угрюмо, да скрипит на ветру калитка. Золотая, как солнце, песня прервалась в
нестерпимой боли; омрачилось тенями небо, замирая, склонилось поле. Я пройду в
онемевшем мире, тишиною до края полном, в золотом полевом разливе, по бегущим
пшеничным волнам. И до старой дойду калитки, и смычок окуну я снова в кровь
израненой насмерть скрипки, и польются над лесом стоны. И польется в
предсмертной муке возрожденная песня-птица; будут таять над полем звуки, будет
свет из под струн струиться. И опять станет небо прежним, как дыханье живого лета;
как подснежник, бездонно-нежным, бирюзовым, пустым и светлым...