не целует, не жалит… глядит равнодушно вослед бестолковая юность с колечком фривольным в пупке. я ей не по росту, я кутаюсь в клетчатый плед иных разговоров, в которых нельзя налегке, в которых расшитый тюльпанами западный клеш совсем неуместен, и пьется бордо как вода. в пятнистую карту вселенной флажок не воткнешь «я буду там завтра». и в спину кричит «никогда» от песен оглохшая юность на том пятачке, где школа, пустырь и последний разбитый трамвай, и пишет записку на все еще важном клочке из старой тетради: ты это… ну, в общем, бывай. я буду. … сжимать в кулаке беззащитное горло клико, и с пеной у рта говорить, что еще молоко совсем не обсохло. старинных друзей адреса я помню! я помню… и ветер в своих парусах, и жар на губах от чужого и властного рта. ну что ты темнишь. проведенная Богом черта не повод бросаться в столично-безликий апломб, и годы не годы – количество новеньких пломб, кривая азарта виляет кудлатым хвостом. садись, дорогая, да выпьем, как раньше, по сто. … давай портвейна. впрочем, уж не тот портвейн, как жизнь… в ней правильность и мерность. приобрела черты моя вседневность бояровых окладистых бород. здесь юность не цепляет, не клюет, - пиджак накинув на худые плечи, в том прошлом что-то штопает и лечит, и в пальцах нервных сигарету мнет. бывай…