Я лежу и смотрю на все это бурлящее, гомонящее, ликующее и жующее действо, гордо именуемое «Корпоративная вечеринка» Какие, все-таки смешные создания, эти люди! Посмотрели бы на себя со стороны. Не то, что мы – бутерброды! Во мне, как у Пушкина, сошлись лед и пламень. Ведь часть меня – это холодная глубина Камчатки, актинии с развевающимися щупальцами, напоминающие хризантемы, морские звезды, королевские крабы и моя мать – горбуша. Вторая половина - палящее солнце бескрайних Кубанских степей. Все это соединилось по нелепой прихоти судьбы, чтобы исполнить таинственное предначертание, смысл которого мне пока неведом. Я вынырнул из философских раздумий и вновь оказался в банкетном зале. Огромная люстра в стиле Hi-Tec сияет сотнями лампочек, многократно отражающихся в икринках, и они горят, словно драгоценные рубины в короне монарха. На сцену выходит человек в сером костюме. Высокий, слегка сплющенный с боков, с большими глазами и ртом, хищным носом. Он напоминает кижуча. - Шеф… - Шеф… - Шеф говорит тост, - слышится со всех сторон И он говорит. Речь перегружена афоризмами и остротами. Этот человек явно очень образован. Вот похожая на навагу женщина замерла с открытым ртом и не сводит восхищенных глаз с говорящего. Но он не смотрит на навагу, не смотрит на других сотрудниц, пестрой стайкой корюшек-зубаток замерших в позе почтительных слушательниц. Шеф не сводит глаз с очаровательной брюнетки в конце зала. На кого же она похожа? На легкую тихоокеанскую сельдь? Нерку? Чавычу? Я напрягаю память, и вдруг в голове всплывает нужное слово. Кетцаль. Священная птица майя и ацтеков. Богиня воздуха. Откуда во мне это знание? Не знаю… Вероятно из прошлых жизней. Шеф заканчивает речь и спускается со сцены под звон бокалов и радостные возгласы. Он идет к Кетцаль. Я чувствую, что она не рада такому вниманию. Шеф останавливается возле блюда с бутербродами. - Пусть он выберет меня, - заклинаю я судьбу, - пожалуйста, пусть он выберет меня. Судьба благосклонна. Шеф отделяет меня от остальных собратьев, кладет на маленькую тарелочку и приближается к Кетцаль гордо и неумолимо. - София, предлагаю вам этот замечательный бутерброд, - говорит он - Спасибо, - отвечает она. Улыбка кривит исключительной красоты губы. Я чувствую - ей не хочется есть. - Я хочу, чтобы вы его съели, - с напором говорит шеф. - Спасибо, - отвечает Кетцаль. - Пожалуйста, София, - настаивает он. Я чувствую внутреннюю борьбу, происходящую в душе Кетцаль. Ведь она – дитя свободы, и никогда не сделает ничего против своего желания. И тогда я прихожу на помощь. - Опля! – и я падаю. Мне известны правила игры. Бутерброд должен падать исключительно маслом вниз – и я не нарушаю этот закон. Икринки-рубины радостно разбегаются по лацканам серого костюма. - … - говорит шеф - … - говорит шеф - … - говорит шеф. Сейчас он уже не похож на гордого кижуча. Скорее на хронически пьяного комбайнера Никифора с бескрайних Кубанских степей. Я лежу на полу и тихо радуюсь: моя миссия выполнена, таинственное предначертание судьбы свершилось.