на носу висит капля. Смахнув её рукой, сказал:
- Всё, можете одеваться.
А сам пошёл принять душ. Как ни странно, коня с золочёными копытами нигде не было. Ну, дела…
Когда я вышел из ванной, Муза, уже одетая, сидела в кресле. Причесываться ей, видно, нужды не было никогда – волосы лежали на плечах медной отливкой.
- Ну, как? Полегче стало?
Она легко поднялась, подошла ко мне, Глядя в глаза, поднялась на цыпочки и, крепко прижавшись, расцеловала в обе щеки.
- Спасибо тебе, ВиктОр. Ты – молодец.
- Да что уж особенного, там и было-то всего…
- Что было – знаю. Я не о том. С плечом я и сама бы справилась, не маленькая. Вёл ты себя по-мужски...
Я понял, о чём она.
- Муся, ну, что ты, да скот я, что ли…
Я не заметил даже, что перешёл на "ты".
- Вот за это и спасибо! За это и молодец.
Дальше мы пили чай, о чём-то говорили, смеялись, и нам было хорошо.
Потом была ночь. О ней я вам ничего не скажу. У вас такой ночи не будет. Может быть любая, но – другая. А та была – только наша.
/Продолжение следует. Следите за рекламой!/