И, чем может, со всеми делится,
Но кричат на нее: «Ату ее!
Пусть прилюдно она разденется.
Совесть может быть только голая,
Что с того, что она стеснительна?» –
Надрывалась толпа развеселая
Беззастенчиво и презрительно.
И содрали под хохот звонкий
Ее рубище с бела тела;
Совесть всхлипнула лишь негромко,
А потом со стыда сгорела..