Я ходил в воскресенье в берёзовый лес за волнушками,
То в овраги нырял, то в крапиве с головкой тонул,
Паутиной облепленный, звонкими нудными мушками,
Отовсюду там слышал компрессорной станции гул.
Хорошо вспоминать мне апрельскую эту «Полянскую»,
Как на льдину, пробравшись в досель недоступный лесок,
С зимовавшей в лесу же бутылкой хожу я и пьянствую,
Собирая по капле берёзовый медленный сок.
Было лето сухое. И знак недостаточной влажности –
Пересохший валуй, предоставивший просто гулять,
И о хлебе и лесе, об их относительной важности,
И о главном на свете – приходиться только гадать.
И куда торопиться? Не ищут по следу измятому,
По вороньим глазам, по диковинным травам у пней.
Здесь на память и, кстати, цитировал Анну Ахматову,
И крапива запахла как роза, но только сильней.
Эти звуки и запахи как-то мне призрачно нравятся,
И кусты шебуршат – неожиданный хмель их обвил.
Охватило волнение, в памяти что-то стирается,
Только помнится вечность природы и верность любви.