http://martomania.ru/museum/htmls/PAWLOVSKY.html
Олег Павловский. «Шторм», х.м., 81 х64 см., 1994.
* * *
НОВАЯ АЛЬТЕРНАТИВА КОНЦЕПТУАЛИЗМУ
Живопись Олега Павловского романтична в самом чистом и высоком смысле этого слова. Главное отличие его буйных вымышленных морских пейзажей от подавляющего большинства современных работ – это праздничная приподнятость и необыкновенная эмоциональная насыщенность полотен, исключающая самую возможность той горькой, тотально разрушительной иронии, которая, к сожалению, остается неотъемлемым отличительным свойством искусства эпохи поставангарда.
Бесконечная художественная рефлексия постмодерна в конце-концов надоедает, визуальный эпатаж принимает все более и более привычные вялые формы, а монотонность и повторяемость – как основные эстетические категории, определяющие взаимоотношения современного художника со зрителем, – перестают нас удовлетворять.
Сама материя жизни и в Европе, и в России уже не та, из которой можно было кроить причудливые беспредметные одеяния на любой вкус, заполняя художественный рынок умозрительной продукцией, имеющей лишь сиюминутную концептуальную ценность. Война в самом центре европейского континента, реальная угроза жизни каждого человека, потеря твердой почвы под ногами – все это предъявляет к искусству новые требования. И вот возникает потребность снова ощутить чувственную плотность красок, взрывчатую силу живописной формы, своего рода ностальгия по сильному эмоциональному переживанию, по нескрываемому артистическому темпераменту.
Работы Олега Павловского в высшей степени эмоциональны и темпераментны. Они создавались в 80-90-е годы, но, смею надеяться, принадлежат будущему. Их смысл может быть полностью раскрыт лишь в контексте нарождающейся волны неоромантизма, которая все более ощутимо дает о себе знать, приходя на смену идеологии и практики концептуализма.
Романтизм Олега Павловского ностальгичен. В его маринах дышит нескрываемое, яростное желание, во что бы то ни стало вернуться к утраченному юношескому восприятию мира. Наша юность прошла под знаком моря, и глядя на эти полотна, я вспоминаю не только горящие корабли Тёрнера или умиротворяющие гавани Клода Лоррена, но и сияющий мир феерий Александра Грина, экзотику джеклондоновских «Сказок Южных морей», романов Джозефа Конрада, колониальных фантазий Пьера Лоти… Да, эти работы возвращают меня в мир и юности, когда тоска по настоящей, чувственно насыщенной, подлинной жизни, усиленная близостью реального Финского залива, претворялась в образы некоего метафорического, условного Юга, в картины Леванта, населенного свободными, сильными и гордыми людьми – пиратами, контрабандистами, авантюристами разных мастей.
Визуальное воскрешение этого бескорыстно-праздничного, открытого, радостно-опасного мира – вовсе не прихоть художника-одиночки. Пейзажи Павловского можно рассматривать как особую художественную акцию, резко полемичную по отношению к господствующим эстетическим пристрастиям.
Этот вымышленный мир фантастических гаваней, загадочных руин, белогрудых парусников и старинных пароходов, цыганских лиц и апокалипсических облаков лишен внешних примет современности, однако это мир современного художника и современного человека. Он внутренне непротиворечив, целокупен. В нем органически соединяются космогонические видения («Судный день», «Огонь. Люди и война»), но доминирует все-таки стихия воды, субстанция Мирового океана одухотворенная творческим вмешательством тысяч живописцев – от старых голландцев до импрессионистов.
Подчеркнуто вневременной, внеисторический характер изображений, изысканная традиционная техника, с многослойными лессировками и бушующими пастозными массами, сложными, но всегда гармоничными цветовыми соотношениями, резкими светотеневыми контрастами – все это сообщает полотнам Олега Павловского какую-то особенную, мечтательно-активную энергетику. Однако бьющая через край внешняя экспрессия в каждой работе принимает вид завершенного, законченного, сбалансированного композиционного единства, отливается в убедительные и строгие формы.
* * *
Виктор Борисович Кривулин. 1994
