Ставлю на выдох… трепещется сон у виска… в метре от взгляда срывается взбалмошный ливень. Там, где есть ты, отрезвляюще бьется Москва в тронно-пьянеющий, непредсказуемый Питер. Трудно дышать… за секунды… своей чередой, тиками – таками, время меняет маршруты, те же проспекты разбиты твоей рукой на убегающие мои минуты. Сколько увечий, надменности жмут кресты, больно… мне больно! Ты слышишь? Я пела не в ноты, но восковеют натруженные холсты от реставрируемой твоей дремоты. Те же вокзалы, но память за них горой, чертовы рельсы несущие неуносимое. Милая, спи… я сменила твоей рукой время дождя на чарующее бессилие. Милая… поздно не там, где я друг и враг, поздно не там, где постель – увечье… Поздно, где город срывается под овраг, поздно, где я марширую ступни калеча. Поздно не там, где я и не там, где ты, поздно не там, где небо свернулось духом. Поздно, где я сублимирую черты лиц… поздно там, где ты шепчешь «люблю» на ухо. Греюсь твоими остатками небытия… Тело не в счет, где-то там, между лип и песочниц, я проверяю не питерскую тебя, на твою, заведомо, не московскую прочность.