***
и пока нас (незрячих) Господь не снимает с огня
и пока поспевает черешня и бродит в зрачках
ты меня обними обмани и забудь про меня
променяй пронеси мимо рук в непослушных руках
и пока нас крадёт друг у друга пернатая речь
(онемевших) ведет за три моря чернея лицом
обо мне помолчи не умея как прежде сберечь
то что сказано было когда-то небесным Отцом
и пока в нас (оглохших) течет неживая вода
словно камни морские серебряный слух обточив
ты бессмертную птицу поймай в обгоревших садах
и черешней с руки накорми и с собою сличи
***
ты лодкою ушедшая на дно —
ни имени, ни черт не вспомнить даже:
так кислород, продернутый в окно,
становится и светом, и пейзажем
и тянется обратно - в облака,
где ангел (про)ступает в каждом встречном,
где ты в меня впадаешь, как река,
и оживаешь - воздухом и речью...
***
стеклянный свет. и холодно. едва
в дыхание вмещаются слова.
нас не доспят и в грусти треугольной
забудут, потеряют до утра,
в сухой траве оставят умирать,
где будет свет нас обнимать небольно
и целовать простуженно в висок.
на клене побелеет волосок,
и инеем покроются ресницы…
а солнечная взвесь легко-легко
в траве осядет медом с молоком —
и жизнь опять сначала повторится.
***
время ли в темечко клюёт или душа прорастает?
когда-нибудь нас всех из землицы вынут:
тебя, меня, серёжку, марусю, раю -
и будет свет дышать нам всем в спину.
и станет жизнь не пульсом, а словом биться -
совсем простым, чуть-чуть с изнанки солёным,
как море, где нам с тобой предстоит родиться
и выкликать оставшихся поимённо.
***
когда в твоём саду не наберется
на выдох под ключицею колодца —
в коленной чашечке подробного кузнечика
тогда настанет «холодно» и «нечего»…
а хочется… а тянется к обратному,
туда, где свет почти сравнялся с ватою,
и можно взять его, попробовать всей кожею,
как в нём — неговорливом и нехоженом —
тепло и хорошо, легко и яблочно
молчать, пускать по воздуху кораблики,
пускаться в путь и, испросив прощения,
с рассветом надышать на воскресение.