устав, рассыплет яблоки в садах,
пастух-сентябрь погонит тучные стада
на юг, где волос в косах дев так густ,
октябрь обрядится в крахмальную манишку,
мелькнёт ноябрь среди исписанных бумаг
и, наконец, пожалует зима,
ты сядешь в кресло и, пролистывая книжку,
вдруг обнаружишь лета ломкие закладки:
билет из барселонского метро,
чек на две чашки кофе из бистро,
мой черновик, листок лаванды сладкой
и кое-что ещё (о том – молчок,
оно теперь в шкатулочной финифти,
но ты тогда боялся – фифти-фифти).
И снова станет солнце горячо,
песок набьётся под ремни твоих сандалий,
а ветер-франт, всю ночь проспав на бигуди,
пройдётся гоголем по парку Гауди,
чтобы его красотки разгадали,
и, пофорсив, свернёт за угол Ла Педреры.
Тогда ты в пальцах разомнёшь сухой табак
и будешь слушать, долгий дым пуская, как
зима сочится под московскую портьеру.